самое опасное из них — повелевать ничтожествами. Это сладостно и в конце концов затягивает. Откажись! Никогда не подчиняй себе слабого человека без особой на то необходимости, а если уж ты сделала это — постарайся не получать удовольствия от его покорности».
Но Соледад не удержалась и пала. Да, она испытывала сладкое томление, когда видела, что может вить из мужчины веревки. Заставлять его совершать подлости, преступления, обычные глупости. Удовлетворять ее похоть и ласкать ее самолюбие.
Когда он сбежал, бросив ее, она поначалу думала, что удовлетворится обычной местью, натравив на бунтовщика огромную змею. Но чуть позже Соледад поняла: ей очень не хватает послушного человека. Того, что полностью бы зависел от ее власти. Причем зависел добровольно.
Теперь она ощущала голод.
Закутанная в темную шаль до самых глаз, она бродила по улицам, все время оказываясь неподалеку от пустого дома, где собирались грабители и мародеры. Ей следовало торопиться. Чума отступала. Скоро в городе восстановится порядок, в дома вернутся люди, а мародеры исчезнут, словно по волшебству, словно их никогда и не было.
И никто не угадает в бойком приказчике или смирном трактирном прислужнике человека, который в смутное время вламывался в чужие дома и, не страшась лютой смерти от заразы, брал дорогие вещи, пока их хозяева еще отходили в последней предсмертной судороге.
Иордан выследил ее во время таких одиноких блужданий и как бы невзначай попался ей навстречу. С ливонцем был один из Севастьяновых людей по имени Антон Вешка.
— Она, — шепнул Вешке ливонец.
Высокая женская фигура шла по узкой улице, размахивая просторной юбкой. Распущенные волосы волной падали ведьме на плечи. Лунный свет почти не проникал в ущелье улицы, но время от времени мелькало, выхваченное бледным лучом из темноты, круглое плечо, с которого сползала шаль.
— Она очень красива, — сказал Иордан. — Бойся ее!
Они быстро хлебнули из бутылки водки, и Антон прибавил шагу и нагнал Соледад.
— Красавица! — закричал Вешка, вне себя от страха, и окатил Соледад густым запахом свежевыпитого спиртного. — Ох, какая же красотка! Кто ты такая, а?
— Просто женщина, — сказала Соледад, смерив Вешку взглядом.
Она не выдержала и поморщилась. Властвовать над душой Георгия, душой богатой, раздираемой страстями, было по крайней мере приятно. Этот ничтожный пьяница, который настиг ее в переулке, не представлял вообще никакого интереса. Возможно, мелкий вор — на этом все заканчивалось. Его душонка, его жалкая жизнь — все равно что черствая корка после пышного пирога.
Соледад прищурила глаз.
— Уйди, — повелела она.
И, подняв руку, щелкнула пальцами.
То, что приметила Соледад, мгновением спустя увидел и Вешка. В небе, беззвучно размахивая крыльями, появилось странное существо, похожее на летучую мышь. Существо тихо парило в воздухе над головой Соледад, а затем, как будто повинуясь ее знаку, опустилось на голову Вешки.
Он отчаянно закричал, но было уже поздно: острый клюв мгновенно продолбил человеку череп. Фыркая и отплевываясь, тварь присосалась к мозгу человека. Соледад негромко засмеялась. Она боялась, что гарпия уже улетела из города, однако монстр не намеревался покидать место своей кормежки. Это существо не обладало развитым интеллектом и не понимало, что эпидемия, предоставлявшая ему столько сытой свежей пищи, уже заканчивается и скоро в Новгороде не останется легкой добычи. Придется охотиться — охотиться на людей, хитрых и сильных, владеющих луками и огнестрельным оружием.
Иордан видел, как некое чудище опустилось на Вешку, и заставил себя смотреть на происходящее. Ему пришлось до крови закусить губу, чтобы не вскрикнуть и не выдать себя. Спустя несколько минут чудище поднялось в воздух и бесшумно исчезло, а Соледад переступила через тело Вешки и спокойно зашагала дальше.
