готовить укол. На циновках перед роялем была разложена постель, на которой мирно спала жена. Низкий чайный столик возле нее был беспорядочно заставлен стаканами и тарелками. Кимоно и накидка жены висели на украшенных искусственными цветочками и ленточками вешалках, какими дочь пользуется для своих европейских нарядов, жена спала в одном исподнем кимоно. Несмотря на возраст, она любит яркие вещи, но это кимоно выглядело как-то особенно вызывающе. Может быть, впечатление усиливалось необычностью места и времени. Пульс был таким же, как всегда в подобных случаях. «Мы перенесли ее вдвоем с вашей дочерью», – вот все, что сказал Кимура. Ее наскоро вытерли, но кимоно лепилось к телу, еще сохранявшему влажность. Тесемки не были завязаны. Больше всего меня удивило, что ее волосы были распущены и разметаны, так что ворот кимоно весь промок. До сих пор, когда она падала в обмороку нас в ванной, волосы были неизменно подобраны и не спускались на плечи. «Может, так больше нравится Кимуре», – подумал я. Было видно, что Кимура чувствует себя здесь как дома, он принес из ванной таз и все, что необходимо, вскипятил воду, помог продезинфицировать шприц... «Нельзя оставлять ее здесь», – сказал я спустя примерно час. «Хозяева ложатся рано, поэтому мадам вроде бы ничего не знает», – сказал Кимура. Пульс более-менее восстановился, я решил везти жену домой и попросил Кимуру вызвать такси. «Я смогу донести до машины», – сказал Кимура, подставляя спину. Я приподнял жену и, как была она в исподнем, взвалил Кимуре на спину, снял с вешалок верхнее кимоно, накидку и набросил на жену. Мы пересекли сад, добрались до такси, ожидающего за воротами, и вдвоем втащили жену на сиденье. В машине было тесно, Кимура поместился спереди. Исподнее кимоно, как и вся одежда, пропахли коньяком, так что в такси было не продохнуть. Я обнял сбоку жену уткнувшись лицом в холодные волосы, и, сжимая в руках ее ноги, поцеловал. (Кимура вряд ли мог видеть, но наверняка что-то почувствовал) Когда мы отнесли жену в спальню, Кимура сказал: «Уверяю вас, прошедшим вечером не произошло ничего предосудительного. Ваша дочь в курсе всего», затем спросил, нужна ли его помощь. «Нет», – отрезал я. Когда Кимура ушел, я вспомнил, что Тосико должна находиться в доме, заглянул в гостиную, в ее комнату, но она уже ушла. Когда мы выгружали Икуко из такси, она, кажется, топталась в прихожей и, видимо, тогда же, не сказав ни слова, ушла к себе в Сэкидэн. Я сразу же поднялся в кабинет, торопясь записать события прошедшего вечера. Пока я писал, воображение рисовало то безграничное блаженство, которое мне предстояло испытать через какую-то пару часов...
19 марта
...Не уснул до самого рассвета. Что означает случившееся вчера вечером? Размышляя об этом, я испытывал ужас, к которому примешивалось наслаждение. Я так и не услышал никаких объяснений ни от Кимуры, ни от Тосико, ни от жены. Конечно, еще не было случая спросить, но я и не хотел узнать обо всем слишком скоро. Мне доставляло удовольствие, прежде чему слышу от них, обдумать все самому. Пускаться в догадки – произошло то-то и то-то, нет, иначе, все случилось вот так, воображать различные ситуации, в муках ревности, в ярости распалять вскипающее возбуждение... Когда же знаешь все доподлинно, никакой радости не ощущаешь. На рассвете жена, как обычно, начала говорить во сне. Она повторяла имя «Кимура» вновь и вновь, в бессвязном бормотании, то громко, то шепотом... Я и не заметил, как исчезли гнев и ревность. Мне уже было все равно, спит жена, или бодрствует, или притворяется спящей. Я даже перестал понимать, я это или Кимура... В ту минуту мне казалось, что я прорвался в четвертое измерение. Мне чудилось, что я вознесся ввысь, на вершину небес Трайястримша. Все прошлое – иллюзия, истинное бытие здесь и сейчас, мы оба, я и моя жена, одни во всем мире, слились в объятиях... Пусть бы я сейчас умер, это мгновение продлится вечно...
