Казалось, полуострова были объяты пламенем. Настала брачная ночь.
— Не похоже на привычный перезвон колоколов.
Фра Роберто привел двоих в маленькую часовню. Помещение освещали три свечи, их слабое мерцание рождало тени, дрожавшие от далеких ударов. На стене блестела икона. Подобно самой часовне, она выглядела неуместной и несвоевременной в час войны.
Священник почувствовал это несоответствие.
— Мы собрались здесь пред лицом Господа. Но Ему самому лучше убраться отсюда подальше.
— Он уже ответил на наши молитвы, фра Роберто. — Мария прижалась к Кристиану. — Господь улыбнулся нам, вернул друг другу.
— Ему еще предстоит вернуть вам разум, миледи.
Девушка рассмеялась.
— Миновали те недели, когда я увидела достаточно горя и познала бесценность человеческой жизни. Мы жаждем лишь разделить минуты счастья пред лицом смерти.
— И ждать вы не хотите?
— Не ждет время.
Гарди взял Марию за руку и взглянул на священника:
— Сегодня ночью по приказу великого магистра я отправляюсь в Мдину.
— У Ла Валетта есть на то причины.
— Он полагает, что Биргу и Сенглеа не выдержат, и хочет, чтобы старый город стал оплотом в борьбе с турками.
— Оплотом? Его древние стены разваливаются, охранять их некому, а население к осаде не готово. Город, несомненно, падет в руки Мустафы-паши.
— Его судьба не известна никому.
— Кроме меня. Я прочел ее на камнях, на стволе старинной пушки. Да я сам без всяких усилий не раз пробивался через укрепления Мдины.
— Ты страшнее любого языческого захватчика.
— Что же я должен думать, Кристиан? Ты очаровываешь меня. Женишься на Марии и покидаешь нас.
— Не покидаю, фра Роберто. Я лишь получил возможность уколоть сарацин в мягкое место, отвлечь их и выманить.
— Какая самонадеянность!
— Порожденная отчаянием. В Сент-Эльмо османы дорого заплатили за наши жизни, и в Мдине мы можем повторить успех.
— А если не удастся? Если мы падем?
— Вы хотя бы встретите Всевышнего с мечом в руке, устами проклиная сарацин.
— А как же ты?
— Я получу то, чего желал больше всего, — стану мужем возлюбленной.
— Безумие молодости…
Мария подошла к священнику и легонько коснулась его исполинского плеча.
— Безумие наше пришлось ко времени, фра Роберто. Даже среди расколотых и расплавленных камней Сент-Эльмо наша любовь цвела.
— Отчасти в том есть и моя вина. — Фра Роберто покачал головой. — Миром ли окруженные, войной ли, и в счастье и в горести вы будете неразлучны.
— Страсть превозможет любые осады, переживет нас самих.
— Тогда, возрадуясь душой, сей летней ночью, что горячей адской печи, мы станем свидетелями союза красавца пирата и благородной дамы.
— Мы готовы.
— Я вернусь, мавр.
Друг Кристиана молча стоял у погрузочной лебедки на берегу у подножия Сент-Анджело. Здесь, за гигантской защитной цепью, растянутой между фортом и Сенглеа, ощущалась неуловимая свобода и поджидала очевидная опасность. Здесь пролегла внешняя граница христианских владений. Каждые несколько секунд над головой со свистом проносились ядра турецких батарей, паливших перекрестно с горы Скиберрас и мыса Виселиц. Изредка рассеянный свет или вспышка выхватывали из темноты силуэты галер, рыскавших в Большой гавани. Гарди направлялся на их территорию.
— Не печалься за меня, друг.
— Если только ты будешь осторожен, Кристиан Гарди.
— Всего час назад я женился, мавр. И собираюсь остаться в живых.
— Но тебе предстоит переплыть залив в лодке из воловьих шкур. Турецкие корабли многочисленны, а ты один.
— В этом наша сила и наша хитрость. Мы всего лишь одно судно из множества, что перевозят грузы для галер, снуют среди кораблей. Если Пиали и его флот нерасторопны днем, то ночью и вовсе безвредны.
— Надеюсь, ты прав. — Мавр склонился и поднял корзину, а затем вручил ее Гарди. — Если ты ошибся, это поможет ослепить врагов, посеять панику.
— Твоя взрывчатка уже выручала меня прежде.
— Быть может, спасет и теперь. Это лучшее из моих творений. Способно разогнать облака на небесах. Увидевший его вспышку ослепнет.
— Не забывай и о себе, мавр. Мы оба пробудили гнев и навлекли на себя ненависть некоторых рыцарей. А среди них есть предатель, который собирается убить Ла Валетта и сдать гарнизон врагу. Он, не мешкая, прикончит тебя.
— Я знаю.
— Еще не поздно присоединиться к нам и отбыть в Мдину.
— Мой долг оставаться рядом с великим магистром.
— Что ж, будь внимателен и не забывай про оружие.
Гарди складывал припасы, действуя вместе с двумя мальтийскими помощниками. Мавр не вмешивался. Слова заменяли узы дружбы и смирение перед назначенной судьбой. Они могут не увидеться вновь и собственными глазами узреть гибель своего мира, падение Биргу, Сенглеа, Мдины, конец света. Да будет так. Англичанин уже заглядывал в бездну, танцевал на краю пропасти. Маленькая лодка отделилась от пристани.
— Да пребудет с тобой Всевышний.
— И с тобой, мавр.
Возвращаясь тем же путем, мавр пересек подъемный мост у ворот форта и направился назад по многолюдным улицам Биргу. Изнуренным жителям города не удастся ни выспаться, ни отдохнуть. Нужно было заделать бреши в стенах, выправить стальные пластины доспехов, отремонтировать оружие. Лазарет был полон раненых и умиравших, а присыпанные негашеной известью могилы — заняты трупами.
Мавр спустился по ступенчатому проходу между домами, который вел к его жилищу. Здесь, в рыбацком квартале, расположенном неподалеку от внутреннего двора крепости, где жили рыцари, было безопасно. Обитатели соседних домов защищали крепостной вал, местные женщины и дети трудились и умирали бок о бок. Никто не мог укрыться от осады, и война не различала невинных. Мавр остановился и прислушался. На фоне громыхавшей канонады он различил, как постукивал киянкой оружейник, долбил резцом каменщик. Вдруг где-то раздался чей-то пронзительный плач. Как много здесь страданий! Мавр шагнул было вперед, но тут же остановился, почуяв едва уловимое чужое присутствие и сознавая, что его жизнь в опасности. Затем он все понял. Кто-то вынимал меч из ножен.
На краю утеса, где стояла Сенглеа, на холме медленно, подобно огромным колесам с пылающими фейерверками, вращались объятые пламенем длинные парусиновые крылья двух мельниц, а затем развалились на куски.
