находится в безвыходном положении.
Пристыженный, в отчаянии, он резким жестом отодвинул от себя доску, да так, что фигурки посыпались на пол. Вскочив со стула, он кинулся прочь из кафе. Смех зрителей летел за ним по пятам. Пробежав по улицам, Жан-Жак бросился дальше — куда глаза глядят. Он не понимал, что делает, но ему было на все наплевать. Он хотел только одного — убежать, спрятаться подальше, спрятаться навсегда от других.
Вольтер! Вольтер!
Мечты так и останутся мечтами. Вольтер и впредь будет для него недосягаемым. Жан-Жак упал на землю в полном изнеможении. Его охватил приступ рыданий, он закрыл руками рот, стараясь сдержаться. Жан-Жаку хотелось только одного — умереть, умереть как можно скорее.
Сколько ночей потрачено впустую! Он так и не сумел никому ничего доказать. Жан-Жак вновь услышал смех собравшихся в кафе любителей шахмат, он звенел в ушах, не давая покоя. По ударам своего сердца, по холодному, выступившему на лбу поту, по горению внутри он чувствовал, что ему осталось жить немного.
Но ведь он еще так молод, разве можно умирать в таком возрасте? У него полно сил, нельзя же беспомощно валяться на земле после первого поражения. У него есть красавица мама, его мадам де Варенс, у него есть любимые книги, учеба. И еще — учитель Вольтер!
К тому же оставались и шахматы. В конце концов он убедится, что узнал гораздо больше, чем предполагал.
Через несколько лет в Париже он будет прогуливаться со своим хорошим другом Дени Дидро[9]. Тот уже станет знаменитым писателем, а он, Руссо, все еще будет пребывать в неизвестности (и, судя по всему, это никогда не кончится!). Они частенько будут заглядывать в кофейню Могиса, чтобы немного выпить и сыграть партию в шахматы. Руссо всегда будет одерживать скорую и убедительную победу над Дидро.
— Ты постоянно выигрываешь, — станет жаловаться Дидро, — причем не даешь мне даже опомниться.
— Просто ты не вникаешь в суть игры. Купи «Книгу Калабриана». Выучи основные гамбиты[10] и защитные варианты. Ну, то, что я сделал сам.
— Я тоже учился! — воскликнет Дидро. — Но ты все равно ушел далеко вперед.
— Ты наверняка сможешь меня нагнать, стоит только попытаться.
— Ну а как насчет пожертвования мне фигуры? — предложит Дидро.
— Что такое? Неужели тебе так нравится выигрывать? В таком случае я готов пожертвовать тебе не только ладью, но и королеву, и ты у меня обязательно выиграешь. И не важно, заслуживает твоя игра выигрыша или нет.
— Ты меня неверно понял, — станет оправдываться Дидро. — Мне просто хочется знать, какое удовольствие получаешь ты от постоянной победы надо мной. Если ты сам себе создашь дополнительные трудности и при этом выиграешь — тем больше тебе чести.
— Если ты считаешь, что игра нечестна, — возразил Руссо, — то стоит ли вообще играть?
— Нет, я этого не говорил. Просто подумал, что тебе скучно постоянно у меня выигрывать.
— Нет, не скучно. Ну, если ты не против, то будем играть как прежде. Идет?
— Отлично, — согласится Дидро, мирясь с ролью постоянного неудачника.
Впоследствии, когда оба они добьются большой славы (причем Руссо затмит Дидро) и они расстанутся после крупной ссоры, Дидро напишет: «Какое неистребимое желание у Руссо чувствовать себя выше меня! Даже в таком пустяке, как игра в шахматы».
Дидро, судя по всему, так и не понял своего бывшего друга. Он никогда не понимал, как важна шахматная игра для Руссо. И почему ему так необходимо было выигрывать.
Причиной был Вольтер.
Чтобы понять до конца, как Вольтер превратился в навязчивую идею для Жан-Жака Руссо, нужно обратиться к его первому письму, отправленному Вольтеру. Сколько воображаемых писем составил он до появления настоящего предлога, чтобы взяться за перо и бумагу!