Иордан прокрался за ней следом.
Он сумел обогнать ее, двигаясь по боковым улочкам, и скоро она настигла его.
— Стой! — воскликнул Иордан, раскинув руки и как бы приглашая женщину в свои объятия. — Куда ты так торопишься?
— А я вовсе не тороплюсь, — возразила Соледад, рассматривая ливонца в ярком свете луны.
Здесь, на небольшой площади, возле заколоченной церковки, было почти светло. Серые тени ползли по земле и взбирались на беленую стену здания. Было очень тихо. Город, измученный страхами, болезнью и волнениями, спал — как отсыпается выздоравливающий после лихорадки человек.
Рослый, с резкими чертами лица ливонец вызвал у Соледад более приятные чувства, нежели его незадачливый приятель. Она даже улыбнулась ему.
— Что ты делаешь здесь, да еще ночью? — спросила женщина.
Иордан засмеялся.
— Можно подумать, это я — беспомощная женщина, которую по ночам подстерегают всевозможные опасности, а ты — храбрый мужчина с оружием на бедре, который может защитить прекрасную незнакомку!
— А если так оно и есть? — возразила Соледад.
— Ты не мужчина, — Иордан покачал головой. — Ты — одна из самых прекрасных женщин, которые мне когда-либо встречались.
— Одна из многих? — Соледад приблизилась к Иордану и оскалила зубы. — Будь осторожнее, когда говоришь о таких вещах, незнакомец!
— Я предельно осторожен, — заверил ее Иордан. — Я ведь плохо разбираюсь в женщинах, красавица. Обычно я не видел их лиц. Только белые ноги. Их лица бывали закрыты задранными юбками.
Соледад захохотала, пронзительно и безрадостно.
— Ты солдат! — сказала она. — Как я не поняла сразу! Но ты не русский. Русских наемников не бывает в самой России…
— Это верно, — согласился Иордан. — Я ливонец. Моего ордена больше нет, и мне больше нет надобности служить прежним идеалам…
— А они тебе надоели, эти идеалы? — спросила Соледад, прижимаясь к нему грудью.
Иордан с трудом удерживался от того, чтобы схватить женщину за горячие плечи, стиснуть ее груди пальцами, исторгнуть крик из ее сжатых губ.
— Да, — сказал он сдавленным голосом, — я больше не верю в моего прежнего Бога. Меня обманывали. Меня обманули! Ни замков, ни богатств, ни идеалов ордена больше нет. Повсюду бродят русские волки…
— Ты храбро говоришь, — заметила Соледад, увиваясь вокруг ливонца, — ведь ты в России. А вдруг я — из тех самых русских волков?
— В самом крайнем случае ты — волчица, — отозвался Иордан, запуская руку в распущенные волосы Соледад.
Их упругая шелковистость поразила его. Он чувствовал, как сети затягиваются, и он все глубже увязает в ловушке — он, который сам представлял собой ловушку для этой женщины. — Я не боюсь самок, к какому бы виду они ни принадлежали.
— О, — вымолвила Соледад, посмеиваясь. Храбрый мужчина. Жаль, что такой немолодой. Тебя ненадолго хватит.
— Ничего, рядом с тобой моя жизнь станет более долгой, — заверил ее Иордан.
— Вот как? — Она пристально посмотрела на него. — Ты думаешь, я поделюсь с тобой моим долголетием?
— Уверен, — он кивнул. — Как уверен в том, что и я могу кое-чем с тобой поделиться.
— Тем, что есть у каждого мужчины? — Она покачала головой. — Этого добра полно на любом перекрестке.
— Нет, я имею в виду куда более важные вещи, — ответил Иордан. — Я ведь был ливонским рыцарем, для нас то, что есть у всякого, не имеет цены. Мы любим неповторимое.
— Например? — Она коснулась его виска и покачала головой. — О, бедный ливонский рыцарь!
