Слова, которые ранят, слова, которые исцеляют. Как разумно и мудро подбирать слова

другого или причиняют ему вред с пролитием крови, с поступком, который, как правило, за редким исключением, является неприемлемым.{6}

Особый случай, когда позволено передавать «отрицательные истины», – дела, касающиеся бизнеса. Как пишет Хафец Хаим (1838–1933), раввин, мудрец из Восточной Европы, обладавший непререкаемым авторитетом в правилах, касающихся позволительной и непозволительной речи: «… если кто-то хочет установить с кем-то деловые отношения, – например взять в качестве работника или делового партнера … ему позволительно повстречаться с другими и порасспрашивать их… чтобы избежать возможных потерь. Другим позволительно передавать ему даже весьма уничижительную информацию, поскольку здесь намерение состоит не в том, чтобы навредить предполагаемому работнику, а показать истинное положение дел, дабы уберечь товарища от возможных убытков». [34] Так же иудейский закон требует, чтобы вы говорили откровенно, если кто-то спрашивает ваше мнение о потенциальном работнике, о чьей непорядочности или некомпетентности вы осведомлены.

Другой случай, позволяющий поделиться информацией, – когда у кого-то завязался роман с тем, кто не подходит для данной роли, или если парень или девушка скрывают информацию, на обладание которой партнер имеет полное право.

В важном обзоре о еврейском понимании «неприкосновенности частной жизни», иудейский специалист в области права раввин Альфред С. Кохен говорит о молодом человеке, у друга которого был серьезный роман с его соседкой. Молодой человек знал о проблеме друга со здоровьем, но из бесед с девушкой он понял, что та не подозревает о ней. Он спросил раввина Кохена, следует ли ему поставить ее в известность об этом или же он нарушит нормы иудаизма, запрещающие распространять сплетни. [35]

Раввин установил, что иудейский закон обязывает молодого человека передать эту информацию девушке, поскольку та имеет право знать о состоянии здоровья своего парня прежде, чем она примет решение выходить за него замуж. Но, отметил он, четкого нравственного или правового предписания о том, когда передавать подобную информацию, не существует. Если бы молодой человек рассказывал каждой девушке, с которой встречался друг, о его болезни, то общественная жизнь друга была бы разрушена (равно как и их дружба). С другой стороны, девушка, которая получит эту информацию после того, как узнает о более позитивных сторонах своего парня, будет гораздо лучше подготовлена, чтобы оценить для себя значимость его заболевания.

С точки зрения нравственности, наилучшим выходом для молодого человека было бы убедить своего друга в том, что он должен рассказать обо всем девушке, и даже сказать, что если друг этого не сделает, то он сам сообщит ей об этом. Только в случае, если друг сам ничего девушке не говорит, а отношения складываются явно серьезно, ей об этом должен рассказать кто-то другой. [36] Вероятно, подобный совет можно дать и тогда, если вам известно, что этот человек не соблюдал верность в своем прошлом супружестве или у него крайне дурной нрав.

Даже в тех случаях, когда позволительно сообщать негативную информацию, необходимо передавать только то, что имеет отношение к делу . Так, если кто-то спрашивает, можно ли полагаться на Г. в качестве делового партнера, позволительно, и даже следует , сказать, что Г. обманул своего бывшего делового партнера или что на прошлой работе он появлялся на рабочем месте в 11 и уходил в 3 часа дня, но при этом не следует вспоминать захватывающую, но не относящуюся к делу, скандальную историю, связанную с супружеством Г.

При передаче негативной информации, необходимо говорить четко только то, что вы знаете, и ничего более. Если вы преувеличиваете, то совершаете грех сплетни, и в этом случае, с нравственной точки зрения, будет лучше вообще ничего не говорить.

