Наутро он сказал о голых Счастливчику.
– Наверное, показалась, – беззаботно махнул он рукой. – Собак вокруг много, они на пляже ночуют. Может, какой псих к ним прибился. Даунтаун от нас в Москву перенесли. Так что вы бы не гуляли по ночам и окно лучше не открывали, продует.
Милейший человек этот Счастливчик. У Филинова возникла мысли сделать рокировку и поменять их местами с Ребрием, которого он считал тупой солдафонской скотиной.
Когда он хотел позвонить в Москву, у него обнаружились проблемы со связью.
Трубка все время играла монотонную музыку, будто там кого-то исподволь хоронили.
– Ваша телефонная компания разорилась, – пояснил Счастливчик.
– Что за ерунду вы несете? Это английский 'Конвент Астрал'!
– Разорился, говорю я вам! – побожился Счастливчик. – А самый главный у них в окно выпрыгнул в Лондоне.
– Если вы о директоре, то он вообще китаец!
– Вот-вот. Много всего произошло. Мы провинция. Живем себе, в стороне от суеты.
Отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь.
– Нет, уж. Мне пора в столицу. Дела государственные, знаете ли.
– Оставайтесь, мы организуем чудесную морскую прогулку, – физиономия Счастливчика погрязла в прилипчивом радушии.
– Нет, я уже решил! – хлопнул по столу Филинов. – Организуйте отлет и побыстрее.
– Как скажете, – покладисто согласился Счастливчик.
Филинову даже сделалось стыдно, что он так грубо с ним разговаривал. Парень был единственный приличный человек за все время, что он пребывал в Алге.
Счастливчик позвонил в аэропорт из холла пансионата. О чем-то переговорил, обеспокоился, лицо его сделалось виноватым.
– Черт!
– Что случилось? Что – нибудь с моим самолетом? Мне за него президент голову оторвет!
– С самолетом все нормально, – успокоил Счастливчик. – Экипаж заболел.
– Что весь?
– Оба пилота, штурман и стюарды.
– Не может быть! Грипп что ли?
– СПИД.
– Вы с ума сошли?
– Можете с Рахитовым поговорить. Они все оказались гомиками и перезаражали друг друга. Наши медики были вынуждены их подлечить.
– Как подлечить? Спид ведь не лечится! – опешил Филинов.
– СПИД нет, а гомосексуализм лечится посредством кастрации. Вот они вашим летчикам – вжик сделали! – выдал Счастливчик. – Они пока что не только летать, ходить не могут. Придется ждать, пока замену из столицы пришлют.
И Филинов остался.
24.
Элитная квартира Кости Зубова все больше походила на зверинец. Она пропахла конским потом, а шлифованный паркет чудесно сохранял следы от когтей. Костя каждый раз с тяжелым сердцем возвращался сюда. У него было предчувствие, что его тут убьют.
Прыг-скок сидел на постели, на половине Инны и грустил.
– Она ушла в театр, а мне запретила, – пояснил он.
Только гамадрилов в театре не хватало, подумал Костя, а вслух выразил сомнение:
– Как же! В театр она пошла. В ночном баре тусуется. Там Маугли приехал, стриптизер из Москвы, билет по сто евро.
– А что такое стриптиз?
– Это когда мужики скидывают трусы и трясут ими над дамами, а дамы в это время кушают коктейль и визжат.
Прыг-скок оправдывая свое самоназвание, подскочил к Косте и уставил на него специально отращенный коготь на мизинце.
– Никогда не говори об этой женщине плохо!
Костя с опаской глянул на желтый, многослойный ноготь, застывший в непосредственной близости от глаз и согласился с ультиматумом, хотя его так и подмывало спросить: почему. В последнее время с ним происходили странные вещи.
Его охватывала то излишняя веселость, тогда он напропалую заигрывал с официантками в 'Мадрасе', то он внезапно проваливался в пучину неестественно всеобъемлющей депрессии. В такие моменты он словно не жил. Единственно, что у него не случалось в последнее время, это спокойных умиротворенных минут.
Среднего не дано. Или веселье, обильно сдобренное вином и травкой, или безысходные дебри внутреннего самокопания.
– Где Сека? Ты узнал? – вернул его к действительности голос Прыг-скока.
Он стоял вплотную, изо рта его несло гнилью как из выгребной ямы. Как Инна с ним целуется?
