Второй пилот вошел в кабинет, огляделся и сел на предложенный ему стул. Он был высок и с трудом разместил свои ноги под письменным столом.
Йеппсен своим наметанным глазом определил, что ему тридцать с небольшим. Он казался спокойным и каким-то расслабленным. Даже слишком расслабленным, подумалось комиссару.
С несколько наигранным равнодушием Кок еще раз оглядел кабинет, достал пачку сигарет, предложил комиссару и сам взял одну. Они закурили, причем Йеппсен отметил, что зажигалка у него из очень дорогих.
Ироничные, смеющиеся глаза Кока и все его поведение с самого начала не понравились комиссару, и он с раздражением в голосе приступил к уже привычным вопросам.
Рассказ Кока о том, что произошло с момента приземления в Стокгольме, совпадал с показаниями стюардесс. Неточностей никаких, похоже, не было, однако ответы его звучали сухо и односложно. У Йеппсена создалось впечатление, что убийство совершенно его не интересует. Он был натянуто вежлив, как будто вопросы утомляли его.
— Как вы думаете, кто убийца? Вы кого-нибудь подозреваете?
— Нет.
— Никого?
— Нет. В ту ночь в Стокгольме была тьма народу, и почти столько же было и возможностей.
— А вам не кажется, что их число можно ограничить двумя?
— Как вам будет угодно. Мне об этом деле ничего не известно.
— Но ведь вы сами — как раз и есть вторая из них.
— Повторяю, как вам угодно.
— Не могло бы это заставить вас рассказать об отношениях между вашими коллегами и убитой?
— А если рассказывать нечего?
— А если есть что-то и вы об этом умалчиваете?
— Вы что, хотите, чтобы я сочинил что-нибудь, спасая собственную шкуру?
— Так и хочется сказать: аллилуйя!
— Вы религиозны?
— Нет, просто восхищаюсь вашим благородством. Вы предпочитаете сами попасть под подозрение, нежели выдавать тайны ваших коллег.
Кон нагловато ухмыльнулся:
— Аминь.
Йеппсен выдержал короткую паузу и продолжал:
— Что вы думаете о Гунилле Янсон?
— Дьявольское отродье. Уж будьте уверены, там, куда она попала, она не мерзнет.
— А не вы ли, случайно, помогли ей отправиться туда? Кок снова улыбнулся и даже слегка махнул рукой:
— А что вы думаете, меня бы это, пожалуй, не смутило, если бы не одно маленьное обстоятельство.
— Вы позволите узнать, какое?
— При виде крови мне становится дурно. Было бы довольно неразумно с моей стороны свалиться в обморок рядом с телом своей жертвы, как вы считаете?
— Вы вовсе не выглядите таким уж слабеньким.
— А я и не льщу себя надеждой, что вы мне поверите на слово. И тем не менее это так.
Йеппсен глубоко затянулся и спросил:
— Что произошло после вашего вылета из Броммы?
— Мы полетели.
— Да что вы говорите, не может быть! Когда вы вышли из кабины?
— Когда мы приземлились в Гётеборге.
— А капитан Нильсен?
— Когда мы приземлились в Гётеборге.
— Труп убрали или вы, или капитан Нильсен. Для этого одному из вас пришлось выходить из кабины раньше.
— А кто это сказал?
— Это факт.
— Ну что ж.
— Это не ответ.
— По крайней мере единственный, который я могу вам дать.
— Так кто же выходил из кабины, вы или капитан?
— Никто. Мы спокойно сидели рядышком вплоть до самой посадки.
— Кто же тогда убрал тело? Или оно само?
— На этот счет пусть голова болит у вас, господин комиссар. Вы за это деньги получаете.
— Кроме денег моя должность дает еще и кое-какие права; например, право арестовывать.
— Следует ли это понимать так, что я арестован?
— Это следует понимать так, что вы очень легко можете быть арестованы.
— Ну что ж…
— Господин Кок, вы начинаете меня утомлять. Единственное, что я от вас хочу, — это правдивых ответов. Ведь все это не шуточки — человека убили.
— Гуниллу вашими вопросами не оживишь; но как бы там ни было, а лучше на них все равно не ответишь. Я рассказал вам все, что знаю. Простите, но сделать это еще лучше — не в моих силах. Я арестован или же могу идти?
Йеппсен молча махнул рукой, давая понять, что Кок свободен.
На пороге второй пилот обернулся и сказал:
— Вы только зря тратите время, комиссар. Гунилла того не стоила.
Услышав, как хлопнула дверь, Йеппсен пробормотал:
— Ложь номер три.
Отвечая на вопросы комиссара, капитан Нильсен нервно сжимал и разжимал кулаки. Зачастую вместо ответа он просто утвердительно кивал или отрицательно качал головой. Голос его был ровен, однако говорил он медленно, явно обдумывая каждое свое слово. Это был полнеющий мужчина под пятьдесят с темными, седеющими волосами, аккуратно уложенными так, чтобы скрывать уже довольно обширную лысину. Мягкие, округлые черты его лица производили приятное впечатление, которое, однако, портили глаза, беспокойно перебегающие по комнате с предмета на предмет.
Нет, он не заметил ничего необычного; придя к себе в номер, он сразу же лег спать; к сожалению, он ничего не знает.
В его рассказе были некоторые отдельные несоответствия, он заметно нервничая, но Йеппсен ни разу не прервал его, давая выговориться. Его описание всех событий, предшествовавших убийству, вроде бы ничем не отличалось от рассказов остальных, как вдруг неожиданно он умолк на полуслове, как будто бы забыл, о чем только что говорил, и с волнением и каким-то недоумением посмотрел на Йеппсена.
— Капитан Нильсен, мы дошли до того момента, когда вам сообщили, что в гардеробе найден труп.
— Да-да, конечно; я сразу же передал это по радио в Гётеборг.
— А потом?
— Потом… мы приземлились, и гардероб оказался пуст.
— А до этого вы не выходили из кабины?
— Нет, я все время сидел на месте.
— А Кок?
— Что вы имеете в виду? Я не понимаю…
— Кок выходил из кабины?
— Насколько я помню, нет, не думаю…
— Попытайтесь вспомнить это точно. Вы оставались один в кабине на какое-то время?
— Нет, кажется, нет…
