стал гадать — а продают ли еще те музыканты свои песни за полпенни? Какую бы они написали песню для Девятого Дня!
Чувство силы и неуязвимости снова переполнило его. Звездный Мальчик не умирает. Звездный Мальчик не может умереть. Педро, Маас Натти, вы разве не видите! Смотри, Рас Мученик! Вавилон получил свое. Кесарю кесарево! Но мне-то куда идти? Голый, он прятался под автомобилем где-то на заднем дворе в Западном Кингстоне. Если утро застанет его здесь, ему конец. Айван прислушался к истошному вою сирен и понял, что ничто еще не потеряно. Если где-то здесь есть люди, они сбежались на звук сирен. В переулке, что начинался за изгородью, звуки не были слышны. Он вылез из-под машины и осмотрелся. Переулок был пустым и темным. Айван перебрался через ограду и пошел по переулку. Ничто ему теперь не страшно, ничто его не заденет. Совершенно голый, весь покрытый потом вперемешку с пылью, с разряженными револьверами в обеих руках, он неторопливой и горделивой походкой направился к канавам Тренчтауна.
Те воруют, те палят, те стонут — в городке лачуг.
«Я никому не смогу рассказать об этом, мне все равно не поверят». — Пьяница, уставившись в темноту, заморгал своими красными глазами. Кто-то двигался по переулку. Пьяница видел, как этот кто-то быстро прошел под дальним фонарем и исчез во тьме. Возможно, даппи или ганмэн, но я никогда не слышал, чтобы даппи носили с собой револьверы. Его помраченная ромом голова отказывалась принимать то, что сообщали глаза. Да, взгляд у него мутный, но он все равно видит, что кто-то идет по темной аллее. Расплывчатые очертания приобрели более отчетливую форму, когда этот кто-то приблизился к фонарному столбу и к нему прислонился. Пьяница в смятении и страхе потряс головой.
Кто-то бесшумно возник из темноты. Серый силуэт выглядел как человек, неестественно высокий и совершенно голый, отбрасывающий перед собой гигантскую тень. Наконец он полностью вышел на свет: серый спереди, черный сзади, в каждой руке по револьверу. Он прошел мимо него, двигаясь с молчаливостью привидения и неуместной торжественностью. Повернув пылающие огнем глаза к пьянице, он сказал загробным голосом: «Скажи миру, что ты видел меня».
Нетвердые ноги уносили пьяницу прочь. Да, подумал он, надо бросать пить этот проклятый ром, пока еще жив. Наверняка это сигнал. Этого даппи послал мой дедушка, чтобы я поостерегся. Надо бросать пить. Безмерно горькая мысль для человека, который обожал бутылку.
«Голый даппи с двумя револьверами, а? Спаси меня Боже Иисусе. Ни глотка больше. Завязываю. Даже пробки от бутылки не понюхаю, никогда, сэр».
—Бомбаклаат! — сказал Богарт, заливая открытую рану крепким ромом. — Так ты четырех Вавилонов положил? Не могу поверить.
—То ли пять, то ли шесть, — протянул Риган. — Не помню точно.
Молодые члены банды, собравшиеся вокруг сарая под названием ранчо Солт-Лэйк-Сити, выражали свое неподдельное удивление и восхищение. Никому из четырех парней, которым посчастливилось там оказаться, когда явился, выбравшись из канавы, Айван, этого никогда не забыть. Острая боль, причиненная крепким ромом, ничуть не уняла его эйфории. Он уже разыграл драматичную сцену перестрелки в лицах. Пока рассказывал, подробности приходили с фотографической резкостью и ясностью вспоминаемого фильма.
—Скоро заживет, — сказал Богарт, осматривая плечо. — Все не так плохо. Иисусе! Четыре Вавилона!
Айван что-то писал на клочке бумаги.
—Бвай, как тебя зовут?
—Алан Лэдд, сэр. — Алан Лэдд был горд тем, что выбор пал на него.
—Возьми это и отнеси редактору, но не позволяй ему задавать вопросы. Ты понял?