Костя рассказал, что удалось узнать, а удалось немного. Про саму Секу ничего, но какие-то подростки, тоже по виду киллеры, потому что Костя едва не обверзался, когда они стали в баре умхальтерами всем грозить, так вот подростки-киллеры были.
Их провели к Шерхану, а потом увезли.
Рассказывая все это, Костя внезапно поймал себя на мерзком ощущении. Прыг-скок прижался к нему, и он почувствовал сквозь ткань брюк огромный напрягшийся член.
– Ты что делаешь? – возмущенно вскричал он. – Что ты об меня трешься?
Прыг-скок с невинным видом отлип от него.
– Тебе же нравится. Дома никого, никто не узнает. Тебе же всегда хотелось попробовать. В детстве, небось, лежал на столе перед зеркалом голым?
– Может, кто и лежал перед зеркалом голым, только не я, – горячился Костя. – Как такое могло тебе в голову прийти. Ты извращенец!
– Сколько было салаг? – рявкнул Прыг-скок ему в лицо, заставив вздрогнуть.
– Трое!
– В засаде тоже трое было! Куда их повезли?
– Не знаю!
– А кто знает?
– Дядя знает! – выпалил Костя и осекся. – Нет, дядю не надо трогать.
Прыг-скок провел когтем у него над бровью.
– Хороший мальчик. Вызванивай сюда дядю!
Когда Костя отрицательно мотнул головой, Прыг-скок помог ему и встряхнул так, что она у него едва не оторвалась. Черты лица Прыг-скока заострились, в них отчетливо проступило нечто звериное. Резко запахло мускусом.
– Знаешь, что я сделаю? – медленно проговорил Прыг-скок. – Когда твоя милая женушка вернется из театра, я отрежу ей голову, а тебя заставлю ее трахать и пить кровь. Не станешь? – Прыг-скок ощерился, приставил коготь ему под ключицу и без предупреждения погрузил через рубашку в тело.
Костя забился, но его движения напоминали трепыхания пташки в зубах у кошки.
– Ну, успокойся, я думаю, до этого не дойдет, – Прыг-скок с причмокивающим звуком вынул ноготь и заботливо придавил фонтанчик большим пальцем, от пальца исходила ледяная прохлада, у Зубова все захолодело в груди, и он перестал чувствовать боль.
– Кто ты? – с невыразимым ужасом спросил Зубов.
– Я гость, – дурашливо протянул Прыг-скок.
– Если и гость то незваный, я тебя не приглашал.
– Я не твой гость. Я вообще гость. Мне плевать, как вы тут живете и с кем трахаетесь. Я пришел за Секой.
– Зачем тебе нужна эта девчонка?
– Она сбежала оттуда, откуда не должна была сбежать. Кантерсельф приказал ее вернуть.
– Кантерсельфа не существует. Это все сказки.
Тогда он приблизил вплотную свое заросшее волосами лицо и заглянул ему куда-то вглубь своими бездонными глазами без зрачков.
– Я тоже сказка?
Зуб чувствовал себя так, словно стоял рядом с ледяной глыбой. Его затрясло.
– Рука не болит? – неожиданно мягко поинтересовался Прыг-скок Зубов покрутил рукой, она слегка онемела, но это все было терпимо.
– Тогда значит, ты можешь вызванивать дядю! – Прыг-скок зло ткнул ему трубкой.
– Господи, это мой дядя. Родной брат моего отца, – пробормотал Зубов, оттягивая момент.
– Не скули. Знавал я парня, который родного брата кокнул. Тоже жаловался, что не хотел. У тебя нет большого целлофана?
– Посмотри на балконе. А зачем?
Прыг-скок не счел нужным отвечать, ушел и долго гремел на балконе, что-то ему помешало, он скинул вниз. Снизу донеслись возмущенные крики. Прыг-скок высунул волосатую морду и сделал вид, что гавкает. Получилось прилично. Крики прекратились.
– Позвонил? – первым делом поинтересовался Прыг-скок, вернувшись с огромным рулоном под мышкой.
Зубов поймал себя на том, что смотрит только на рулон и совершенно не помнит, чем занимался все это время. Память не сохранила ничего. Может быть, это была особая команда мозга, который подобным образом защищал остальной организм, находящийся в шоковом состоянии.
Прыг-скок взял у него трубку, глянул и удовлетворенно кивнул головой:
– Вот и отлично.
Зубов замотал головой, он хотел сказать, что не звонил, здесь какая-то ошибка, но из горла вырвался только хрип. Пусть думает, что позвонил, решил он. И врать не придется. И дядя
