— Достоверно? — повторил Кэшин. Его колотило от холода — дома было как в морозильнике. — Да мы вообще ни хрена не знаем, что там случилось.
— Часы, часы, Джо. Их же не в игральном автомате выудили. Кто-то снял их с дедушки и… Да какая теперь разница, если все закончилось!
Кэшин хотел продолжить, но оборвал себя на полуслове. Взгляд его упал на собственный вялый пенис, болтавшийся среди мокрых кучерявых волос, как окурок в бассейне с искусственными волнами.
— А запугивание парнишки? — сказал он. — Что-то здесь не того…
— Кромарти уже давно пора как следует почистить, — сказал Виллани. — После этих смертей в тюрьме была такая прекрасная возможность! Так нет, убрали шефа, поставили зеленого новичка из дорожной полиции… И что же? Не прошло и полугода, а Хопгуд со своими козлами-помощничками снова у руля.
— Да, радости мало, — сказал Кэшин.
— Какая там радость! — подхватил Виллани. — Я дома. Мне мои говорят, что я теперь тут редкий гость. Ну да» правильно, так и есть. И вот я выкроил свободный вечер, собрался наконец на семейный ужин, а дома никого. Как тебе?
— Слезу выжимаешь? Лучше вернуться к нашим бандитам, что ли? Я вот всегда один дома.
Кэшин проснулся посреди ночи, попробовал было размеренно дышать, чтобы отогнать назойливые мысли. Уже засыпая, он вдруг ясно увидел «Чайник», рваные облака, полную луну, лившую вниз серебристо-серый свет, гигантские волны, увенчанные шапками пены, которые с адским грохотом рвались в узкий проход, неся в себе несокрушимую, неодолимую смертельную силу.
Кэшин поднялся рано, с самого утра ощущая боль в желудке, и вывел собак на прогулку. Они поднялись вверх по ручью, перешли его и по дорожке двинулись вдоль блестящего нового забора, по земле Кэшина, отмеченной теперь настоящей границей.
После завтрака в своей неизменной компании Кэшин посадил собак в машину и поехал к матери. У берега он свернул на дорогу, шедшую между двумя холмами, которые когда-то были вулканами, где в кратерных озерах жили несметные стаи лебедей, уток, пятнистых луней, скандалисток чаек. Озера эти никогда не пересыхали. Кэшин ехал и вспоминал, как во времена его жизни у Дугью он с мальчишками ходил сюда купаться. Они собирались человек по пять-шесть и приезжали на велосипедах, заходили в черную воду, жижа капала с пальцев, такая холодная, что трясло даже в самые жаркие дни, гуляли меж мертвых остовов деревьев, стараясь не наступать на ветки, похожие в воде на гигантских змей, все в зелени мха, слизи, испещренные птичьим пометом.
По команде все бросались в воду и плыли. В середине озера сбивались в кучу, лежали на воде и чувствовали под собой черную вязкую пучину. Тут надо было нырнуть и подняться наверх с пригоршней серой грязи. Но никто не спешил. В конце концов у самых отчаянных кончалось терпение и они уходили под воду. Сначала ждали, пока поднимется один, и только потом наступала очередь следующего. Как-то раз Берн нырнул и долго-долго плыл под водой, а потом бесшумно вынырнул за мертвым деревом.
Они ждали долго, начали тревожно переглядываться, а затем и вовсе перепугались. Кэшин вспомнил, как все, не сговариваясь, развернулись и поплыли к берегу, оставив Берна на произвол судьбы.
Когда они уже были на мели, Берн неожиданно заорал: «Ну что, трусы? Думали, я тут насовсем застрял, да?»
Начался выпуск новостей.
Обычное патрулирование? Это в Даунте-то, как раз в тот вечер, когда нашли Донни Култера? Что же это за начальник полицейского участка, который не предупредил их, чтобы держались подальше от этого района?
«Запугали бедного мальчишку, довели его до самоубийства — теперь и доказывать ничего не надо, он все за вас доказал. И вообще все умерли — все подозреваемые. Ведь вы их убили, вы и ваши головорезы!»
Мать и Гарри были в кухне — ели из больших кривобоких фиолетовых мисок мюсли с фруктами.
— Позавтракал уже? — спросила мать.
— Не успел.
— Похоже, тут не много наскребешь, — сказала Сибил, поднялась, высыпала в миску оставшиеся мюсли из стеклянной банки и залила их остатками компота из фруктовой смеси.
Кэшин сел за стол. Она поставила перед ним миску, пододвинула кувшин с молоком. Он плеснул молока и принялся есть. Удивительно, но оказалось вкусно.
— Майкл звонил, — заговорила мать. — Веселый такой.
— Веселый, веселый, — закивал Гарри — в этом браке он исполнял роль эха.
— Вот и хорошо, — откликнулся Кэшин.
— Несчастный случай, представляешь? — продолжила Сибил. — Да еще и работа такая ответственная. Ну чего хорошего?
Кэшин внимательно смотрел в свою миску. В ней плавали какие-то черные крупинки. Семена, что ли?
— Выпишется и приедет, отдохнет тут у нас, — сказала мать.
— Отдохнет, отдохнет, — эхом откликнулся Гарри.
— Хоть немного вместе побудете, он всегда так тепло к тебе относится, благодарно.
— Просто обожаю, когда меня ценят, — отозвался Кэшин. — В моей жизни это редко бывает.
Гарри засмеялся было, но, наткнувшись на взгляд Сибил, умолк и опустил глаза в миску.
— Может, даже переоценивают, — отрезала Сибил. — Вся любовь и забота досталась тебе.
Кэшин вспомнил о пьяной Сибил в «универсале», о ночах, когда он ждал, что она вот-вот вернется. Он съел ломтик персика и еще чего-то розоватого. По вкусу оказалось одно и то же.
— Позорный этот случай в Даунте вчера вечером, — произнесла Сибил. — Как в Израиле становится — полиция провоцирует бедных на насилие. Толкает на де-виантное поведение.
— Какое-какое?
— Девиантное. И ты, между прочим, тоже. Оправдываешь собственное существование.
— Кто, я?
— Машина контроля! А ты ее винтик!
— Ты это в университете почерпнула?
— Нет, сама всегда знала. Университет дает только интеллектуальную базу.
