Путь к золотому дракону

— Это была не ты, — сказал он. — Ты появилась позже. Я говорил сейчас о…

— Мистрис Горане Бранке! — вдруг осенило меня.

— Точно. Это я, кстати, ее нашел! — Тон Лиса сменился на довольный, а я ясно вспомнила отпечаток лисьей лапы на виденном пару недель назад пергаменте.

— Мы впустили ее к себе, и она знала, на что шла. Точно так же мы впустили когда-то богов — и точно так же мы об этом не пожалели. Тебе никогда не случалось думать, что твой народ одарен беднее прочих? Эльфы прекрасны и музыкальны, гномы, как правило, отличные мастера, да вдобавок еще и сильны, волкодлаки перекидываются в зверей, а вы суть всего лишь вы…

Я пожала плечами. За последние полгода меня с завидным постоянством записывали то в полуэльфки, то в полугномки, а то во внебрачные дочери какого-нибудь вампирского лорда. А что выгляжу не так — известно же, полукровок не бывает!

Словом, комплекс расовой неполноценности — это не ко мне.

— Так вот, могу заверить — у вас есть нечто, отличающее Младших от всех остальных народов. Вы непредсказуемы. Вы заставляете игру идти быстрее. Вы будто накладываете на бытие свой ритм, и ваша жизнь, до смешного короткая, превращается в вечность. Вы можете быть очень интересными… Но дело не в этом. Ради одного человека мы не покинем наших пределов. Игра продолжалась. О Лерикас, золотом драконе из Арры, я рассказывать сейчас не буду, но и она приняла в этой игре немалое участие. Даже драконы меняются со временем, и нынешние — совсем не то же, что былые. Ну а потом появилась ты.

— И чего во мне было такого? — обреченно спросила я. Не сказать чтобы мне не льстила собственная исключительность, но есть силы, внимания которых все же… ладно, проехали. Хочется верить, внимание этих сил не причинит мне вреда.

— Ну, особенного-то в тебе много. — Лис, будто вспомнив, что он Лис, дернул ухом. — Во-первых, ты полукровка, а их всегда было очень мало. Еще в начале игры боги договорились, что дети, рожденные в смешанных браках, должны выбирать какой-то один народ. Да, были случаи, когда человек всю жизнь метался туда-сюда, но таких можно пересчитать по пальцам одной руки. Во-вторых, ты дитя фэйри, существа, для которого люди по определению всего лишь еда. Ты — сбой системы, то, чего не должно быть. Но ты есть, и это тоже весьма любопытно. А в-третьих… — Он сделал паузу, и я замерла, чувствуя, что вот сейчас мне и откроется самое важное. — Тебя, наверное, интересует, что за силы стягивают вас троих в одно? Как может быть, что ты чувствуешь Сигурда, человека другого народа, будто самого себя? И почему вы вместе суть нечто большее, чем просто сумма ваших навыков, умений и способностей?

— Да, — сказала я, потому что здесь нужен был ответ.

— Я не скажу тебе этого, — обыденно сообщил Лис.

Я испытала такое чувство, будто спокойно шла по ровной дороге и неожиданно споткнулась о высокий порог. Узнать о тайнах мироздания, об истории времен, когда и слова «история» еще не придумали, — и остановиться у той двери, открыть которую как раз и хотелось бы больше всего?

— Откроешь, — посулил Лис, одобряюще хлопнув меня по ноге. — Все двери созданы для того, чтобы их открыли, и не мне тебе об этом рассказывать. Скажу лишь одно… приоткрою тебе малую щель. Чем бы вы ни были, вы еще не оно. Вы — яйцо, а вылупится из него что-то или нет — знают лишь Те, Кто Стоит Над Нами. Но не думай, что растворишься в вашем единстве. Человеку… да и тебе тоже никогда не понять, что означает быть тем, чем вы станете.

— Ты же говоришь не о божестве? — с нехорошими предчувствиями спросила я. Но Лис только фыркнул:

— Да нет конечно же! Человек не станет богом, и это хорошо. У игры должны быть правила, иначе она превратится в беспорядочную груду фишек… Запомни еще кое-что. Мы не ведем вас. Мы не направляем вашей воли и не пленяем души. По условиям игры вы всегда свободны в своем выборе, а мы остаемся сторонними наблюдателями. Не бойся нас; опасайся тех, что сродни нам, но не вам, — тех, что просачиваются в щели, проходят в мельчайшие дыры и властвуют над безумием. Однако же помни, — глаза его сияли, и я смотрела в них, не в силах оторвать взгляда, — помни, что они берут обманом и бегут честной схватки! Ты не знаешь своих врагов…

— Расскажи мне о них.

