последовал за ней.
Брэбент остановился в нерешительности. Позади него смутно угадывался силуэт второго гормена. Доктор догадывался, что гормены не доверяют ему ролностью. Он пожал» плечами и пошел обратно — нет, не туда, где находились земляне, даже не в свою лабораторию, где ему иногда позволяли переспать, а к подобию кровати на верхнем этаже горменовского барака. По приказу горменов Брэбент спал там уже три ночи, что свидетельствовало об ухудшении отношений.
«Если так и дальше будет продолжаться, — подумал он, — я наживу себе врагов с обеих сторон».
А время шло. Рей часами никого не хотела видеть и слышать. Брэбент, еще больше осунувшийся, приходил и уходил, выбирая одним жестом очередного подопытного «кролика». Гормены, которые теперь постоянно сопровождали его, отводили жертву к нему в лабораторию. Рей уже и спать не могла. Даже попытка была наказанием: едва она ложилась и закрывала глаза, как на нее надвигались кошмары. А время шло.
— Ты, Рей? — послышался голос Говарда.
От неожиданности девушка вздрогнула и подняла глаза. В этот момент она сидела и смотрела на ребенка, пребывая в совершенно отрешенном состоянии.
— Ты пойдешь со мной. Гибсен и де Джувенел тоже. У меня к вам особое дело.
Гибсен произнес шесть слов — один предлог и пять ругательств.
— Да, я знаю. Пошли, — спокойно сказал Брэбент и вышел на площадь, даже не оглядываясь. Ему и не нужно было этого делать — за ними неотступно следовали гормены. Они пересекли площадь и подошли к спрятанной ракете горменов.
— Я хочу показать вам, — сказал Брэбент, — против чего вы выступали. Входите.
Все трое застыли в удивлении.
— Все в порядке. Я получил разрешение. Мы в их компании, но не бойтесь, они здесь не для того, чтобы следить за нами. Вот что я хотел вам показать.
Де Джувенел двинулся следом, затем Рей и Гибсен. Последний решительно сказал:
— Я убил бы тебя, если бы мог. Ты знаешь?
Брэбент кивнул. Это было настолько очевидно, что и не стоило отвечать.
— Это рубка управления. Садись, Гибсен.
— Вот сюда?
— Ну стой, если хочешь. Но хорошенько присмотрись.
Гибсен забыл о своих кровожадных намерениях. Любопытство одолело его. Он стоял и смотрел широко раскрытыми глазами, как ребенок в сказочной стране. В конце концов, он был штурманом космических кораблей, и, даже ослепленный ненавистью к Брэбенту, не смог удержаться от соблазна осмотреть незнакомый корабль.
Устройство его было простейшим. Двинешь рычажками в одну сторону — корабль летит в противоположную, вот и все. Никаких движущихся механизмов, никаких дополнительных сложностей, никаких изменений конструкции; не имело значения, кем и где он построен. Все очень просто — садись и взлетай.
Но это по теории. А на практике…
У Гибсена сжалось сердце. Он подсознательно начал гладить безымянным пальцем свой сапфир. Это был тот корабль, который они с де Джувенелом собирались украсть. Однако все, о чем говорил Брэбент, было сущей правдой.
Человек не способен управлять подобным кораблем — это все равно, что для обезьяны, беспорядочно барабанящей по клавишам печатной машинки, воспроизводить сонет Шекспира.
Де Джувенел тихо произнес:
— Но, черт меня подери, здесь же ничего нет.
И это тоже была чистая правда. Например, отсутствовали обязательные для земных кораблей приборы: гидроиндикатор высоты, который через синхронизатор работы двигателей был связан с геостатическим корректором курса; автоматическая система контроля тяги двигателей, которая, в случае необходимости, изменяла состав горючей смеси, тем самым увеличивая или уменьшая мощность реактивной струи; система корректировки курса, которая считывала все имеющиеся в компьютере параметры орбит полета корабля с данного места в искомое, выбирая оптимальный вариант; выводила и удерживала корабль на нужной орбите и, кроме того, без каких-либо заминок переводила корабль на другую орбиту в случае изменения цели полета, какой-нибудь поломки, опасности столкновения с метеоритом, другим кораблем и так далее.
И, ко всему прочему, здесь не было такой необходимой штуки, как «черный ящик». И еще не было автотрансформатора, который питал все системы и стабилизировал их работу. Ну и, конечно, аварийной системы питания, которая приходила в действие при поломке автотрансформатора.
На корабле вместо этого находились: искусственный горизонт. Почти вертикально расположенный экран с паутинообразной сеткой линий, на котором высвечивался сектор космоса прямо по курсу корабля в пределах девяноста градусов; иллюминатор. Да, иллюминатор — стеклянное окно в конусовидной передней части корабля. Радары, перископы, фотодетекторы? Нет, ничего этого не было; восемь колечек, по одному на каждый из четырех пальцев обеих рук пилота. Каждое кольцо регулировало мощность реактивной струи в соответствующем сопле двигателя.
И больше ничего.
— Теперь видишь? — раздраженно спросил Брэбент.
— Вижу, — ответил Гибсен, и его рука опять потянулась к сапфиру. — Я… — Но ему нечего было добавить. — На этом экскурсия закончена, Брэбент?
— Не совсем, — кратко ответил доктор. — Рей, де Джувенел, вы можете возвращаться. Гибсен, ты останься. Надеюсь, это тебя чему-то научило. Сейчас ты мне нужен для еще одного опыта. И надеюсь, — он говорил через плечо, повернувшись ко всем спиной, — когда-нибудь вы поймете, что я был прав. Откажитесь от своих планов. Все.
Но на этом все не закончилось. Программой, которую Брэбент тщательно продумал во время молчаливого наблюдения за раненым лейтенантом Марном, как раз после первого приземления, было предусмотрено одно действие.
В предрассветных сумерках доктор сидел на кровати и смотрел в окно, в котором виднелись только серые контуры домов.
Несколько дней назад гормены со всей очевидностью дали ему понять, что его работа близится к завершению. Все, что они хотели знать, узнали. Главное было сделано. Еще оставались некоторые детали, но они были столь несущественны, что гормены в любой момент могли прекратить исследования. И тогда…
Помимо принципов работы мозга у землян были и другие вещи, которые гормены хотели бы узнать. Хотя они уже кое-что получили от Джероффа и Чепмена, но все остальное собирались исследовать как можно быстрее, а именно: психологическую восприимчивость и состояние болевого шока. И как всегда, исследования будут детальными и основательными, что предвещало землянам ужасные мучения.
Доктор чувствовал себя разбитым и опустошенным. Его волновали не предстоящие лабораторные вскрытия тел, а то, что все его товарищи, кроме одного, умрут с чувством ненависти к нему.
Брэбенту такая перспектива не нравилась.
Его профессия этого не допуская. Психолог обязан следить, чтобы психика людей находилась в уравновешенном состоянии, и если у пациентов самопроизвольно возникло к нему чувство ненависти, то здесь была значительная доля его вины. То же самое с любовью. Он держался в стороне и пытался быть независимым от временного эмоционального состояния окружающих его людей. Этого требовала его работа.
Но сейчас Говард Брэбент остался совершенно один. На всей планете не было ни души, которая бы любила, уважала его или доверяла ему. Даже осиротевшие дети Крешенци, завидев его, убегали и прятались.
Брэбент вздрогнул, потом резко выпрямился.