Мальчик энергично закивал.
—Просто брось и беги, — посоветовал кто-то.
—По виду ты светлый парень, беги к нему, — сказал Риган и прочел с листа:
На моей пластинке записана история преступления. Риган
—Да, сэр, Миста Риган, — сказал Алан Лэдд и стал собираться.
—Посмотри эту одежду, — сказал Богарт. — И ковбойку можешь взять.
—Ты знаешь Ночного Ковбоя? Найди его, ман. Скажи, что мне нужны еще патроны. Все, что у него есть. Сюда, на ранчо, и принеси. Я сюда вернусь…
—Все будет, ман… Но четыре Вавилона — вот пластинка-то.
—Хоть столько, — ответил Риган.
—Иисусе.
Она знала, что, как и все остальные в доме, не уснет в эту ночь. Она убавила как можно тише ящик- громкоговоритель, чтобы маленький не услышал из сводки новостей что-то, что могло бы его расстроить. Она была уверена, что полиция уехала, но каждый звук, доносящийся снаружи, заставлял ее вставать и прислушиваться. Все ночные звуки казались враждебными.
—О Иисусе, — пробормотала Эльза, встала и перешла в другую комнату. — Иди ко мне, любовь моя, — сказала она, открывая объятия. — Я знаю, тебе никак не заснуть.
Ман-Ай смотрел на нее печально. Он не плакал, но слезы наворачивались ему на глаза. Его личико казалось лицом старика, когда он полез к ней на руки.
—Что случилось мисс Эльза? Где дядя Айван и мой папа?
—Тише, — сказала она, — твой папа скоро придет. Тише. Давай спать.
—Почему весь Вавилон ищет дядю Айвана?
—Не знаю, правда не знаю, Ман-Ай. — Она принялась его укачивать.
—Как мне заснуть, мэм? Что-то случилось. Я знаю, что дядя Айван попал в беду.
—Тише, мальчик, ничего страшного. В какую-такую беду? Не тревожься понапрасну. Давай спать! — Эльза крепко прижала его к себе и стала укачивать. Она почувствовала, как напряжение оставляет его тело, и увидела, что он закрывает глаза.
—Но я рад, — пробормотал он сонно, — все равно я рад, что он их пострелял.
—Не говори так, Ман-Ай, — сказала она и посмотрела в его детское лицо. Бедняжка, остался без мамы. Почему он всегда такой печальный? Она убрала его дредлоки со лба и увидела, что в сонных глазах мальчика таится свирепость.
—Рад я, — шептал он во гневе, — очень рад. Ман-Ай и сам не знает, что говорит, подумала Эльза, как он может что-то понимать? Она увидела, как мальчик забывается на ее руках тревожным сном, и ей стало уютнее, когда он расслабился и она услышала его тихое дыхание.
Эльза, должно быть, задремала, потому что, когда она очнулась, перед ней стоял Айван.
—Айван, вся полиция…
—Айван мертв, — сказал он, улыбаясь. — Настало время Ригана.
—Полиция ищет тебя. Педро пошел тебя предупредить.
—Полиция здесь была? Когда? — Он заинтересовался, но вряд ли забеспокоился. Скорее наоборот, на его лице проступило почти радостное оживление.
—Сразу, как ты ушел. Говорят, ты застрелил полицейского — правда? — Глядя на его лицо, она почувствовала боль безнадежности.
—Думаешь, одного запалил? — Его глаза загорелись. — Четверых я грохнул.
—Айван, не говори так… Бог простит тебя. Бог простит тебя, Айван.
—Риган, — ответил он. — Айван мертв. Почувствуй разницу… Скоро ты услышишь, как обо мне заговорят.
—Что с твоим плечом? Где ты собираешься прятаться?
—Прятаться? Кто прячется? Я не прячусь, Эльза.
—Но вся полиция ищет тебя — все до одного! Он оторвался от поисков в своем ящике.
—Теперь-то ты веришь?
—Чему?