— Я уже рассказал довольно! Тебе пора спать; я замедлил время, но его все равно осталось немного. А мне время вернуться. Если нам всем повезет, мы еще вернемся к этому разговору. Я бы пожелал тебе удачи — да только это то же самое, что рыбу купать… Но я все равно буду держать за тебя кулаки!

Я молчала, пытаясь понять, в каких словах сообщить об этом визите Сигурду и Эгмонту. Причем желательно так, чтобы они не сочли меня свихнувшейся на нервной почве.

— Никак, — безмятежно заметил Лис. — Мое появление здесь — дань любопытству и необходимости. Само по себе оно уже нарушение правил. Так что твоим друзьям, как и моим, о нем знать совершенно не полагается…

Он подошел к двери, открыл ее и обернулся:

— Да, маленькая, я все хотел сказать… Намекни Эгмонту как специалист по магии Треугольника: на нас рябина действует исключительно возбуждающе. В смысле возбуждает аппетит. Пускай он уберет этот веник, пока к нему еще кто-нибудь в гости не заглянул!

Я кивнула, твердо уверенная, что до утра теперь не засну. А Лис аккуратно прикрыл за собой дверь, не забыв сказать напоследок:

— Провожать меня не надо, дорогу помню и так.

И, едва дверь стукнула о косяк, я провалилась в сон.

4

Поутру я проснулась удивительно легко, будто всю ночь провела под одеялом. Спать ни капельки не хотелось; я села на кровати и откинула назад растрепанные волосы. Да. Хорошие снятся сны по соседству с Треугольником. Хоть эмпатов сюда посылай — материала для диссертаций на всех хватит…

Я помнила этот сон до мельчайших подробностей, но нисколько не сомневалась, что это был именно сон. Все на свете бывает, но Лис размером с Сигурда, называющий меня сестренкой и воплощающий в себе запретный кусок земли, — явный перебор. Спишем все на хорошее воображение, бурно проведенный день и соседство со Слепым треугольником.

Солнце ярко освещало небольшую комнатку. Я встала, оделась, наскоро заплелась и стала прибирать постель. Свернула одеяло и увидела, что на простыне лежат несколько длинных жестких волосков — рыжих с проседью.

На полу валялась полуобгрызенная веточка рябины.

Я не успела сделать из этого никаких фундаментальных выводов — в дверь постучали, и Эгмонт осведомился, может ли он зайти.

— Заходите, магистр, — вежливо пригласила я, быстренько запихивая веточку поглубже под кровать. Кто его знает — вдруг решит, что это я с голодухи грызла его любимое творение под покровом ночи!

Мысль оказалась более чем своевременной. Рихтер, невыспавшийся и очень недовольный жизнью, держал в руках пресловутый венок — и вид у венка был именно такой, будто его всю ночь кто-то грыз. На волшебных свойствах это отразилось самым непосредственным образом. Я не чувствовала и тени боли.

— Я это увидел, едва проснувшись, — уведомил меня магистр. — Оно стояло на стуле рядом с моей подушкой. Мы с Сигурдом ничего не слышали, но, может быть, вы смогли что-то ощутить?

— Нет, — сказала я, вспомнив прощальные слова Лиса. — Ничего. Но… — Эгмонт смотрел как-то настороженно, я подавила желание зажмуриться и отбарабанила: — Как специалист по магии Треугольника намекаю: на местных фэйри рябина действует исключительно возбуждающе. В смысле возбуждает аппетит. Уберите его от греха подальше, а то еще кто-нибудь пожалует… И вообще я есть хочу. Нам же выступать скоро!

Из кухни доносилось деликатное позвякивание. Похоже, Сигурд ревизовал припасы.

5

Мы быстро позавтракали и приступили к сборам. Точнее, к сборам приступил Эгмонт — я следила за ним, наскоро перебирая свои склянки. Как выяснилось, в темноте я прихватила не совсем то, что нужно: три склянки с заживляющими настоями, одна с соком мандрагоры, основой для любого целебного зелья, одна — из запасов Полин — с зельем против перхоти и одна пустая. Она, разумеется, тоже принадлежала моей соседке, потому что только Полин могла сперва купить дорогущие духи, а после хранить пустую склянку, и