Не следует сообщать позорящую или негативную информацию о Г. кому- либо, помимо тех, кому она действительно необходима. С другой стороны, высоконравственные люди часто нарушают данный принцип. Они пытаются оправдать передачу дурных вестей большому количеству людей, заявляя, что те, кто ее услышит, смогут воспользоваться ею в будущем (например, все должны знать причину развода такого-то и такой-то, поскольку кто-то из услышавших может начать встречаться с одним из них).

В каких-то случаях, может быть приемлемо, с нравственной точки зрения, поделиться негативной информацией со многими, если, к примеру, политический кандидат использовал свое служебное положение с целью извлечения личной выгоды или врач использовал методы лечения, которые нанесли вред здоровью пациента. Подобная информация может некоторым понадобиться, чтобы либо проголосовать против бесчестного политика, либо не доверить свое здоровье недобросовестному врачу.

Критерием распространения негативной информации служит то, есть ли опасность, что человек, для которого она предназначена, может оказаться перед лицом «явно существующей опасности», не обязательно ставящей под угрозу его жизнь, если он этой информации не получит.

Как отмечалось в главе 2, если вы не уверены в достоверности передаваемой информации, то необходимо об этом сказать. В таком случае позволительно предостеречь спрашивающего, сказав, что ему следует проверить определенные факты, связанные с его предполагаемым деловым партнером, работником или работодателем, супругом, пояснив, что вы об этом слышали или подозреваете . Простая рекомендация: если вы не готовы подтвердить достоверность своих слов под присягой, то не подавайте это как неоспоримую истину.

Когда следует разглашать тайны?

Как насчет глубоких, потаенных секретов, доверенных духовнику или психиатру? Бывают ли моменты, когда их необходимо раскрыть? Здесь нравственные нормы, принятые в миру и различных религиях, отличаются.

Возьмите школьного психолога, который узнал, что учащийся пользуется запрещенными лекарственными препаратами. Должен ли он ставить в известность родителей ребенка? Я задавал этот вопрос десяткам аудиторий, в которых мне приходилось выступать в ходе целого ряда лет. Большинство слушателей отвечало, что необходимо оповестить родителей. Поскольку они знали, что я раввин, то когда я спрашивал, как, по их мнению, советует поступать в этой ситуации иудейский закон, еще большая часть аудитории убежденно заявляла, что он должен настаивать на том, чтобы проинформировать родителей.

Однако, похоже, в иудейском законе говорится другое. Раввин Альфред Кохен утверждает, [37] что подключение к этой ситуации родителей в конечном итоге пойдет на пользу ребенку, но разглашение конфиденциальной информации «может существенно подорвать доверие к этому психологу других учащихся и тем самым лишит их возможности получать какую-то помощь». «Кроме того, продолжает он, – если психологи не могут хранить в тайне то, что им доверили, то люди вообще перестанут обращаться к ним за помощью. Поэтому вопрос тут скорее в том, насколько велика польза от психологов для общества в целом? Поставит ли разглашение секретов под угрозу саму профессию как таковую? Как это в конечном итоге отразится на обществе, если испытывающие беспокойство не смогут обратиться к тому, кто может помочь им справиться с личными проблемами?» [38]

Это прекрасный пример вопроса нравственности, возникающего при столкновении блага личности и блага общества. В данном конкретном случае раввин предлагает поставить во главу угла благо общества, а не возможное благо отдельной личности.

С другой стороны, если у психолога есть достаточно основательные причины считать, что сохранность жизни ребенка зависит от того, владеют ли информацией его родители (как в случае, когда ребенок подумывает о самоубийстве), то нравственность обязывает поступить иначе. [39]

Вспомните трагическую историю Татьяны Тарасоффой, студентки Калифорнийского университета в Беркли, убитой человеком по имени Просенджит Поддар из-за того, что та категорически отказала ему во взаимной любви. После ареста выяснилось, что Поддар поделился своим намерением убить Тарасоффу, по ее возвращении с летних каникул, с психологом Др. Лоренсом Муром. Он