экране можно было узнать бульвар Сен-Жермен в Париже. Группа молодёжи сдвигала припаркованные машины ёлочкой на середину улицы. Позади них, рядом с кучей булыжников, другие юнцы размахивали красными и чёрными знамёнами. Они скандировали слоганы, которые, правда, нельзя было разобрать.
Камера прошла по кругу, чтобы захватить панорамную картину происходящего. Полицейские в чёрном обмундировании были в круглых касках со щитками. Несколько офицеров раздавали щиты и длинные дубинки. Время от времени кто-нибудь из жандармов показывал на того или другого студента. При этом они часто смеялись. Видимо, делили между собой потенциальные мишени.
— Да ведь эта история с бородой, — обратил внимание Роберт. — Сцена снята лет сорок или пятьдесят назад. Таких спецподразделений теперь больше нет. Они давно введены в состав полицейских групп.
— Первая сцена тоже была не новая, — сказал Сато и задумчиво добавил: — Спрашивается, какое отношение всё это имеет к Кайзеру Сози?
Ответ вскоре последовал — из громкоговорителя. Между тем на экране сменяли друг друга сцены беспорядков в Ирландии, двух уличных боёв в Германии и Италии и демонстрации в Мехико. Затем в кадре оказалось помещение с красноватыми кирпичными стенами и холодным неоновым освещением. Полицейский в чёрной униформе сидел у скамьи и снимал отпечатки пальцев у молодого, нагнувшегося к нему мужчины в тюремной одежде. Двое других полицейских наблюдали за происходящим с некоторого расстояния.
— Может, сейчас мы его увидим, — взволнованно прошептал Сато.
Полицейский на экране отпустил руки молодого человека. Юноша выпрямился и медленно повернулся. И Роберт, и его техники в один голос ошеломлённо ахнули. У арестованного не было лица. Там, где должны были размещаться его черты, находилась путаная масса каких-то белых завитушек. Хотя у юноши отсутствовали глаза, он, казалось, посмотрел на зрителей.
— Добрый день. Меня зовут Кайзер Сози. Я знаю, что вы меня ищете.
Голос его состоял из синтетических металлических звуков, как компьютерные голоса на заре информатики. Он был ненастоящий.
8. 2018 год: Меры безопасности
Впервые собрание акционеров состоялось на «Фортексе». На то были свои причины: акционерам предоставлялась возможность познакомиться с чрезвычайным многообразием космической станции. Пьеро Регина, вот уже два года возглавлявший наблюдательный совет, созданный в целях управления и наблюдения за орбитальным комплексом, был целиком поглощён ролью хозяина дома.
Это была нелёгкая задача. Делегаты М.Е.С.Т.И. и Европейских вооружённых сил не обнаруживали ни малейшего намерения хотя бы здесь, на орбите, забыть о том, что их войска внизу, на Земле, вот уже десять лет сражались между собой за мировое господство. Несмотря на все старания и дружелюбие со стороны Регины, они поглядывали друг на друга косо и расквартировались на двух максимально удалённых друг от друга концах станции.
Точно так же, как и военные, подальше друг от друга держались и представители разных конкурирующих между собой предприятий, но атмосфера между ними всё-таки была более дружественной. Единственным связующим звеном были гости из «Rudel, Fink, Hull & Knoltown», огромного рекламного и пресс-агентства, которое служило как М.Е.С.Т.И., так и ЕВС. Их представители были приветливы, разговорчивы и веселы и оказывали Регине большую помощь в работе.
— А я думал, станция гораздо меньше, — заметил Клаус Науманн, руководитель делегации ЕВС, когда группа перемещалась по одному из длинных рукавов от центрального отсека «Фортекса» во внешний модуль. — В принципе, данные всех участников можно было сохранить и в меньшем пространстве.
Ответ последовал от мистера Сато, который в наблюдательном совете отвечал за безопасность.
— Мы разделили списки имён ради упрощения контроля. В конце концов, всегда сохраняется вероятность, что наши списки парализует компьютерный вирус или неполадка в аппаратном обеспечении. Теперешняя структура позволяет нам изолировать или напрямую перепроверить затронутый модуль, не втягивая в это центральную систему.
