– Возьмите мои деньги, – с трудом прохрипел Этан и сплюнул кровь. – В бумажнике полно наличных. Возьмите и отпустите меня.
– Ты никуда не пойдешь, ублюдок, – произнес слишком хорошо знакомый ему голос.
Его вновь ударили по голове чем-то тяжелым, и он упал лицом на бетон. Кровь капала со лба, заливала глаза, текла по щекам, смешиваясь с кровью, сочившейся из разбитых губ. Он пытался говорить, но не мог.
«Поднимайся, – приказал он себе, как только в голове начало немного проясняться. – Поднимайся...»
Он с трудом держался, чтобы не закрыть глаза, но перед собой Этан видел только тротуар, посыпанный песком, и лужу собственной крови.
Внезапно он почувствовал, что его грубо поволокли куда-то. А потом больше ничего не было, только темнота.
Глава 27
Аманда почувствовала себя неуютно, как только заперла дверь и вернулась в холл. Было очень непривычно находиться в особняке без Этана. Внезапно дом показался ей слишком большим, в нем было тихо и тревожно.
Она пошла в гостиную и некоторое время бездумно глядела в окно. Ей очень хотелось, чтобы Этан поскорее вернулся. Аманда посмотрела на портрет своего любвеобильного отца, уже точно зная, что отдаст его Кларе. Если Клара хочет любить человека, который разбил ей сердце и который оставил после себя лишь слезы и разочарование, так тому и быть. Если картина поможет этой женщине жить дальше, то, наверное, стоит отдать ей портрет человека, который никогда не принадлежат своим дочерям.
– Я хотела любить тебя, – обратилась она к портрету Уильяма. – Всю жизнь я хотела любить тебя, хотела, чтобы ты любил меня. Но после всего, что я узнала за последние дни, я поняла, что никогда не смогла бы завоевать твое сердце. Но я, по крайней мере, сделала все возможное.
От всех этих переживаний резко засосало под ложечкой, и она отправилась на кухню, чтобы поставить чайник. Свой мобильный Аманда положила на стойку бара, еще раз проверив его, чтобы убедиться, что батарея заряжена, потом набрала в чайник воды и решила что-нибудь испечь, чтобы не проводить следующий час в хождении по лестнице. Она остановила свой выбор на кексе в шоколадной глазури. Завтра, если Томми будет чувствовать себя лучше, можно будет дать ему крошечный кусочек.
Открыв холодильник, Аманда достала полуфабрикат для кекса, на той же полке лежали замороженные пшеничные лепешки с клюквой и упаковка кукурузных оладий. Если будет время, она и их приготовит. Аманда водрузила коробки на стойку, все было готово, чтобы соорудить чудесное угощение, и в этот момент пронзительно засвистел чайник. Испугавшись, что громкий звук разбудит Томми, она быстро сняла чайник с плиты и поспешила наверх проверить, как там ее малыш.
Томми на месте не оказалось. На мгновение Аманда подумала, что, возможно, он выбрался из кроватки, она слышала, что с детьми такое случается. Но раньше Томми никогда этого не делал.
– Томми! – закричала Аманда. Отгоняя страшные мысли, она быстро осмотрела спальню, заглянула под кровать и выбежала в коридор, боясь, что Томми мог каким-то образом выбраться на лестницу и упасть со ступенек. Но ребенка нигде не было видно.
В доме было тихо, слишком тихо.
Аманда сунула руку в задний карман, чтобы достать сотовый.
Аманда бросилась вниз так стремительно, что споткнулась, упала и ударилась головой о стену, но тут же вскочила и побежала на кухню. Сотового на стойке не было.
Словно в лихорадке она ощупывала пустую стойку, не в силах поверить в происходящее.
Сердце безумно колотилось. Аманда понеслась в гостиную. Возможно, она оставила телефон на пианино, когда смотрела на портрет. В гостиной было темно, она нажала кнопку торшера, стоявшего у входа, но, очевидно, перегорела лампочка.
– Ты не это ищешь? – раздался в темноте знакомый голос.
Пол?
Зажглась лампа у окна. Пол сидел на стуле рядом с лампой, на руках он держал крепко спящего Томми. На стуле рядом с ним стоял стакан с чем-то похожим на скотч. И лежал пистолет.
О Боже!
– Пол? – прошептала Аманда, пытаясь унять бившую ее дрожь. – Я совсем не ожидала тебя увидеть.
«Действуй спокойно, – сказала она себе. – Двигайся естественно».
– Как ты попал сюда?
– Я стащил ключи из твоей сумочки, когда готовил кофе. Ты даже не заметила, что пропал ключ от двери, выходящей в патио.
Аманда мысленно прокляла себя за невнимательность. Она никогда не пользовалась той дверью. Как она могла быть такой небрежной? После всего, что пришлось пережить им с Этаном, как, черт возьми, могла она быть такой глупой?
– Аманда, мне действительно очень жаль, что тебе придется умереть, – спокойно произнес Пол. – Но пока ты жива, я не смогу оформить опекунство над Томми.
– Пол, тебе не нужно опекунство над Томми. Мы будем растить его вместе.
Он презрительно фыркнул:
– Вместе? Кто? Ты, я и этот мерзавец Этан?
– Этан? – повторила Аманда. – Какое он к этому имеет отношение?
– Ты с ним трахаешься, – зло бросил Пол. – Вот какое отношение. Я видел, как вы целовались у двери, шлюха.
– Глупости! – сказала она, выдавив улыбку. – Я его обманываю. Я просто использую его, дурачу, чтобы он сказал поверенному моего отца, что я выполнила все условия завещания и имею полное право на этот особняк.
– О чем ты говоришь? – спросил Пол. Аманда объяснила условия завещания.
– Почему ты ничего не рассказала мне раньше? – спросил он. – Ты только упомянула, что он нанят по просьбе твоего отца, чтобы следить за исполнением завещания.
– Правильно, – сказала она. – Пол, он всегда был рядом, слушал, наблюдал. Я должна была контролировать то, что говорю.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Пожалуй, да. Я не знал, что он следит за тобой, чтобы убедиться, что ты прыгаешь через обруч, как дрессированная обезьяна.
Аманда кивнула:
– Как только он подтвердит, что я выполнила все условия, я тут же выгоню его. Меня от него тошнит.
– Меня тоже.
– А ты думал, что он мне нравится? – спросила Аманда со смехом. – Черт побери, Пол! Как ты мог подумать, что после безумной любви к тебе мне может понравиться такой парень, как он?!
– Ты все еще меня любишь? – спросил Пол. Она кивнула:
– Очень.
– Тогда раздевайся, сделай, как ты делала это раньше. Покажи, как сильно ты меня любишь.
От охватившего ее отвращения Аманду чуть не стошнило. «Думай, Аманда, думай!»
– Пол, – сказала она, изображая смущение, – но ведь здесь ребенок. – Она засмеялась: – Я разденусь, когда мы будем с тобой одни.