19 марта
...Хочу на всякий случай подробно описать все, что произошло прошлым вечером. Я знала, что муж вернется поздно, и заранее предупредила его, что, возможно, мы пойдем в кино. В половине пятого Кимура зашел за мной, но Тосико опоздала и появилась только в пять. «Не поздно?» – спросила я. «Сейчас время между двумя сеансами, – сказала Тосико, – может, нам пока пообедать? Пойдем ко мне, мама, сегодня я за хозяйку. Ты еще ни разу у меня не была!.. Я купила немного курятины». И она принялась уговаривать нас с Кимурой, продемонстрировав пакеты с курицей и овощами. «А это от вашего стола нашему!» – сказала она, схватив едва початую бутылку Курвуазье. «Не бери, отца нет дома», – сказала я. «Но без этого какая еда!» – сказала она. «Лично я не собираюсь наедаться. Мы же собрались в кино, достаточно просто перекусить». – «Что может быть проще скияки?» – сказала она. Мы сдвинули перед пианино два низких столика и сразу начали готовить на газовой плитке, которую, как и котелок, Тосико позаимствовала у хозяйки, но меня удивило, что дочь набрала так много продуктов и таких разнообразных. Помимо лука, вермишели и тофу были пшеничный крахмал, сушеные пенки бобового молока, луковицы лилии, китайская капуста и много прочей снеди. Тосико нарочно не стала выкладывать все сразу, а подавала постепенно, одно за другим на место съеденного. Но мне показалось, что и курятины, в конце концов, было бы достаточно. Разумеется, довольно скоро мы наелись и перешли к коньяку. «Никогда не видел, чтобы ваша дочь разливала коньяк!» – сказал Кимура, но сам пил больше обычного. «В кино мы уже опоздали!» – объявила Тосико, дождавшись, когда идти и вправду было поздно. Что касается меня, я была слишком пьяна для кино. Впрочем, вовсе не чувствовала, что много выпила. Со мной так каждый раз, пью, подавляя опьянение, и до определенного предела держусь вполне уверенно, но стоит мне превысить свою норму, я сразу теряю контроль над собой. Вчера, заподозрив, что Тосико хочет меня напоить, я старалась блюсти себя. Но должна признаться, что при этом все время чего-то ждала, на что-то надеялась. Не знаю, были ли в сговоре Кимура и Тосико. Я не стала спрашивать, они бы все равно не сознались. Раз только Кимура спросил: «Ничего, что вы так много пьете без вашего мужа?», но он сам в последнее время стал неравнодушен к спиртному и не уставал подливать мне и себе. Мне казалось, и, думаю, Кимура разделял мои мысли, что мы не делаем ничего такого, что шло бы вразрез с желаниями моего мужа. Я знаю, что, заставляя мужа ревновать, я делаю его счастливым. Разумеется, возбудить мужа не было моей единственной целью, но это меня успокаивало, я пила и пила. И вот еще что надо здесь ясно сказать. Не буду спешить с утверждением, что я влюблена в Кимуру, но то, что он мне нравится, факт. Даже могла бы в него влюбиться, если б захотела. Я зашла так далеко из необходимости возбуждать в муже ревность, но вряд ли бы это случилось, не будь я изначально неравнодушна к Кимуре. До сих пор, проведя черту, я старалась ни при каких обстоятельствах не переступать ее, но сейчас я стала за себя опасаться. Муж не должен слишком доверять моей непорочности. Выполняя его требования, пройдя через все испытания, я подступила к самому краю и теперь начала терять уверенность в себе... Признаюсь, меня мучит любопытство хоть раз своими глазами увидеть, без помех со стороны мужа, Кимуру нагим, каким я неотвязно вижу его во сне, не различая, сон это или явь: думаю, что обнаженный человек – Кимура, а это муж, думаю, что муж, а оказывается – Кимура... Почувствовав, что пьянею, я спряталась в туалете, но тотчас из-за двери послышался голос Тосико: «Мама, хозяйка нагрела горячую воду, почему бы тебе не принять ванну?» Краешком помутившегося сознания я уже знала, что упаду, как только ступлю в ванну, и что поднимать меня прибежит Кимура, а не Тосико. Помню, как Тосико несколько раз повторила: «Ну, мама, иди же!» Еще помню, как отыскала ванную комнату, открыла стеклянную дверь и разделась, но что было потом, совершенно стерлось...
24 марта
...Вчера ночью жена вновь потеряла сознание у Тосико в Сэкидэн. После ужина Кимура и Тосико зашли якобы для того, чтобы взять жену с собой в кинотеатр. В двенадцатом часу ее все еще не было, и я сразу заподозрил, не случилось ли опять что-либо подобное. Время шло, я уже собрался звонить по телефону, но посчитал это глупым и стал ждать их звонка (ждал с обычным нетерпеливым раздражением, с замиранием сердца). В первом часу ночи приехала Тосико, одна. Оставив такси
