Пенденнис, как здоровье? Мария, ты помнишь мистера Пенденниса?
— Конечно же, — ответствовала томная Мария.
Тут было доложено о прибытии миссис Гэндиш, полковника Тофэма и майора Маккрэккена, а затем во всем блеске, в бриллиантах и перьях появились леди Ботон и мисс Ботон, приглашенные на бал ее величества, и сэр Карри Ботон, не вполне еще привыкший к новому мундиру и чувствовавший себя весьма неловко в голубых панталонах с блестящими серебряными лампасами. Восхищенный Клайв во все глаза глядел на этих пленительных женщин в шуршащих и переливчатых парчовых юбках, в перьях, бриллиантах и прочем великолепии. Тетушка Анна приехала еще не в бальном наряде; а вот тетушку Марию новоприбывшие прямо в краску вогнали: она-то думала, что здесь будет к месту простое, закрытое платье на манер квакерского, да и перчатки на ней еще более несвежие, чем всегда. Правда, у нее маленькая изящная ножка, и она имеет привычку выставлять ее из-под платья, да только что там ножка миссис Ньюком по сравнению с прелестной крохотной туфелькой, которую будто ненароком являет взорам гостей мисс Ботон! Выглянет из шуршащих складок белая атласная туфелька и розовый чулок, и тут же пугливо юркнет в свое убежище, — и как ни легка была эта ножка, она раздавила миссис Ньюком.
Не мудрено, что она сердится и смотрит тучей; а ведь некоторых из присутствующих, кто позлораднее, даже забавляет ее досада. Мистеру Сми и тому не удается утешить ее своими комплиментами. Она остается к ним так же неподатлива, как порой его холсты — к краскам.
А что она пережила, оставшись одна в гостиной, когда отбыли все дамы, приглашенные на обед, и стали съезжаться званные на вечер; что тут пережила она, а точнее сказать — они, мне даже подумать страшно. Первыми прибыли Боадицея с ангелами. Мы догадались об этом потому, что к десерту, краснея, явился юный мистер Гэндиш. Одно за другим слуга называл имена гостей, о которых миссис Ньюком и слыхом не слыхивала. Старые и молодые, некрасивые и хорошенькие, они все были в своих лучших платьях и, конечно, с изумлением разглядывали миссис Ньюком, так нарочито по-будничному одетую. Когда мы встали из-за стола и поднялись в гостиную, то увидели, что она сидит в стороне от всех, постукивая веером по краю камина. Остальные дамы расположились поодаль маленькими группками, ожидая прихода мужчин и начала веселья. Мистер Ньюком вошел в гостиную зевая и во всеуслышанье сказал жене:
— Поехали отсюда, черт возьми!
Они спустились вниз и, дождавшись своего экипажа, покинули Фицрой-сквер.
Вскоре, опираясь на руку приятеля, появился мистер Барнс Ньюком; он был оживленней и нарядней обычного, с пребольшущим цветком в петлице.
— Мое почтение, Пенденнис! — восклицает он с особой развязностью. — Вы что, здесь обедали? По вас видно, что здесь. — (По нему было видно, что он тоже где-то отобедал.) — А меня пригласили только на soiree с холодной закуской. Кто был на обеде? Моя мамаша, Ботоны, и еще я видел здесь дядю с тетушкой — они внизу, в библиотеке, дожидаются экипажа; он совсем спит, а она сидит злая, как черт.
— Отчего миссис Ньюком говорила, будто я не встречу здесь ни единого знакомого? — спрашивает его спутник. — Напротив, их здесь уйма! Вон Фред Бейхем пляшет, как арлекин. Вон старина Гэндиш, который учил меня рисованию. А вот и мои брайтонские друзья — твой дядюшка, Барнс, и его сын. Кем они мне доводятся? Ведь, наверно, кем-то доводятся. Премилый мальчуган этот твой, кузен.
— Хм!.. Премилый… — бормочет Барнс. — Не пьет, не терпит лести, не заводит прихлебателей, нрава самого смирного!.. Прелестный мальчик! Видите того длинноволосого горбуна, с которым сейчас беседует наш юнец? Это его первейший друг. Знаете, кто таков? Сын дворецкого, что служит у старого Тодмордена. Ей богу, правда!