— При таком обилии места тут наверняка есть и резервные копии!
Лицо Сато приняло удручённое выражение.
— К сожалению, нет. Одно — на мой взгляд, абсурдное, — условие Лиссабонского соглашения запрещает нам копировать персональные данные участников. Видимо, из опасения, что резервные копии могут чрезмерно размножиться и тем самым стать доступнее для атак хакеров. Правда, результат теперь таков, что день ото дня труднее становится вести профилактические работы.
— Лиссабонское соглашение менять нельзя, — произнёс низкий мрачный голос из задних рядов.
Голос принадлежал маршалу Эдуарду Лимонову, одному из главных идеологов М.Е.С.Т.И. Ему было под восемьдесят, и он при каждом слове фыркал, как тюлень. Из своего прошлого, в котором он был поэтом и вождём русского национал-большевизма, он сохранил лишь очки с круглыми, оправленными в золото стёклами. Он был так грузен, что под его тяжестью скрипели металлические раскосы мостков, перекинутых через машинные залы «Фортекса».
— Никто и не помышляет о том, чтобы изменить Лиссабонское соглашение, — сухо ответил генерал Науманн. — По крайней мере, мы об этом не думаем. За других я не отвечаю.
Регина, чтобы избежать дальнейших разборок, поспешил открыть люк модуля, к которому они подошли.
— Господа, здесь вы видите перечни всех участников Телинтерактивас Ближнего Востока. Там абонирование обязательно со дня рождения, и его нужно каждый год возобновлять. Успех очевиден. Логические схемы лишь несколько месяцев назад переведены на новое место. Поэтому я решил показать вам этот модуль первым.
В помещении, куда попала группа, не было ничего особенного. Просторный полукупол занимал примерно половину модуля и имел зеленоватое освещение. Под сводами чувствовался сильный запах камфары. На вогнутых стенах мерцали мириады крошечных изображений паспортов, все изображения были соединены между собой тонкими, как волос, серебряными нитями.
— Если вы увеличите одну из этих картинок и внимательно присмотритесь, то сможете заметить, что она разделена надвое, — с воодушевлением объяснял Регина. — На одной половинке значатся передачи, идущие непосредственно на участника. На другой половинке собираются данные той области мозга, на которую передачи воздействуют. И соответственно этим данным передачи модифицируются.
Полковник Эвальд Бела Альтанс из М.Е.С.Т.И. наклонился к одной из плат, под которыми теснились логические схемы.
— Только представить себе, что здесь умещаются фантазии всех жителей Среднего Востока. Причём не только их собственные, но и те, что отправляются к ним отсюда. Получается, что в «Фортексе» собраны грёзы всего человечества.
— В известном смысле вы правы.
— Но ведь вы здесь называете станцию не «Фортекс», а по-другому, верно? Я слышал, в ходу кличка «Инкубатор». Имеет ли это прозвище какое-то отношение к инкубам, к демонам?
Алоис Адольф Рудель, президент компании «Rudel, Fink, Hull & Knoltown», засмеялся и отрицательно помотал головой.
— Нет, вообще никакой связи. Прозвище «Фортекса» полностью звучит так: «Инкубатор Саддама». Откуда оно взялось, долго объяснять, да и неинтересно. Но в любом случае оно восходит к первопроходческой фазе всей этой затеи.
Пьеро Регина, не особенно расположенный к разговорам такого рода, повернулся к группе.
— Господа, инкубы не имеют сюда доступа, — объявил он слегка озабоченно. — Наблюдательный орган печётся как о двусторонней, так и об интерактивной информации. Он управляет всеми уже имеющимися данными и прилагает старания к тому, чтобы обеспечить их паритетный и демократичный приём. — Он заметил на лицах своих слушателей некоторое недоверие и горячо продолжил: — Из-за нынешнего военного положения, о котором я лично весьма сожалею, наблюдательный орган вынужден
