Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного

ветры с того же Средиземноморья или с Черного моря, они приносят с собой ненастье с проливными дождями, и тогда улицы Стамбула превращаются в сущую клоаку. Летом обычно преобладает влияние южного направления, то есть средиземноморского, с ветрами горячими и влажными, но стоит подуть легкому бризу с Черного моря (мельтем), как становится легче дышать. Только тогда, не по календарю и далеко не каждый год, наступает знаменитое «стамбульское лето». Вместе с тем внезапные изменения направления ветров, а с ними и перемены погоды, довольно обычны и по большей части неприятны — до такой степени, что здесь признаются всего два сезона: весна, пленительная, но вечно запаздывающая и короткая, и великолепная осень, которая иной раз захватывает и первый зимний месяц. Эти метеорологические наблюдения далеко не новы. Еще в самом начале XVII века Пьетро делла Валле писал следующие строки: «Погода, мягкая и умеренная в Неаполе, здесь крайне непостоянна: в течение одного дня невыносимая жара сменяется таким холодом, что стучат зубы, — как в Риме и даже еще хуже. От смены неумеренной жары на суровые холода болит голова. Северные ветры, благотворные и приятные в Риме и Неаполе, здесь имеют совсем иной характер, поскольку несут с собой очень много влаги с поверхности Черного моря, в котором много мути от множества впадающих в него рек, берущих свое начало в меотийских болотах…»^{46} Оставим на совести делла Валле это фантастическое суждение, заметим только, что путешественник на Черном море никогда не был.

Другие наблюдатели оказались более точны, чем этот вечно разочарованный всем римлянин. Они отмечали, что как северные, так и южные ветры очень полезны для мореплавания. Северный или, точнее, северо-восточный пойраз — свежий ветер, приносящий хорошую погоду летом, но гораздо менее приятный зимой. Южный, или, вернее, юго-западный лодос несет с собой тяжелый воздух, в котором трудно дышать, дожди и нередко бури. Тевено мог писать, что «два пролива, соединяющие Белое (Мраморное) море с Черным, настолько противоположны по своему погодному темпераменту, что, когда ветер препятствует прибытию кораблей в Константинополь по одному из них, второй всегда остается доступным для навигации»^{47}. У Турнефора тот же феномен описан более обстоятельно: «Эти два пролива служат Константинополю как бы воротами с двумя створами: когда дует северный ветер, южный створ закрыт, то есть ни одно судно не в состоянии подойти к Константинополю с юга; но он открывается, как только южному ветру удается возобладать над северным; и наоборот. Если кому не нравится выражение „ветры — два створа ворот города“, то можно сказать иначе: „ветры — два ключа к городу“»^{48} .

Этот несколько упрощенный образ выражает лишь склонность его автора к синтезу. Лучше уж запомнить впечатление от Стамбула, вынесенное путешественником Кикле: «Ветер не очень хорош, поскольку он оказывает слишком сильное воздействие на здоровье и на настроение горожан. Город — во власти ветров, и какое бы ни было на дворе время года, наступление холодов или жары зависит от господствующего ветра: вот почему турки и в жаркую погоду держат наготове свои шубы»^{49}. Суровость зимы и капризы погоды объясняют большой спрос в Стамбуле на меха. Уже в XVI веке торговля мехами, ввозимыми из России в Турцию, достигала больших объемов. Почти постоянная влажность воздуха имеет следствием широкое распространение эпидемий, и в первую очередь чумы, которая то переходит в эндемию, то вспыхивает с новой силой^{50}, унося с собой десятки тысяч жизней и порождая бунты.

Однако все эти отрицательные стороны стамбульского климата не мешали подавляющему большинству иностранных путешественников находить Стамбул самым прекрасным городом в мире.

Городские районы

Если, оставив в стороне Ускюдар, попытаться понять, как в Стамбуле и Галате соотносятся между собой секторы городской деятельности и зоны распределения городского населения, то окажется, что первые вовсе не совпадают со вторыми. Конечно, ландшафт, местоположение различных частей города оказали влияние на конфигурацию этих секторов и зон. К примеру, вполне естественно, что коммерческая активность по большей части сосредоточена на самом берегу Золотого Рога, куда пристают торговые суда. Естественно также и то, что османы после завоевания сохранили в силе деление на районы, издревле принятое византийцами: было бы бессмысленно пересматривать и изменять оси городской структуры и векторы уличного движения. И, наконец, вполне естественно, что султаны пожелали построить свои дворцы в наиболее подходящем для этого месте и возвести большие мечети в самых высоких точках города.

Принимая все это во внимание, легко понять, что уже в интересующую нас эпоху многие крупные городские зоны успели обозначиться вполне четко.

Прежде всего сложилась зона административная. В силу того обстоятельства, что централизация искони была главным принципом османской администрации, а принцип этот предполагал, что все важные решения принимались либо самим султаном, либо великим визирем, основные правительственные службы по месту своего расположения оказались внутри единого дворцового комплекса — Сераля. Средоточием же этого комплекса, тем ядром, вокруг которого он позднее разросся, был, разумеется, дворец самого султана — собственно Сераль в самом тесном и точном значении слова[4]. Это тот самый дворец, который был возведен Мехметом Завоевателем в 1457 году на месте древнего акрополя Византия и в следующем столетии перестроен и значительно расширен Сулейманом Великолепным. Именно он, этот дворец, высящийся на самой вершине холма, служит как бы фокусом всего архитектурного комплекса столицы.

Итак, первый двор Сераля вмещал ведомства финансов и архивов, казначейство, управление благотворительными фондами и арсенал (под него было отдано здание бывшей церкви Святой Ирины). Во втором дворе находилось здание, поделенное между Диваном (советом министров), канцелярией и «внутренней казной». В третьем дворе располагалась «казна султана». Если к сказанному добавить, что во дворце частично был размещен гарем султана и полностью — вся его семья, что там же проживал обслуживающий их персонал (множество пажей, охрана, янычары, даже чиновники), то станет ясно, что комплекс этот представлял собой «город в городе», отделенный к тому же от окружающего мира неусыпно охраняемыми крепостными стенами.

До середины XVII века великий визирь, не имея официальной резиденции, располагался вместе со своим ведомством в одном из дворцов вне Сераля. При Мехмете IV в 1654 году частный особняк бывшего великого визиря Халил-паши был передан великому визирю и с тех пор служил резиденцией размещенному в нем административному аппарату, непосредственно подчиненному великому визирю. Этот дворец находится недалеко от Сераля на улице, ведущей от Сиркеджи к Святой Софии, напротив Алай кёшкю — там, где и поныне высятся Высокие Врата, давшие официальное название Османской империи — «Высокая Порта»^{51}. Таким образом, и особняк великого визиря входит в ту же — и единственную в столице — административную зону, сложившуюся вокруг дворца султана. Заметим также, что янычарские казармы находятся на краю Ипподрома, то есть опять-таки недалеко от Сераля.

Административные и подведомственные правительству здания, помимо упомянутых выше, не были сгруппированы вместе, а оставались разбросаны на обширной территории^{52} . Таким образом, государственные ведомства оказались сосредоточены в самом султанском дворце или его ближайших окрестностях. Это соответствовало самой природе султанской власти, требовавшей высшей степени централизации вокруг личности монарха, так как только он нес бремя ответственности за ход всех дел в Империи: все исходило из дворца и все возвращалось во дворец, то есть к самому султану. Султан одновременно был как духовным главой всех правоверных, так и всемогущим светским властелином. Городское управление столицы не было отделено от центрального административного аппарата. Великий визирь совмещал функции премьер-министра с обязанностями главы столичного управления, а потому не приходится удивляться отсутствию в городе собственно муниципальных служб (во всяком случае, в топографическом смысле), которые несли бы ответственность за исполнение определенных функций в определенной зоне. В этом отношении Стамбул сильно отличался от Константинополя византийской эпохи.