«Месье!
В течение пятнадцати лет я стремился стать достойным Вашего внимания, которое Вы уделяете обычно молодым людям, в которых обнаруживаете талант…»
Молодые люди? Увы, он ведь не так молод! Ему почти тридцать три, кажется, так. И у него куда больше оснований писать знаменитому композитору Жану Филиппу Рамо[11] , чем Вольтеру. Ему как музыканту предложили просмотреть пьесу-буфф «Принцесса Наваррская», написанную Вольтером на музыку Рамо по случаю бракосочетания французского дофина с испанской инфантой. Ее премьера должна была состояться в Версальском дворце[12] . В оперу требовалось внести кое-какие изменения, на которые ни у Вольтера, ни у Рамо не было времени. Оба они уже работали над другой оперой-буфф «Храм славы», которая прославляла боевые победы Франции над Англией[13].
Короче говоря, это была музыкальная «халтура». Так, для нетребовательного зрителя. И Руссо это отлично понимал. В связи с этим он писал:
«…каким бы успехом ни увенчались мои слабые усилия, он тем не менее станет для меня славным подспорьем, если в результате мне будет оказана честь познакомиться с Вами, чтобы я мог выразить Вам лично свое восхищение и то глубокое уважение, которое я, месье, питаю к Вам как Ваш преданный и скромный слуга…»
Витиеватый стиль письма присущ переписке того времени. Жан-Жак на самом деле считал, что добьется своей цели, если его «слабые усилия» помогут ему познакомиться с Вольтером.
Особенно серьезной выглядит первая строка: «В течение пятнадцати лет я старался стать достойным Вашего внимания…» Никогда в жизни ни к одному писателю Руссо не обращался столь выспренне — только к Вольтеру. «Написано с болезненным тщанием» — так прокомментировал эти строки первый издатель письма. Да, на самом деле оно было написано с «болезненной аккуратностью». Для Вольтера это не имело никакого значения, но для Жан-Жака, жившего на чердаке, практически никому не известного литератора, вечно нуждавшегося в деньгах, это значило все на свете. Он был никем, и этот «никто» писал важной персоне.
Их встреча произошла в декабре 1745 года. Они встретились в Париже, — Вольтеру было пятьдесят один, а Руссо — тридцать три.
Имя Вольтера в то время было, как никогда прежде, у всех на устах, так как он только что завершил свою поэму, посвященную битве при Фонтенуа[14] — великой победе, одержанной французами над англичанами, и типографии не справлялись с постоянно растущим спросом на его книгу. Парижане гордились тем, что знали наизусть строки из этой поэмы в честь столь редкой для них победы над англичанами. Вольтер не только опередил остальных поэтов своим триумфальным произведением, но и сумел упомянуть отличившихся героев. Это понравилось всем, в том числе королю Франции[15], который присутствовал на поле брани.
В результате Вольтера назначили официальным историографом Франции, а потом и первым камер- юнкером[16], что принесло ему солидное жалованье, бесплатную квартиру в королевском дворце в Версале. Кроме того, благодаря неутомимой поддержке новой любовницы короля — Жанны Антуанетты де Помпадур[17] — имя Вольтера было внесено в список кандидатов на получение вакантного места во Французской академии. Правда, Вольтер так уж не нуждался во всех этих почестях. Да и в деньгах тоже. Он давно стал знаменитым, его книги переводили и издавали во всем цивилизованном мире. К тому же он и сам был неплохим, довольно хитроумным финансистом. В сделках ему всегда сопутствовал успех. Он стал одним из первых предпринимателей, понявших преимущества искусственного ажиотажа для получения прибыли. К тому же он получил целое состояние после смерти своего старшего брата. Став очень богатым человеком, Вольтер вложил свои деньги в ценные бумаги Парижской ратуши, в крупный банк — «Пари-Дюверни» и его торговую фирму. Он щедро давал в долг крупные суммы важным людям, среди которых был знаменитый герцог Ришелье[18], племянник «серого кардинала». В результате Вольтер стал одним из самых богатых людей во Франции.