— Предположим. Ну и что с того, черт возьми? — замечает лорд Кью. — Дворецкие — самые респектабельные люди на свете. А отец есть у каждого, никуда не денешься. Я бы, например, мечтал походить на дворецкого, когда буду в годах. Пошлите десяток лакеев от Гантера в палату лордов, и вы думаете, они чем-нибудь уступят большинству наших пэров? Взять, к примеру, лорда Уэсткота. Вылитый дворецкий. Вот почему страна ему так доверяет. Я всякий раз, как с ним обедаю, ловлю себя на мысли, что ему самое место у буфета. Ба, вот ползет этот несносный старый Сми. Как поживаете, мистер Сми?
Мистер Сми улыбается самой сладкой из своих улыбок. В алом бархатном жилете, сверкая кольцами и алмазными запонками, Эндрю Сми, несомненно, являет собой великолепный образец стареющего денди.
— Мое нижайшее почтение дорогому милорду! — возглашает этот вкрадчивый господин. — Вот уж не думал повстречать здесь ваше сиятельство!
— А почему бы это, черт возьми?! — с раздражение' спрашивает лорд Кью. — Или здесь неприлично бывать, мистер Сми? Я всего пять минут как пришел, а уже в третий раз слышу эту фразу: от миссис Ньюком, которая там, внизу, дожидается своего экипажа и прямо кипит злобой, от нашего кичливого Барнса и, наконец, от вас. Тогда зачем вы сами сюда ходите, Сми? Мое почтение, мистер Гэндиш! Как поживают изящные искусства?
— Ваше лестное внимание дарует им новые силы, ваше сиятельство, — отвечает мистер Гэндиш. — Ваше славное семейство всегда поощряло искусство. Весьма польщен, ваше сиятельство, что вы признали меня в этом доме, где нас нынче собрал досточтимый родитель одного из моих подопечных. Юный мистер Клайв подает большие надежды, а для любителя просто на редкость даровит! — О да, удивительно даровит!.. — подхватывает мистер Сми. — Сам я не анималист и не слишком высоко ставлю этот род живописи, однако наш юноша, по-моему, рисует лошадей с удивительным вдохновением. Надеюсь, леди Уолем в добром здравии? Довольна ли она портретом сына? Ваш брат, кажется, назначен в Стокгольм? Ах, если бы мне удалось написать еще и старшего брата, милорд!
— Я работаю в историческом жанре, но если бы ваше сиятельство пожелали увековечить себя на холсте, надеюсь, вы вспомнили бы преданного слугу вашей семьи, Чарльза Гэндиша! — восклицает профессор.
— Я точно Сусанна между двумя старцами, — говорит лорд Кью. — Пощадите мою невинность, Сми. А вы, мистер Гэндиш, не искушайте меня своими речами. Я не хочу, чтобы меня рисовали. Я не гожусь для исторического полотна, мистер Гэндиш.
— Алкивиад позировал Праксителю, а Перикл — Фидию, — возражает Гэндиш.
— Ну, аналогия не совсем точная, — вяло замечает лорд Кью. — Вы, разумеется, ничем не хуже Праксителя, но я не вижу, в чем мое сходство с Алкивиадом. Нет, в герои я не гожусь, а красавцем меня даже Сми не сделает.
— Но я приложу все старания, милорд! — кричит мистер Сми.
— Не сомневаюсь, любезнейший, — отвечает лорд Кью, глядя на живописца с чуть заметным презрением. — А где же полковник Ньюком, мистер Гэндиш?
Мистер Гэндиш ответствовал, что наш любезный хозяин танцует кадриль в соседней комнате, и молодой человек направился туда, чтобы поздороваться с устроителем этого вечера.
Ньюком держался с молодым пэром почтительно, но без всякого низкопоклонства. Он лишь воздавал должное рангу, а не его обладателю, как выставлял почетный караул по случаю прибытия командующего. Он никогда не изменял своей холодной сдержанности по отношению к Джону Джеймсу; и даже когда тот вместе с Клайвом поступил к Гэндишу, нелегко было добиться, чтобы полковник стал приглашать его на свои вечера.
— Художник — любому ровня, — говорил он. — Я не разделяю предрассудков на этот счет и думаю, что сэр Джошуа Рейнольде и доктор Джонсон были достойной компанией даже для самых знатных. Но, по- моему, не след принимать юношу, чей отец, быть может, прислуживал тебе за столом.
Клайв только отшучивался:
— Во-первых, меня пока еще не приглашали обедать к лорду Тодмордену, а во-вторых, обещаю вам, что, когда пригласят, я не поеду.
Глава XX,
содержащая еще некоторые подробности о полковнике и его братьях
Меж тем как занятия, развлечения и другие дела, каковы бы они ни были, заполняли до отказа весь
