тревоге села. Отсветы огня падали на металл и ткань: одежда и оружие вперемешку лежали у нее в ногах. Жрица, стоя на коленях у очага, следила за кипевшим в горшке варевом. Она спокойно подняла глаза и сказала: — Добрый вечер. Элиан натянула одеяло на грудь. — Почему вы… как вы посмели… Взгляд жрицы заставил ее замолчать. — Меня зовут Ани. Как зовут тебя, мне нет дела, если ты сама не захочешь назваться. Вот еда.
Элиан взяла ароматно пахнущую миску, но к еде не притронулась, хотя желудок у нее скрутило от внезапного приступа голода.
— Меня зовут Элиан, — почти с вызовом сказала она.
Ани кивнула. Разум ее был темен и непрозрачен, как глубокая вода.
— Ешь, — повторила она. А когда Элиан повиновалась, приказала: — Спи.
«Сила, — подумала Элиан, куда-то проваливаясь. — Это сила. Она колдунья… Я должна…» — … ехать.
Звук собственного голоса заставил Элиан вздрогнуть. В хижине никого не было, очаг погас. Сквозь откинутую дверную занавеску струился солнечный свет. Ее одежда лежала точно так, как она запомнила, рядом было сложено оружие, а возле руки стояла миска. В миске лежал хлеб, еще немного теплый после выпечки, и ломоть твердого желтого сыра.
Обнаружив, что очень голодна, Элиан поела. Нашла ведро с чистой водой, чтобы умыться; оделась, расчесала волосы и спрятала их под шапочку. Потом вышла на свет. Она чувствовала себя хорошо, впервые с того момента как покинула Хан-Гилен. Да и день соответствовал ее самочувствию, погожий денек начала лета, теплый, яркий и разноголосый благодаря гомону птиц.
Кобылка, казалось, поклялась вечно дружить со своими странными соседями, мирно жуя вместе с ними свеженакошенную траву. На появление хозяйки она отреагировала лишь взглядом да навостренным ухом, — собственно, на том ее приветствие и закончилось. Она была вымыта и хорошо расчесана, грива и хвост струились как шелк. Спустя некоторое время Элиан оставила ее и заглянула в храм.
Анн подметала видавший виды каменный пол ловко и быстро, как любая хозяйка подметает свое жилище. Подобно кобылке, она поздоровалась с Элиан одним только взглядом, но потом прибавила: — Подожди, я сейчас.
В храме было удивительно спокойно, несмотря на разгар уборки. Элиан присела на ступеньку алтаря и стала наблюдать за жрицей, вспоминая огромный храм в Хан-Гилене. Это помещение едва ли превосходило по размерам один из меньших алтарей храма Хан-Гилена, не говоря уже о большом алтаре с его армией жриц и жрецов. Кто-то принес и положил возле Солнечного Огня венок из сладко пахнущих цветов, прося божьего благословения для двоих, которые скоро будут обвенчаны.
Элиан стиснула зубы. Каждому свое. У нее есть свой обет и свой полет.
— Может быть, и мне придется стать жрицей. Она понятия не имела, что произнесла это вслух, но Анн отозвалась:
— Нет. Ты никогда на это не согласишься. — Откуда вы знаете? — спросила Элиан. Женщина поставила метлу в нишу за алтарем. — Если бы бог захотел тебя, он бы позвал. — Возможно, он уже призывает. Ани наполнила ночник маслом из кувшина и не спеша подрезала фитиль.
— О нет, владычица Хан-Гилена. — Элиан, пораженная, не могла вымолвить ни слова. — Нет. Он приготовил для тебя другое испытание. Достанет ли у тебя мужества и сил выполнить его предначертание?
— Я не вернусь к отцу. Я скачу на север. Меня связывает клятва, и вы не можете остановить меня.
— Почему я должна тебя останавливать? — искренне удивилась жрица. — Вы колдунья. Ани подумала.
— Может быть, я и колдунья, — согласилась она. — Когда я была еще послушницей, говорили, что я могу стать святой, если прежде не переметнусь к силам тьмы. До святости мне далеко, по хотелось бы думать, что и противоположной участи я избегла. Вот и ты должна избегнуть. — Взгляд ее изменился. Теперь в нем была не безмятежность, а твердость. — Зло стремится завлечь тебя в ловушку. Будь осторожна, детка.
