— Я боюсь, как бы Анька ее во что-нибудь не втянула. Во что-нибудь… нехорошее.
— Она ходила к ней с тем парнем? Племянником Сереги?
— Да. Его Глеб зовут. Энгельсина их видела.
На пару минут воцарилась тишина. Настя автоматически перелистнула страницу и вздрогнула от сухого шороха бумаги. Снова послышался голос отца.
— А что она там кричала?
— Про какую-то болезнь. Эпидемию.
— Черт знает, что такое! Может, мне с Кириллом поговорить? Он вроде как участковый — пусть к ней зайдет.
— Может, и стоит.
В дверь позвонили, и Настя услышала, как мать пошла открывать. Из прихожей донеслись стуки и неразборчивые голоса. Спустя несколько минут, она услышала, как гость прошел в комнату.
— Здравствуй, Наина, — сказал отец.
Соседка.
Наина что-то тихо ответила. Потом еще что-то добавила. Слов было не разобрать.
Настя знала, что разговор пойдет о знахарке.
«Это в стиле Наины — совать нос в чужие дела. В общем стиле поселка, по большому счету»
Она услышала шаги возле двери и быстро уткнулась в книгу. В комнату заглянула мать.
— Наина пришла. Не хочешь поздороваться?
Настя, не отрываясь от чтения, прокричала.
— Здравствуйте, тетя Наина!
— Здравствуй, милая!
Мать поджала губы и вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
«Они все уже судачат об этом! И до чего же длинный у некоторых нос! Лучше бы за собой следили!»
Настя почувствовала, что слишком раздражена, чтобы читать. Она закрыла книгу и стала смотреть на кружевную скатерть комода напротив.
«Ну их к черту! Пусть говорят, что хотят. Завтра пойду к Ане и точка! Вытрясу из нее все!»
Сергей полулежал в кресле, бездумно перелистывая страницы старого журнала. Аленка ушла к себе и вновь включила ту самую опостылевшую сказку, которую слушала последние несколько дней. Он легко представил себе, как она сидит на полу, в центре комнаты, прижимая к груди плюшевого слона, и слушает, глядя куда-то вглубь себя.
Сергею было худо. Даже на простое перемещение по дому уходило столько сил, что приходилось то и дело садиться, чтобы перевести дыхание. Признаки простуды исчезли, сменившись одышкой и слабостью. Его бил озноб и с трудом удавалось сосредоточиться. Сергей понимал, что очень скоро наступит момент, когда он вовсе не сможет встать на ноги, и тогда Аленке придется заботиться о себе самой. Если, конечно, ей действительно нужна сейчас какая-то забота. Он не был уверен в этом. Теперь уже не был.
Сергей слабел. Он лежал в кресле и чувствовал, как жизнь вытекает из пор на коже.
Чувствовал это и Глеб. Он стоял в темноте, прижавшись к окну, и смотрел в залитую ярким светом гостиную. Дядя не мог его видеть, зато Глеб видел его прекрасно. Он смотрел на этого большого, но уже безобидного человека и думал о том, что произойдет скоро.
Завтра.
Завтра дядя будет настолько слаб, что не сможет помешать ему добраться до девочки. Теперь никто не сможет помешать. Рука Глеба крепко сжала нож-пилу. Он улыбнулся — открыто, даже весело.
Завтра все должно кончиться. Он убьет тварь, и лес, лишенный пищи, отступит, чтобы вновь заснуть. Завтра кошмару придет конец, и все станет, как раньше.
Дверь в гостиную приоткрылась.
Вошла Аленка. Сергей посмотрел на нее вопросительно, но она ничего не сказала. Вместо этого подошла к окну и, прижав ладони к стеклу по сторонам головы, стала внимательно всматриваться в темноту.
— Что ты ищешь?
Не оборачиваясь, Аленка ответила.
— Там Глеб.
— Ты его видишь?
— Нет. Но он там.
Сергей с трудом поднялся с кресла, с грустью подумав, какого труда ему это стоило. Он проковылял к окну, встал рядом с дочерью, повторив ее жест, но ничего не увидел. Только темнота и маленькое пятно освещенной земли.
— Там ничего нет.
Аленка оторвалась от стекла и быстро пошла прочь.
— Ты куда?
— Закрою двери, — ответила девочка.
Глеб уверенно шел в кромешной тьме и насвистывал. Настроение у него было прекрасное. Завтра все закончится. Он подбросил нож вверх и, не останавливаясь, ловко поймал его за рукоятку.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
— Сожрали они Белуху! Прям возле дома сожрали!
Тихон плакал. Слезы текли по красному морщинистому лицу и капали на рубаху. Мужики слушали его и хмуро молчали. Холодный ветер гудел в узком проходе между домом и амбаром, надувая одежду и играя в волосах. По серому небу быстро плыли темные тучи.
Нападения лесных тварей на скотину началось третьего дня, и с каждым часом дела обстояли все хуже. Вначале зверье держалось возле леса, но потом стало наведываться прямо в деревню. Те, у кого была какая-то живность, поспешили укрыть ее — подворья опустели.
После трагического крестного хода, редкий человек отваживался выходить на поле, и никто уже не заговаривал о том, чтобы идти в лес. Народ притих и впал в тоску. Иные запили, другие сидели по домам, вооружившись, кто чем мог, и ждали.
— Ты, Тихон, успокойся. Не надо. Коровенку твою уже не вернуть.
— Знаю, что не вернуть. Кормилица она! Что мне теперь делать-то? Мужики? Как жить?
— Ну, видишь же, что делается.
— Пожили уже. Отжились.
Тихон прижал шапку к лицу.
— Лизка! Лизка — беги отсюдова!
— Мама!
— Прячься в подпол! Пошла, глупая!
Клавдия едва успела отскочить, как в сантиметре от ее головы, с гулом рассекая холодный воздух, мелькнул большой железный крест.
— Ироды! — заорал Ванька Торопов, вновь поднимая свое орудие. — Блудницы вавилонские!
Клавдия охнула и припала к земле.
Ванька был страшен — голый, грязный, с торчащими ребрами. Глаза его горели сумасшедшим огнем. От него сильно разило потом, водкой и кровью, которой он был вымазан с головы до ног. И еще страхом. Бездумным ужасом. Кто-то крикнул, что час назад Ванька забил до смерти Прохора — своего соседа. Жена и сынишка успели сбежать в лес, да так и не вернулись.
За спиной Ваньки показались трое мужиков. Они бежали молча, держа в руках вилы и поленья. Клавдия стрельнула на них глазами и проворно поползла в сторону. Ванька быстро обернулся, все еще держа свое орудие над головой, чудом успел увернуться от первого удара и обрушил крест на одного из нападающих.
— Нехристи! — заорал он.
Удар пришелся в шею. Голова противника с хрустом дернулась в сторону и свесилась под невообразимым углом. Тело рухнуло на грязную дорогу. Двое остальных, все так же молча, принялись мутузить Ваньку, кто во что горазд. Тот снова заверещал и рванулся вперед. Не ожидая этого выпада, мужики инстинктивно отступили: противник пугал их до безумия, словно черт, вырвавшийся из преисподней. Казалось, он совершенно не чувствовал боли. Увидев свободное пространство между врагами, Ванька бросился туда, пронесся вихрем по улице и исчез, свернув за ближайшую ограду.
Три пары глаз проводили его, а потом кто-то наклонился к лежачему.
— Ей богу, Христом клянусь — руку ему сломал, а он несется как баран… Ну? Что там?
— Мертвый…
Клавдия упала на землю и заголосила, взметнув руки в темное неприветливое небо.
