покои — окоп». А зал глаза? А ниши тишина гулка, как луг? Ох, и тихо! И тати! А ножи Дижона? Или от стилета дур — груда тел. И — тс! — то и нет его рода… На дороге — тени. Возня. А? Что? И отчаян зов. А вон — снова, и лепет (но еще он тепел): «Сир, беда! Дебри-с (о!) тут — не Лувр (о!). Сорву ленту-то пут я. Как я туп! Лето хотел, сон, луну. Сунул нос и уже лежу тут! (У, кару дураку!) Миг — он многим беду судеб неся, ясен: то вот — хорош шёлка клёш, шорох; то вот — на! — крах, аркан. Я и ты — босы (события!). Но вон как: и вор к крови голоден (не долог улыбке век был, у…), а лила она!!! Но я мок (о!). Ранен ненароком от меча зачем-то… Мутит ум! Уж (ох!) ухожу»… И умер. «Ему, о, да не надо лав хвал. Он? (Тс!) Он верен не ревностно? У, чушь! Шучу! У, лгу!»… В углу — тип, и шипит: «Не роз (а разорен!) тут аромат, а мора! Пуст суп? А вар-то тот — отрава. Яд, яд, дядя! Яд! И, видя ужаса сажу, обмер Рембо? Тина ланит зелена? Не лез бы туда — аду ты б (о!) надобен? Небо дано тебе, щебет там (о!), рая аромат! А ты быта (у!) взял язву. Умен! Жил, ближнему даря? Шиш! Я рад, отче, что худо, дух вон. Снов и нет тени! Так-то вот, кат! Шанс наш!» И тут нож он (тень, нет луны), вынул, и у Луи — мороз узором тело колет, лишил («Я — и не жив?») движения. («Уже лежу? Вот — о! — готов убор гробу? То от ума сам — у! — в узел лезу?») Ад же дан! Чу — луч («Надежда?»). Топот. Гомон («Но мог и быть ты б менее нем!») Но, а он:
