Третий выстрел

Она схватила все еще полусонного Карло и потащила к другому краю моста, к свободе… Славянин пришел в себя и отбросил ударом ноги Маму Ирину, но Витас уже навалился на него: сто килограммов живого веса подмяли под себя Славянина и притиснули его к балюстраде моста. Мама Ирина снова бросилась в атаку. Но Славянин был не из тех, кто легко сдается. Следующий удар поразил Витаса в низ живота, и он согнулся и взвыл от боли. Маму Ирину отбросил в сторону сильный удар кулака, она, пролетев по воздуху, ударилась о землю и затихла, оглушенная падением. Витас остался без прикрытия, и теперь Славянин на него навалился, схватив за горло, и великан обмяк, а Славянин, приподняв его за плечи, подтащил к балюстраде и стал выталкивать с моста вниз. И сбросил бы, если бы Адриана сзади не прыгнула на него и не вцепилась ему в глотку ногтями с такой дикой яростью, что Славянин растерялся. Тогда Адриана схватилась за ремень сумки, все еще висевшей у него на плече, обвила его вокруг шеи Славянина и начала тянуть и давить. Славянин невольно ослабил хватку, повернулся к Адриане и рукой отбросил ее прочь. Она упала, но Витас выиграл несколько драгоценных секунд. Он обхватил Славянина за талию, тот потерял равновесие, и Витас что было силы отпихнул его. Славянин перелетел через балюстраду и наверняка упал бы вниз, если бы Витас не удержал его за ремень сумки и не стал тянуть наверх, чтобы помочь ему выбраться, но рука Славянина не выдержала, пальцы соскользнули, и он с воплем полетел с моста, с высоты десяти-пятнадцати метров. Все еще сжимая ремень сумки, запыхавшись от борьбы, Витас обернулся. Адриана сидела на брусчатке, дрожа всем телом, и смеялась и плакала одновременно. Мама Ирина тихонько скулила, а Карло ее ласково гладил.

– Будем надеяться, что она ничего себе не сломала, – тихо сказал мальчик и прибавил серьезно, изо всех сил стараясь не заплакать: – Отвезите меня, пожалуйста, домой.

XXVIII

Сказка кончилась для каждого по-своему.

Карло вернулся домой в час ночи в сопровождении Бефаны, которая оставила его на пороге, поцеловала напоследок, а рядом положила компьютерную сумку с оборванным ремнем и со ста тысячами евро внутри.

Лаура долго плакала и обещала стать хорошей матерью. А Карло отчаянно хотелось рассказать о своих приключениях и завести собственного щенка и еще не сомневаться, что после каникул ни один школьный хулиган его не узнает: они увидят совсем другого человека, сильного и надежного, с которым придется считаться.

А по залитой лунным светом улице старого Рима рука об руку шли навстречу своему будущему двое счастливых людей, а рядом, размахивая хвостом, трусила слегка потрепанная в бою мудрая собака.

(пер. О. Егоровой.)

Карло Лукарелли Третий выстрел

Среди ночи она поднялась, чтобы снять с себя лифчик. Марко что-то недовольно забормотал во сне, и она, приподняв одеяло, выскользнула из постели, чтобы засунуть руки под майку и расстегнуть застежку. Что-то было не так, и, снова вытянувшись и ощутив подушку под головой, она уставилась на отсвет огонька радиобудильника на потолке. Губы, пересохшие со сна, сами сложились в слова: «Я знаю, в чем дело». Она снова села на постели, уже не обращая внимания на Марко, который на этот раз проснулся и спросил: «Ты чего?» – но тут же опять заснул. «Ничего», – прошептала она одними губами, подумав при этом: «Я поняла, в чем дело», встала, вышла в гостиную и уселась на диван, протянув босые ноги на подушку. Подперев ладонью щеку, она принялась нервно покусывать ее изнутри, словно хотела прогрызть дырку.

Она поняла, в чем дело.

Вернувшись в спальню, она достала из кармана куртки, брошенной на спинку стула, блокнот и еще полежала, на этот раз с закрытыми глазами, прижав блокнот к животу.

Она так и не заснула, но немного успокоилась, когда наконец положила блокнот на комод и прикоснулась к нему рукой, словно это прикосновение придало ей силы и помогло не передумать.

– Ты что, не выспалась? Кто бы мог подумать, что Маркино… с виду такой спокойный…

– Иди ты в жопу! Все вы спокойные. И я не то что не выспалась, я вообще не спала. И Марко тут ни при чем.

Обычно она не грубила. То есть ему не грубила. Они были знакомы бог знает сколько времени, с тех пор, как она еще курсанткой-новичком явилась в Болонью. Форма на ней тогда была с иголочки, наглажена – ну прямо как с обложки журнала «Женщины в полиции». И теперь, после пяти лет за рулем, когда пиджак на ее спине вытерся хуже куртки таксиста, когда ей удалось дослужиться до начальника патруля, она по праву могла рассчитывать на толику почтения с его стороны, даром что он был начальник. И она всегда эту толику имела. Он опустил взгляд на листок, который она положила перед ним на письменный стол, пригвоздив его пальчиком с лакированным ногтем.

Он отодвинул листок подальше от глаз, ибо не желал складывать оружие перед временем и окулистом.

Квестура Болоньи. Отдел Воланти. «Я, нижеподписавшаяся ассистент Д'Анджело Лара…»

– Ну и что? Я уже читал твою служебную записку и отправил ее магистрату.

– Она неправильная. То есть… она неполная.

– В каком смысле?

– В том смысле, что все на самом деле было по-другому, а не как я написала.

– В каком смысле?

Ей ужасно хотелось снова прикусить щеку и погрызть ее, потому что надо было подумать. И еще больше хотелось высказаться, потому что боялась сказать: «Нет, ничего, извини» – и уйти ни с чем.

Однако заговорил он:

– Давай по порядку. Такого-то и такого-то числа, то есть позавчера, в ноль часов тридцать две минуты, какой-то мужчина позвонил в сто тридцатое и заявил, что слышал выстрелы на улице Эмилии Поненте у дома такого-то. Вы с агентом Джулиано поехали туда и обнаружили разбитую витрину ювелирного магазина и двух албанцев на земле. Мертвых. На месте преступления вас ожидал инспектор Гарелло, который предъявил вам свое удостоверение за номером таким-то и сообщил, что стрелял он. Возвращаясь из кино, он увидел, как двое албанцев бьют витрину. Он назвался и приказал им прекратить, но один из них вытащил пистолет и выстрелил в его сторону. Тогда Гарелло, не будь дурак, занял выгодную позицию, приготовил оружие к бою и – бах, бах – и они лежат. Я правильно излагаю?

Не говоря ни слова, Лара затрясла головой. Трудно было говорить с перекошенным лицом и губами на сторону: она кусала щеку.

– Джулиано тоже все подписал и засвидетельствовал. Есть также свидетельские показания человека, который позвонил в сто тридцатое, синьора такого-то, карабинера на пенсии, где сказано: «Я услышал один за другим три хлопка, которые, благодаря моему опыту службы в карабинерах, я квалифицировал как выстрелы. Кроме того, заявляю, что два выстрела были громче, видимо, калибр оружия крупнее, а один тише, видимо, калибр мельче». Он так и сказал: «два „тум-тум“ и один „так“». Если не ошибаюсь, ты сама так написала. Я правильно излагаю?

Щека прокушена. Лара сглотнула, ощутив во рту сладковатый привкус крови.

– Почти.

– Сама так написала.