— Я попытаюсь. — Элиан не старалась говорить приветливее.
— И сделай все, что будет в твоих силах. Не один Сын Солнца перейдет тебе дорожку. Несмотря на самообладание, Элиан поежилась. — Богиня?
Жрица коснулась алтаря кончиками пальцев, будто прося защиты, — Нет. Пока нет. Но та, которая служит богине и преуспела в этой службе. Та, которая ненавидит любовь и называет зависть повиновением. Та, которая продала душу непотребному закону. Остерегайся ее.
Против своей волн Элиан вновь увидела то, что предстало ее взору на поляне возле водоема: изгнанницу, в которой текла родная ей кровь. Но какую опасность может представлять незрячая женщина, пусть даже находящаяся вне закона?
— Очень большую, — сказала в ответ на ее мысли Ани, — потому что за ней стоит богиня и, возможно, другой, более земной союзник. — Но кто?..
— Асаниан. Любой князь из Ста Царств. Север. — Только не Мирейн. Мирейн бы никогда… — Люди вряд ли это знают. А культ богини силен среди северных племен.
— Нет. Он никогда бы не допустил этого. Но вот Асаниан… Асаниан сам ей служит. Если бы он мог завоевать всех нас…
Перед ее глазами встало сияющее и бледное, точно высеченное из слоновой кости лицо Зиад- Илариоса. Она нанесла его гордости сокрушительный удар. Если ему предложат какой-либо другой союз, чтобы разделаться с Мирейном, пусть даже ценой предательства, он не откажется. А если не он, то его отец, которого называют Пауком-Императором, — он норовит поймать в свою паутину все, что еще не принадлежит его империи.
Мир, установленный отцом Элиан, был завоеван в долгой и тяжелой войне. Мирейн сражался на ней и был посвящен в рыцари вместе с Халенаном. Помнит ли он об этом? Или же его орды прокатятся по Ста Царствам, чтобы схватиться с Асанианом, круша попутно все княжества?
Она закрыла лицо руками. Но это только укрепило видение. Знамя Хан-Гилена, огненный цветок, пылающий на зеленом фоне; имперское золотое знамя Асаниана; и, одновременно диковинное и знакомое, золотое солнце на алом фоне. С той легкостью, какая бывает только в снах, знамена расплылись и исчезли и появились лица. Хал и ее отец, бок о бок, более похожие друг на друга, чем она думала; Зиад-Илариос со стариком, который закрывается золотой маской, и изгнанница с ее ужасными слепыми глазами. Но солнце осталось и, казалось, ожило, вспыхнув, как сам Аварьян, окружив ее, захватив, ниспослав благословенную слепоту.
Голос Ани, сильный и тихий, прозвучал возле ее уха: — Езжай туда, куда ехала. Бог поведет тебя. Прочь от всего этого! Прочь!
Элиан опустила трясущиеся руки. Усилием воли она заставила себя успокоиться. Ани смотрела на нее без благоговейного страха или жалости.
— Я… я поеду, — проговорила Элиан. — За ваше гостеприимство, за вашу помощь…
— Оставь свою благодарность богу. Я оседлаю тебе кобылу.
Ани покинула ее, дрожащую как лист. Но когда Элиан встала, она уже крепко держала себя в руках; ее страх испарился. Теперь она была готова выполнить свою клятву и вышла с гордо поднятой головой, выпрямив спину.
Ани держала лошадь под уздцы. Поддавшись порыву, Элиан обняла ее. Ани была сильная, спокойная и невозмутимая, но полная человеческой теплоты. Она ответила на объятие Элиан. Не было произнесено ни слова. Элиан вскочила в седло, помахала на прощание и поскакала по дороге, ведущей на север.
Глава 5
Отправившись из Ибана днем, Элиан теперь все время ехали под палящим солнцем, среди других путников, двигавшихся по северу Ста Царств. К ночи она останавливалась в придорожных храмах или
