Дав взял заламинированное меню и принялся читать его, водя пальцем по строчкам.
— Двенадцать блюд, — отметил он. — Значит, на кухне должны работать как минимум три человека.
— Это в больших городах так, — возразил Кэшин. — Три лоботряса. У нас тут управляется одна девчонка-стажер.
— Сэндвич с вырезкой, — прочел Дав. — Что у них проходит под этим названием? Как вообще его можно испортить?
— Здесь и не такое умеют.
Из задней двери появилась потасканная женщина в зеленом комбинезоне, подошла к ним, открыла блокнот и со свистом втянула воздух сквозь зубы.
— Два сэндвича с вырезкой, пожалуйста, — сделал заказ Кэшин.
— Только в баре, — отрезала она, уставившись в стену. — Здесь не подаем. Меню надо читать!
— Мы полицейские, — сказал Кэшин. — Лучше бы тут посидеть.
Она взглянула на него и улыбнулась, осклабив кривые зубы:
— А, ну тогда ладно. Я всех полицейских тут знаю. Вы по делу Бургойна?
— О работе не разговариваем.
— Подонки черномазые, — бросила она. — Жалко, что только двоих застрелили, а не сразу всех. Бомбу бы на них кинуть, как в Багдаде.
— Можете жир срезать? — попросил Дав. — Был бы вам премного благодарен.
— Жир не любите? Сделаем, не волнуйтесь.
— И помидоры положите.
— Куда? На сэндвич с вырезкой?
— Так все коренные делают, — сказал Дав.
У кухонной двери официантка обернулась и посмотрела на Дава. Кэшин заметил, что она будто сомневается в чем-то. Это было видно даже в полумраке.
— На редкость привлекательная особа, — заметил Дав. — Много здесь у вас привлекательных особ; белые гены, наверное, дают себя знать. — Он огляделся. — То, что случилось вчера вечером, волнует тебя? Сейчас? Или вообще?
— А ты как думаешь?
— Ну… Ты пока, так сказать, закрытая книга. Вот когда лежал на полу, то я немного заглянул тебе в душу.
Кэшин подумал, не рассказать ли ему о своих снах.
— Да, волнует, — ответил он.
— Как стреляли в мальчишку?
— Когда в тебя стреляют, ты что делаешь?
— Я хочу сказать, — пояснил Дав, — что мальчишка стрелял первым, так или нет? Ты им это рассказал?
Кэшину не хотелось не только отвечать на вопрос, но даже думать о нем.
— Узнаешь, что я сказал им, когда будем у коронера.
— Ты понимаешь, что нас подставили? Хопгуд засунул нас с тобой в какой-то драндулет и утверждает, что ничего не слышал по рации.
— Для чего это ему?
— Чтобы у него с ребятами было чем прикрыть свою пятую точку, если бы что-нибудь пошло не так.
— Ну, для Хопгуда, пожалуй, это чересчур дальновидно. Скучаешь по федералам?
Дав грустно покачал головой. Они поболтали еще о всякой ерунде. Женщина наконец принесла им сэндвичи и засуетилась вокруг Кэшина.
— Стейк из чего, из кита? — прожевав кусок, заговорил Дав. — Не удивлюсь, если здесь процветает китобойное браконьерство.
Обратно шли под ветром и моросящим дождем.
— Время для размышлений, черт бы их побрал! — сказал Дав. — Заморозили всё на фиг. Ну и ладно, хоть жить в «Смерти китам» не придется.
— В «Китобое».
— Без разницы.
На ступеньках участка Дав протянул ему свою длинную руку.
— Чувствую, что уже не вернусь. Буду скучать по вашему городку, да.
— Ну еще бы! Чудное место, китовый стейк, кофе мисс Пигги.[27]
— Тети Джемаймы.
— Вас, федералов, хорошо учат наблюдательности, — заметил Кэшин. — Ну, пока.
Дебби Дугью сидела на кухне и готовила уроки. На столе громоздились учебники, стояла кружка чаю с молоком, валялось печенье. По телевизору шел какой-то мультфильм, а в угловой печке пылали дрова.
— Здорово здесь, — сказал Кэшин.
— Чаю хочешь? — откликнулась она.
Дебби, светло-рыжая, веснушчатая, со стянутыми назад волосами, выглядела старше своих четырнадцати лет.
— Спасибо, напился уже. Как учеба? — задал он вопрос, бессмысленный для подростка.
— Нормально, в порядке. Задают много. — Она пошевелилась на стуле. — Отец в сарае.
Кэшин подошел к мойке, протер затуманенное стекло. Дождь барабанил по лужам, стоявшим в колеях, которые тянулись от дома к сараю. Берн обеими руками запихивал что-то в кузов грузовика. В углу его рта дымилась сигарета.
— Слушай, он переживает из-за того, что у тебя мать нашла, — начал Кэшин, отвернувшись от мойки.
Дебби опустила голову, сделала вид, что читает.
— Что, обязательно надо было меня закладывать, да?
— Что значит — закладывать? Надеюсь, это не твое?
Она глянула прямо на него ярко-голубыми, как у всех Дугью, глазами.
— Я даже не знала, что там. Она мне коробку дала, сказала: «Спрячь пока что». Вот и все.
— А ты что подумала?
— Да ничего не подумала.
— Ладно тебе, Дебби, я не такой уж древний дедушка.
Она пожала плечами:
— Я наркотиками не балуюсь, ничего о них не знаю.
— А друзья твои как, балуются?
— Хочешь, чтобы я на друзей стучала? Ни фига!
Кэшин подошел поближе, взял стул и сел у стола.
— Дебби, мне совершенно все равно, как у твоих друзей с наркотиками, и я не собираюсь с ними возиться. Но я не хочу, чтобы тебя когда-нибудь нашли мертвой в проулке у мусорных баков.
Она чуть покраснела и уткнулась в тетрадь.
— Ну, я не…
— Дебби, хочешь, скажу секрет?
Она медленно, задумчиво покачала головой.
— Если бы ты не была из нашей семьи, я бы не спрашивал.
— Ну да, можешь, да…
— Никому не скажешь?
— Угу.
— Точно?
— Угу.
