Грейс умолкла на пару секунд, совершив серьезную ошибку.
– Господи боже мой, – охнула Энни. – Сама так думаешь?
– Много чего думаю в последнее время. Тем не менее в Аризону поеду.
Завершив разговор, она пошла искать Чарли, который, превосходя чуткостью любой барометр, сидел перед дверью в коридоре, глядя на круглую дверную ручку.
Погода скоро переменится.
Разъединившись, Энни забарабанила пальцами по дубовой неструганой стойке бара. Ногти сегодня выкрашены в цвет барвинка, который редко выбирают женщины, но ей нравится выделяться из общей массы. Кроме того, хотелось поставить новые контактные линзы такого же цвета, а несоответствие цвета глаз и ногтей категорически недопустимо.
Действительно, окраска сегодня далась нелегко. Утром пришлось первым делом бежать в салон, смывать волосы, ибо Энни Белински никогда не позволит себе надеть барвинковое шелковое кимоно с красными волосами. Впрочем, подметив в столовой третью пару уставившихся на нее мужских глаз, решила, что дело того стоило. Как работающие, имеющие семью женщины умудряются презентабельно выглядеть – выше ее понимания.
Она улыбнулась – слегка, но коварно, – поерзала пышным шелковым задом, удобней устраиваясь на стуле, и могла бы поклясться, что услышала тридцать страстных вздохов.
Конечно, некоторые пришли позавтракать со спутницами, которые наверняка составили против нее заговор. Журналы и телевидение внушают им нерушимое убеждение, что полнота абсолютно не модна и не соблазнительна. Многие тратят кучу времени на аэробику и подсчитывают калории, чтобы не располнеть. Почти все худенькие, спортивные, загорелые, в спущенных на бедра джинсах и коротких футболках. Энни, откровенно выставляющая на всеобщее обозрение каждый свой лишний дюйм, как золотой запас, приводит их в полное ошеломление и страшно злит, потому что мужчины, обычно мечтающие о кукле Барби в бикини, сейчас пускают слюнки, глядя на толстуху.
Она растолковала бы разъяренным женщинам, что мужчины реагируют не на конкретный тип тела – по ее мнению, этот миф увековечивают геи-дизайнеры, – а на то, как женщина
– Мисс Белински?
Господи помилуй, даже не заметила, как он подошел, хоть никогда ничего не упускает. Вырос за спиной, откуда ни возьмись, и Энни чуть не свалилась со стула, услышав простое протяжное ковбойское произношение. Акцент такой же, как у нее самой, южный, тягучий, но его приятно слышать только от женщин. Чтобы голос мужчины звучал в его пользу, ему надо родиться в краю ковбоев.
– А, здравствуйте, мистер Стеллон. Вы один из немногих мужчин, которым удавалось застать меня врасплох.
Он стоял рядом, почтительно прижав к груди ковбойскую шляпу, поразительно напоминая Гэри Купера в старых фильмах, только взгляд чересчур напряженный.
– Мисс Белински, я приложу все силы, чтобы запечатлеться у вас в памяти.
Энни загадочно улыбнулась, получив в ответ такую же улыбку. Разумеется, у него никаких шансов нет. Внешность, голос, манеры годятся, но, в конце концов, это просто агент по недвижимости. Переспать с агентом по недвижимости – значит скатиться по наклонной плоскости к обыкновенной посредственности. Почти то же самое, что спать с адвокатом.
– Ну, рассказывайте. Нашли подходящую гасиенду?[30]
– Да, мэм, на ваших условиях и по вашей цене. – Он положил на стойку договор на подпись. – Владельцы немножечко колебались по поводу содержания в доме животного, но я им объяснил, что пес полицейский. Он же не нападает на первого встречного, правда?
Энни коснулась кончика губ ногтем цвета барвинка.
– Нет, конечно. Пес безусловно не бойцовый.
Она поставила в договоре цветистую подпись.
– Очень хорошо. Наверно, ищейка, которая поможет отыскать дочку шефа.
Энни улыбнулась, хорошо зная, что упомянутое животное никого, кроме Грейс, не отыщет, и особенно позабавившись предположением о способности Чарли на кого-то напасть.
– Вы прекрасно информированы, мистер Стеллон. Не припомню, чтобы я когда-нибудь упоминала о нашем сотрудничестве с непревзойденной местной полицией.
– Господи боже, про это все знали минуты через три после вашего появления. Городок у нас маленький, мисс Белински.
Неплохой городок, думала Энни, шагая чуть позже по тротуару к полицейскому управлению, чувствуя на себе многочисленные взгляды. Если столько голов оборачивается на плотненькую, соответственно одетую старушку, горожане забьются в припадке, увидев Харлея на улицах.
Единственным исключением остается пока шеф Савадра, и как только он ей улыбнулся стандартной печальной утренней улыбкой, она себя сразу почувствовала абсолютно свободной, способной быть самой собой. Шеф полиции определенно самый некрасивый мужчина в городе, с грубо вырубленной, сожженной солнцем физиономией, жилистым телом, которое как бы не знает, где в каждый данный момент находятся его члены. Но Энни с первого взгляда увидела в нем нечто особенное.
– Слышно, гасиенду сняли.
Энни направилась прямо к бачку с охлажденной водой, который приказала доставить на другой день после своего приезда.
– Могу поклясться, новости распространяются по этому городу быстрее, чем я по нему прохожу.
– Говорят, мисс Энни, вы по нему не проходите, а проплываете.
– Обождите, когда еще трое появятся. Я из них самая консервативная.
Шеф Савадра откинулся на спинку скрипучего деревянного кресла, глядя, как она запихивает папки в портфель.
– Я думал, раньше пятницы не уедете.
– Сделала почти все, что могла, пока еще мы здесь компьютеры не установили. Договор на гасиенду подписан, можно раньше уехать.
– Соскучились по своим?
Энни искоса бросила на него долгий взгляд.
– Даже не думала, что так буду скучать. Только никому не рассказывайте.
Шеф улыбнулся:
– На будущей неделе загляну, проверю перед вашим прибытием, что электричество включено, в бассейн вода налита.
– Спасибо. Джо Стеллан людей пришлет, обо всем позаботится.
– Все равно пригляжу и значок предъявлю, чтобы страху нагнать.
– Очень мило с вашей стороны, – улыбнулась Энни.
– Шутите? До конца жизни не расплачусь за то, что вы для меня делаете. Только не понимаю зачем. Зачем целая куча людей едет с другого конца страны, везет технику на миллион баксов?
– Долго рассказывать.
– Надеюсь когда-нибудь услышать.
28
Джино молчал до выезда из Вейзаты на автостраду, видимо опасаясь, как бы Джек Гилберт не выскочил из задней дверцы на скорости семьдесят миль в час, если его снова о чем-нибудь начнут расспрашивать. Потом наклонился, взглянул на спидометр, отстегнул привязной ремень, повернулся к нему: