– А что должен делать добрый хозяин с шелудивой козой?
– О! – подняла графиня к небу глаза.
– А этот камень называется сапфиром, – бережно поднял государь с груды золотых монет огромную брошь. – Этот камень мой покровитель. Бессильного он одаривает силой, безвольному придает мужества, в пиру способен веселить сердце, очищает взгляд во время охоты. Все эти самоцветы мои друзья, они успокаивают меня в скорби и дают надежду в минуту отчаяния. Но свою великую силу они доверяют не всем, не перед каждым открывается их добродетель, а только перед теми, кто по-настоящему любит их. Всю жизнь я обожал камни так же крепко, как красивых женщин. Своими пальцами я лелеял их гладкие грани так же нежно, как кожу девиц, я одевал их в золотые и серебряные оправы, как одевают красавиц в меха. Вот потому мне подвластна сила камня. – Государь распахнул кафтан. – Посмотри, графиня, это бирюза, мой амулет, мой ангел-хранитель. Он чист, словно лазурное небо, и потемнеет именно в то мгновение, когда в меня проникнет неизлечимая и смертельная болезнь. – Иван Васильевич уводил графиню все дальше и дальше в глубины сокровищницы. Ее глаза то наполнялись восторгом, то начинали полыхать алчностью. Теперь она уже не сомневалась в том, что в подземелье Ивана Васильевича собраны все сокровища мира, начиная от царства первых фараонов и заканчивая империями Нового Света. – Ты красива, словно божество, сошедшее на землю. Графиня, ты похожа на эти камни, что окружают меня. Кто знает, возможно, ты лучшее мое приобретение, самый сверкающий алмаз на царственном венце. Я бы хотел обладать тобой именно здесь, среди этой красоты. Я желаю, чтобы мы стали частью этого праздника. – Иван Васильевич привлек к себе итальянку. Прямо у своего лица царь видел глаза женщины, такие же яркие, как кусочки изумруда. – Как ты хороша. Таковой может быть только божья милость.
– А может, божья кара? – неожиданно расхохоталась графиня, обнимая царя за шею.
Глава 6
– Ты, Афанасий, рожу-то не хмурь! – наставлял Иван Васильевич боярина Нагого. – Или, может, тебе царская служба не по нраву? Я тогда быстро тебе замену подыщу.
– По нраву, государь.
– Тогда повтори, что должен аглицкой королеве передать.
Откашлялся боярин и заговорил:
– Что ты, Иван Васильевич, согласен взять в жены ее племянницу. Обещаешь Англии военный союз и помощь против Испании и всякие многие льготы аглицким купцам.
– Верно, Афанасий, – согласился государь и испытующе воззрился на тестя. – А если они скажут, что я уже женат и браку не должно быть, что ты должен отвечать в этом случае?
В этот день боярину Нагому была оказана большая честь – государь пригласил его отведать ушицы из белорыбицы. За спиной у него стояли два стольника и подкладывали в блюда наваристые куски. Афанасий был рад, что не поскупился на полтину в прошлое воскресение и купил у прижимистого купца позолоченную ложку, и сейчас, не скрывая удовольствия, черпал ею уху. Наверняка государь уже обратил внимание на боярский черпак, и эта мысль согревала Нагого так же крепко, как и горячий навар.
Государь всегда предпочитал голову белорыбицы, ел смачно, забывая об окружающих, подолгу обсасывал жаберные дуги и выковыривал пальцем мозг, и у каждого, кто наблюдал это смакование, появлялся волчий аппетит.
Боярин не сомневался в том, что стольники уже успели отведать сытных кусков, а иначе не сумели бы удержаться и похватали бы белорыбицу прямо из огромного горшка.
Нагой облизал ложку и сунул ее за голенище – с ухой было покончено.
– Скажу, государь, так, как велено: наш царь сам волен распоряжаться своей судьбой. Кого хочет – казнит, кого хочет – милует. А Мария для брака не преграда, ежели потребуется, Иван Васильевич может ее в монастырь запереть.
– Верно, боярин, – вытер самодержец жирные руки о край скатерти. – А теперь ступай, пускай моего лекаря покличут, захворал я нынче что-то.
Тяжкий недуг Иван Васильевич ощутил месяц назад, на соколиной охоте, когда справлял малую нужду. Внизу живота так сильно кольнуло, что царь едва отдышался, а потом закапал густой и зловонный гной. С неделю назад болезнь усилилась, государь стал страдать от недержания и боли, а потом призвал к себе иноземного лекаря и поведал все без утайки о своей хвори.
Немец, нацепив на нос очки, долго осматривал больной орган, а потом, сославшись, что надо заглянуть в ученые книги, сказал, что на все вопросы ответит Ивану Васильевичу завтра.
В нынешний день государь дожидался приговора.
Лекарь вошел, держа под мышкой в кожаном переплете толстую книгу. Он прожил в Московском государстве пять лет и знал, что богатое царское жалованье может обернуться великой немилостью и всякое слово должно подкрепляться старинными учениями, к которым русский цезарь относился с наибольшим доверием. Два его предшественника сгинули только за то, что не могли вылечить любимого скакуна государя, третьему он повелел отрубить голову, когда узнал, что тот не в состоянии излечить его шута, убившегося спьяну во время пира. И книга, которую он держал в руках, была не только его знанием, но и спасением.
– Цезарь Иван, прежде чем начать разговор, я хотел бы спросить у тебя, давно ли ты обладал женщиной?
– А ты, однако, немчина, любопытный, – усмехнулся Иван Васильевич. – Следующим твоим вопросом будет, как я ею обладал?
– Цезарь Иван, это не праздное любопытство, мой вопрос связан с твоей болезнью.
– Вот как? – Иван Васильевич вспомнил сокровищницу, разбросанные на золотых кувшинах одежды итальянки и отвечал: – Несколько недель назад я совокупился с итальянской графиней.
– Нечто подобное я и предполагал, – печально развел руками лекарь. – Болезнь, о которой я говорю, пришла из Нового Света и называется неаполитанской, потому что ее привезли наемные моряки из Неаполя, служившие на испанском судне. Вернувшись домой, они заразили своих подруг, а те, в свою очередь, подарили болезнь другим обожателям и мужьям. Через десять лет болезнь стала повальной и шагнула во все государства. – Калина хорошо знал русский язык, и если бы не иноземный кафтан, его можно было бы принять за москвича. – Значительно позже она попала в Россию и вот сейчас поразила самое сердце русского государства – ее хозяина.
– Что это за болезнь? – глухо спросил Иван Васильевич.
– Цезарь Иван, эта болезнь поражает все внутренние органы: печень, почки, сердце. Человек начинает гнить заживо, и, когда болезнь размягчает череп, наступает смерть!
– Ты не ошибся, немец?
– Нет, русский цезарь, я бы хотел ошибиться, но, к сожалению, это правда. Хотя свое второе рождение эта болезнь получила с открытием Нового Света, но ее симптомы были описаны давно. Ее знали жрицы Древнего Рима, гетеры Греции, о ней было известно и в храмах Будды, где служили хорошенькие девушки, всегда готовые за серебряную мелочь угодить и усталому путнику, и знатному вельможе. Человечество помнит времена, когда эта черная болезнь поедала целые народы, оставляя после себя только пустынные города. В этих местах, как правило, уже никто не селился. Бывало так, что люди думали, будто эти места прокляты богом, бросали жилища и уходили в новые земли, и тогда болезнь, распространяясь еще более, поражала целые государства. Цезарь, я держу в руках книгу Ибн Сины, у нас в Европе он известен как врачеватель Авиценна. Он подробно рассказал об этой болезни и в одном из трактатов писал, что ею болели даже фараоны. Так что, цезарь Иван, ты не единственный из великих, кого поразила неаполитанская болезнь.
– Мне нет дела до фараонов, – сжал Иван Васильевич ладонь в кулак. – Я хочу знать лекарство от этой болезни.
– Лекарство от этой болезни – разные соединения ртути, ее течение можно замедлить, но вывести невозможно.
– Выходит, я обречен?
– К сожалению, так, цезарь Иван, – как можно ниже поклонился лекарь.
– Вот она, расплата за мою слабость к бабам. А ты смелый, немчина, мне бы такого доброго советчика, как ты, ранее повстречать. Какое жалованье ты получаешь, лекарь?
– Десять рублев в неделю.
