— В свое время.
Пришпорив Гелиоса, Гарди направил скакуна к скалистому склону; позади послышались смиренный вздох Анри и унылый стон Юбера. Мария подняла голову и заметила Кристиана. Она изящно выпрямилась и стала наблюдать за его приближением, всем своим равнодушным видом стараясь изобразить превосходство. Но взгляд ее выражал нечто совсем иное. Глубокие светло-карие глаза излучали некую силу, не ограниченную воспитанием и происхождением. Эти глаза однажды и пленили Кристиана. Гелиос кивал головой, осторожно ступая по неровной земле.
— Миледи. — Гарди соскользнул с седла и поклонился девушке.
— Гость с манерами дворянина и в одежде корсара. Как любопытно!..
— Мне тоже, миледи. Знатная особа, которая босиком трудится у родника.
— Таков мой долг.
— Вы веселитесь за работой.
— Дни скорби еще впереди, месье Гарди.
— Вам знакомо мое имя?
— И ваша репутация.
— Она тревожит вас, миледи?
— Отнюдь. Однако ваше присутствие отвлекает от дел.
Ее губы разомкнулись в легкой улыбке, а из бутыли в руке пролилось содержимое.
— Нужно наполнить целую гору сосудов — десять тысяч.
— Сейчас я не прочь обойтись и без воды, миледи.
— Мой отец с удовольствием посмотрел бы, как вы умираете от жажды.
— Наши разногласия касаются турок.
— В нападении которых он обвиняет вас. Он терпеть не может орден святого Иоанна. Подобно другим знатным семьям этого города. Во всех бедах, что обрушились на нас, они винят рыцарей. Они сетуют на ваши пиратские набеги, которые разгневали османского султана.
— Наше сегодняшнее послание не улучшит их настроения.
— Их невозможно уговорить.
— Однако вы, миледи, покинули городские стены вместе с другими знатными жителями и собираете для нас воду.
Глаза Марии блеснули решимостью.
— Ваша религия — это наша религия. Ваши враги — наши враги.
— Наш остров — ваш остров.
— Он всегда будет нашим. — «Останетесь вы или нет», — читалось в ее интонации.
«Я бы остался», — решил Кристиан.
— Сражение будет кровопролитным, миледи. Почему вы не укроетесь на Сицилии?
— А вы почему, месье Гарди?
— Я солдат.
— А я дочь одного из старейших родов Мальты. Мой брат и овдовевший отец остаются. Я же останусь с ними, моим народом и защитниками Мальты.
Кристиан был благодарен ей за эти слова и за те редкие, брошенные украдкой взгляды, которыми они обменивались среди лесов и трав окрестных деревень. Мария была не миражом, но плотью и кровью, средоточием внутреннего света и телесного совершенства. Ее красота была столь притягательна, что от нее захватывало дух.
Присев, Кристиан взял бутыль и наполнил из родника. Он лишь искал повод задержаться, продлить мгновение. Мария наблюдала за ним с усмешкой.
— Бойцовый петух на коленях. Редкостное зрелище.
— Которое может не повториться. — Гарди передал сосуд девушке. — Я опаздываю к губернатору.
— Вы найдете его в компании моего отца.
— Выходит, сегодня день для дел семейных.
Кристиан поклонился, коснувшись губами руки Марии.
— Мой отец вовсе не изверг, месье Гарди. Он заботится об острове и своем городе.
— И я тоже.
Кристиан запрыгнул в седло и развернул Гелиоса.
— Надеюсь увидеть вас вновь, миледи.
— Несомненно, так и случится.
Сотрясая гривой и хлопая хвостом, конь направился к воротам Мдины. Гарди обернулся, коротко взглянув на склон. Мария смотрела ему вслед.
— Еще одно отребье нелегкая принесла.
Это колкое замечание должно было ранить. Отец Марии — обеспокоенный старик, дряхлеющий очевидец упадка собственной семьи — одарил Кристиана сердитым взглядом. Изменилась внешне и Мдина, некогда нареченная Тихим Городом. Подобно Биргу, ее переполнял шум людской толпы и звуки трудившихся ремесленников, а тенистые улицы стали прибежищем тех, кто готовился к осаде. Здесь же, в прохладе этого внутреннего дворика, лишь губернатор Мескита, Анри де Ла Валетт и припозднившийся Кристиан Гарди мирились с гневом хромого мальтийского дворянина.
Гарди не утратил самообладания.
— Это вы обо мне? Даже отребье способно заслужить спасение, сир.
— Или продолжать бездельничать и грабить. Как и все вы. Как всякий рыцарь, ступивший на наш остров. — Престарелый аристократ ударил тростью о мостовую. — Что полезного вы для нас сделали? Какую еще напасть навлекли на наши головы?
Анри был опечален.
— Мы защищаем веру, сир.
— Вы защищаете свои привилегии, форты и укрепления в Большой гавани. А стены Мдины придется охранять разве что женщинам и детям.
— Великий магистр убежден, что осада начнется с другой стороны.
— Весьма удобно для Ла Валетта. А если он ошибается? И турки решат прежде истребить нас?
— Все мы в руках Господа.
— Надеюсь, Он проявит больше милосердия и мудрости, чем орден, во власти которого мы были целых тридцать пять лет.
— В ополчение вступило около четырех тысяч человек, месье. — От злости щеки губернатора покрылись пятнами. — Они стоят плечом к плечу с рыцарями на стенах Сенглеа и Биргу и верят в справедливость своего дела.
— Справедливость? Куда подевалась справедливость, когда над нами нависла угроза?
— Нам угрожает один захватчик.
— Ты, португальский рыцарь из чужого ордена, пытаешься говорить о захватчиках. Похоже, один захватчик порождает другого. — Слезящиеся злобные глаза вновь устремились на Анри. — И ты, племянник Ла Валетта, посланец и палач, оставивший наш город без охраны.
— Я выполняю свой долг.
— А я выполняю свой. У меня есть сын и дочь. Неужели им суждено погибнуть зря? Неужто мой народ перережут или угонят в рабство из-за тщеславия и гордости всеми забытых крестоносцев?
— Выбирайте выражения, сир. — Терпение губернатора лопнуло.
— И не подумаю. — Старик источал презрение. — Более того, вы привели сюда этого англичанина, необузданного дикаря, который руководит набегами на османские корабли и вынуждает султана пойти войной. Он навлек на нас эту напасть.
— Вы приписываете мне слишком многое, — произнес Гарди, поклонившись.
— Я проклинаю тебя всем сердцем и всей душой.
