– Мне деньги Липского не нужны, – Гринчук отбросил пачку стодолларовок.
– Это не деньги Липского. Это совсем другие деньги. Это ваша премия за то, что вы спасли нас всех от Шмеля и Виктора Евгеньевича. За то, что спасли Милу Чайкину. За то, что научили уму разуму меня, старого хрена. И самое главное, за то, что освободили нас всех от необходимости принимать решение о судьбе Леонида Липского. Мы все решили, что это не так мало, как кажется.
– Вы просто взяли те самые деньги…
– Нет. Это совершенно честно – другие деньги.
– Вы их поменяли.
– А это уже не важно, – довольным тоном произнес Владимир Родионыч.
Он заглянул в свой портфель, демонстративно вытряхнул оттуда еще одну пачку долларов и закрыл портфель на замок.
– Ну? – спросил после этого Владимир Родионыч.
– Заберите эти деньги, – неуверенно попросил Гринчук.
– И не подумаю. Вы еще начните мне их назад совать, в карманы, там, за пазуху…
– Что я сними должен делать? – растерянно спросил Гринчук.
Владимир Родионыч засмеялся. Счастливо засмеялся, потому что вид растерянного и захваченного врасплох Гринчука доставлял ему несказанное удовольствие.
– Можете выбросить, можете сжечь. Можете даже попытаться мне их подбросить или переслать по почте – это не поможет. Я их вам все равно верну. Меня в этом доме, кстати, покормят обещанной яичницей?
– На кухне…
– Отлично. А мне будет очень интересно, как вы будете выкручиваться. У новых русских и мент должен быть миллионером.
– Вы же меня выперли.
– Оглохли, батенька, – засмеялся Владимир Родионыч. – Я сказал, что нам не нужен наемный работник. В той же самой Англии на пост начальника разведки брали человека по двум признакам – богатый, чтобы его не могли подкупить, и из старинного дворянского рода, чтобы понимал, что такое честь. В вашем случае не хватало только богатства.
Гринчук растерянно почесал в затылке.
Владимир Родионыч поманил Гринчука пальцем и прошептал ему на ухо:
– Мне надоело подозревать вас в том, что вы хотите заработать денег. Достали вы меня.
Гринчук что-то прошептал. Почти бесшумно. Но Владимир Родионыч услышал.
Он вдруг сделал стремительное движение рукой, схватил Гринчука за ухо и сильно крутанул.
– Я на тридцать лет тебя старше, гражданин мент, и если ты еще раз попытаешься меня назвать старым хреном, я тебе оба уха на хрен оторву.
Владимир Родионыч ослабил хватку пальцев. Гринчук с шипением принялся растирать ухо.
– И где там Полковник с коньяком? – осведомился Владимир Родионыч.
А Полковник сидел на табурете в баре и медленно-медленно смаковал коньяк из широкого стакана.
– Знаете, Никита, – сказал Полковник, – а коньяк действительно хороший. И кстати, вы Никита или Саша? Я слышал два варианта.
– Саша – это имя. А поскольку фамилия у меня Никитин, то и кликуха – Никита, – ответил бармен.
– Понятно, – кивнул Полковник. – Так на бутылочку я располагаю?
– Для друзей Юрия Ивановича, – бармен сделал широкий жест, из которого могло следовать, что он готов весь бар отдать друзьям Гринчука.
– Вы мне когда-то сказали, что таких как Юрий Иванович уже не делают… Он что, сделал для вас что-то очень хорошее? И вы ему платите добром за добро?
– А Гринчук не делает добра, – сказал бармен. – Он просто приходит, когда нужно, берет человека за шкирку и вытаскивает его из дерьма.
– И вас вытащил?
– И меня.
– А ведь у Гринчука не так много друзей, – сказал Полковник. – Вот вы…
– А я ему не друг. У меня не хватит сил быть его другом, – сказал бармен. – Люди жмутся к нему, потому…
– Возле него безопаснее?
– Чушь, – засмеялся бармен. – Он ведь постоянно копается в дерьме, вытаскивая таких как я.
Бармен достал из-под стойки бутылку коньку. Поставил ее пред Полковником.
– Так что же? – спросил Полковник.
– Возле него себя человеком чувствуешь, – сказал бармен Саша Никитин, по прозвищу Никита. – А это сейчас большая роскошь.
