поговорить и ожидает в приемной, Куррели даже не пошевелился. Маркини не мог поверить: он понимал, что Куррели устроил всю кутерьму только ради этой встречи. Чтобы залучить инженера Крешони в свой кабинет, и вот сейчас он войдет… Он смотрел на комиссара, как смотрят на акробата, крутящего тройное сальто без лонжи и без сетки…
– Очень холодно сегодня, – начал Крешони заносчиво, снимая перчатки, чтобы пожать Куррели руку.
Куррели ответил на пожатие.
– Я ждал вашего визита, – сказал он.
– Не хотелось бы, чтобы вы подумали, что я здесь, чтобы оправдываться. Я просто хотел спросить вас, что вы против меня имеете.
– Против вас? Ничего. Что я могу иметь против представителя светлого будущего нашего города?
– В этом-то и все дело. Как можно себе позволить… Как вы могли себе позволить даже заподозрить…
– …Подозревать – мое ремесло. Если вам нечего скрывать, то не вижу проблемы.
– В наше время не так-то просто выдержать избирательную кампанию.
– Конечно, нужно много денег.
Крешони воспринял слово «деньги» как оскорбление, но сохранил лицо:
– Конечно, что тут скрывать, кампания требует больших расходов.
– Итак, нужно много денег, – повторил Куррели. – Но разве в политике недостаточно остроумных идей и предложений? – спросил он, педалируя риторические интонации.
– Ну да!.. – взорвался Крешони. – Бывает, что и ослы летают.
– Летают и высоко залетают.
– Я вам не позволю, моя репутация в городе безупречна… Если перестанете попусту тратить время со мной, у вас будет больше времени, чтобы найти убийцу бедной бабушки!
– Как говорят, в последние месяцы у вас наметился серьезный финансовый кризис, – как ни в чем не бывало прокомментировал Куррели.
Крешони пристально на него посмотрел:
– Я отдаю себе отчет, насколько ошибся, полагая, что с вами можно разговаривать. – Уходя, он стал оглядываться по сторонам. – Кажется, у меня были перчатки, – сказал он.
Куррели сидел за письменным столом с самым безразличным выражением лица.
– И знайте, что я не позволю вам совать нос в мою жизнь. У меня не было мотива убивать бабушку.
– Кто знает, что бы мне открылось, даже если бы бабушка выступала вашим гарантом. Если хорошо порыться в ваших счетах, мотив найдется. Знаете, вы мне напомнили школьного товарища, про которого говорили, что он родную бабку убьет, лишь бы добиться своего.
– Надеюсь, вы понимаете, что ваша карьера на этом кончена? – Тон Крешони поднялся как минимум на октаву. – Вы понимаете, что мы еще увидимся?
– Конечно увидимся, – невозмутимо согласился Куррели.
Они действительно увиделись, на суде. Крешони «совершенно случайно» забыл перчатки в кабинете комиссара Куррели, а тот тоже «по счастливой случайности» обнаружил на шве правой перчатки крошечную, почти неразличимую синюю точечку. В научном отделе ее определили как смесь мела и акриловой краски с картины «Танцующая наяда», найденной рядом с убитой Еленой Маркуччи.
Джанкарло Де Катальдо
Мальчик, которого украла фея Бефана
(сказка в стиле нуар)
I
Фею Бефану,[52] которая 5 января в 12.35 увела Карло, на самом деле звали Адриана, и была она высокой рыжеволосой девушкой.
Ей исполнилось тридцать пять, и, по мере того как она по жизни скатывалась все ниже и ниже, следы былой красоты улетучивались с опасной скоростью. Но когда начинаешь с провала на подмостках, а потом тебе приходится познавать сцену только со стороны интриг и кокаина, не больно-то будешь корчить из себя недотрогу. Еще один шажок вниз – и ей придется делить постель с торопливыми и взвинченными мужиками. Этого она уже хлебнула, и повторять было неохота. Потому она и согласилась на предложение Джанджильберто.
– Ты потихоньку уводишь мальчишку, гуляешь с ним, ведешь его поесть или в кино, а потом, в четыре или в полпятого, приводишь к дому, звонишь в домофон и делаешь ноги.
– Ты что, с ума сошел? Хочешь, чтобы я в тюрьму попала?
«Вот заладила: тюрьма да тюрьма! Да все пойдет как по маслу, мы только подшутим над мамочкой, над давнишней подружкой», – говорил он. У Джанджильберто просто дар преподносить самые невероятные вещи как естественные и само собой разумеющиеся. Адриана знала, что с этой мамочкой по имени Лаура Джанджильберто спит. Как и со многими другими. Но ее это уже не касалось. Во-первых, Джанджильберто – не мужчина ее жизни. Во-вторых, она уже перестала искать мужчину своей жизни. Да и невелика забота: полдня побыть нянькой. Дети ее не раздражали, не то что взрослые мужики. И потом, цена вопроса – пятьсот евро, и этого вполне хватало, чтобы не задавать лишних вопросов.
И вот, горе-Бефана быстро ведет мальчика по узкой улочке, что соединяет площадь Навона с проспектом Ринашименто. Угловой проезд, так она называется, объясняет она, подталкивая его вперед. Когда-то отсюда давали старт соревнованиям колесниц, как в «Бен Гуре»…
– Ты смотрел «Бен Гура»?
– Нет, – ответил мальчик, которого звали Карло.
– Да ведь тебе уже десять лет. Господи, все мальчишки в десять лет уже давно посмотрели «Бен Гура»!
– У мамы нет времени ходить со мной в кино.
– А друзья?
– У меня нет друзей, – тихо и безразлично пожал плечами Карло, словно это само собой разумеется.
Пока смущенная Бефана огибает монументальное здание сената республики, направляясь к своей допотопной колымаге, припаркованной вопреки всем запретам, Лаура, мамочка, о которой шла речь, говорит по мобильнику со злым гением нашей истории: Джанджильберто.
Спортивный обозреватель, знаток скачек и пород лошадей, он состоял внештатным сотрудником в одном из журналов. Ему жаль, более того, он в отчаянии, но должен сообщить, что грипп спутал все планы, короче, загнал его в угол. Полетел ко всем чертям обед со средиземноморскими суши в кафе «Риччоли», вечерний поход в кино отменяется, остается только слабая надежда на ужин при свечах, если нянька будет свободна в канун Богоявления, и…
– Это уже не важно, – шепчет Лаура.
Джанджильберто рассыпается в извинениях. Но Лаура его уже не слушает. Краешком глаза она высматривает сына, который пробирался сквозь толпу японских туристов, сгрудившихся вокруг мумии под золоченым покрывалом и тиров, где стреляли по мишени. Его внимание привлекла высокая статистка в костюме Бефаны, со свирепой улыбкой на красных губах, которая могла напугать ребятишек и менее робких,
