Звонивший вешал трубку, однако его слова оставляли неприятный осадок. Даже не понимая смысла фразы, я догадывалась: что-то происходит. Папа стал засиживаться над проектами за полночь, скрупулезно проверяя размеры и переделывая чертежи.
Иногда он просто часами не отрывался от рабочего стола, опустив голову на руки.
Я знала, папа работает изо всех сил, чтобы прокормить нас, но всякий раз, когда вечером шла спать, думала только о том, как он придет домой пьяный и снова все переломает. Я лежала у себя в комнате, выключив свет, и разглядывала узор на деревянном потолке, покуда мне не начинало казаться, что из него проступает жуткое, омерзительное лицо, заставлявшее меня коченеть от страха. Когда приходила мама, я поворачивалась и смотрела на ее лицо — она спала на футоне рядом со мной. Только тогда я успокаивалась и чувствовала, что теперь могу закрыть глаза. В то время мне никогда не удавалось выспаться, и поэтому я не могла сосредоточиться на уроках. Честно говоря, никогда не придавала школе большого значения, поэтому не думаю, что училась бы лучше, даже если бы высыпалась.
Наконец, после шести лет мучений, мое обучение в начальной школе подошло к концу.
Глава II
Дешевые забавы
Примерно в то самое время, когда я закончила начальную школу, моя старшая сестра Маки стала прогуливать уроки и заделалась янки [2] — одной из тех неуправляемых девочек-подростков, что разъезжают на старых автомобилях без номеров, но с форсированным мотором или на мотоциклах без глушителей. Она одевалась в яркие, кричащие наряды и выглядела гораздо старше своего возраста. Конечно же, я считала ее иконой стиля и крутой до невозможности. Наверное, именно из- за этих чрезмерных восторгов моя жизнь пошла наперекосяк.
Это случилось весной, в тот год, когда я должна была пойти в среднюю школу. Однажды я засиделась допоздна и увидела, как Маки пытается тайком ускользнуть из дома. Из страха, что я ее заложу, она предложила мне составить ей компанию. Подумав о маме, которая страшно переживала из-за поведения Маки, я почувствовала укол вины. Я знала — известие о том, что и вторая дочь стала янки, будет для матери сильным ударом, но мне до смерти хотелось узнать, чем занимается сестра.
Маки пустила в ход весь свой талант художника, чтобы превратить меня, двенадцатилетнюю девчушку, в не по годам развитого тинейджера. Для этого она нанесла на мое лицо толстый слой косметики и нацепила на меня самую безвкусную одежду. Когда мы сели в такси и поехали в центр города, я почувствовала себя настоящей янки. Улицы за окнами машины были битком набиты старыми гоночными автомобилями, выкрашенными в кричащие цвета, а на каждом углу кучками тусовались беззаботные детишки. Днем здесь все выглядело совсем иначе, ночь превратила город в рай для янки, освещенный броскими неоновыми огнями. Эта атмосфера буквально дышала гулом возбуждения.
Маки заплатила водителю, и дверь такси открылась. По ногам заструился холодный ночной воздух. Желая поскорей согреться, со всей скоростью, которую нам только позволяли развить высокие каблуки, мы поспешили к вывеске «Дискотека Минами». «Если кто-нибудь спросит, сколько тебе лет, скажешь — восемнадцать», — предупредила Маки, прежде чем мы заскочили в лифт. У входа висела здоровенная табличка, на которой значилось: «Лицам до восемнадцати лет вход воспрещен». Я перепугалась. Я не выглядела на восемнадцать и решила, что меня ни за что не пропустят.
Маки, бросив на меня взгляд, решительно вздохнула и протолкнула меня за дверь. Она протянула плату за вход, которую сжимала в руке с накрашенными, совсем как у взрослой женщины, ногтями. Оказалось, попасть внутрь очень просто, отчего я испытала сильнейшее разочарование.
Когда я ступила на тускло освещенный танцпол, в уши мне ударила звуковая волна такой силы, что я едва устояла на ногах. Ритм, который выдавали басы Earth, Wind and Fire [3] исполнявшей композицию Boogie Wonderland, казался мне грохотом, доносившимся из-под земли, дрожание которой передавалось мне в пятки и распространялось по всему телу. Оглядевшись по сторонам, я поняла, что на табличке у входа надо было написать: «Вход разрешается только янки». Несмотря на то что на дворе стояла ранняя весна, в помещении было жарко и душно, словно уже наступила середина лета. Диковатым контрастом зною, шуму и шевелящейся толпе людей, которые танцевали словно обезумевшие маньяки, служил медленно вращавшийся над головами зеркальный шар, отбрасывавший красивые отблески всех цветов радуги.
Пока я стояла, как идиотка, разинув рот, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, ко мне подошла девушка-янки, выглядевшая постарше меня:
— Слышь, а сколько тебе лет?
Я поняла, что она здесь не работает, и поэтому тут же нарушила обещание, которое буквально пару минут назад дала сестре:
— Двенадцать.
— Че, серьезно? А я думала — столько же, сколько и мне. Иди сюда. Познакомишься с нашей компашкой.
Она взяла меня за руку и потащила к столику, стоявшему неподалеку. Маки уже вовсю зажигала со своими друзьями на танцполе и не обращала на меня никакого внимания.
— Эй, слышь, прикинь, сколько ей лет! — обратилась девушка-янки к парню, сидевшему рядом со мной. Над его висками волосы были выбриты клинышками, острия которых указывали наверх, словно для того, чтобы еще раз подчеркнуть высокую прическу «плохого мальчика».
— Ну, где-то семнадцать.
— Ага, сейчас, бля! Двенадцать не хочешь?
Все, кто сидел за столом, повернулись и уставились на меня:
— Да ладно, не гони! Как тебя звать-то?
— Ты сюда с кем пришла?
Неожиданно всем захотелось обо мне узнать.
— Меня зовут Сёко. Я пришла сюда с сестрой Маки.
— Да ну, и правда не гонишь. Так ты — младшая сестра Маки… — Бритый парень подался вперед и, смерив меня взглядом с ног до головы, покивал головой — то ли довольный моим ответом, то ли просто в такт музыке.
— Мы с Маки хорошие подружки. Меня зовут Саюри, — представилась девушка-янки.
Она протянула мне стакан имбирного эля, после чего все закричали «Канпай!» [4] и зазвенели стаканами. Мне показалось, что я умерла и очнулась на небесах. Невероятно… Впервые за всю мою жизнь у меня появились друзья! Похоже, янки были, все-таки, нормальными ребятами.
— Сёко, тащи сюда свою задницу! — закричала мне с танцпола Саюри, когда динамики стали содрогаться от песни ребят из Wild Cherry [5], исполнявших Play That Funky Music. Мы пошли танцевать и веселились до самого закрытия.
Когда один из друзей Маки отвез нас домой в своем «Ниссане-скайлайне» противного розового цвета, уже близился рассвет. У машины была очень низкая посадка, и меня постоянно подбрасывало на сиденье, однако мне казалось, будто я плыву по воздуху. Из динамиков в машине Саки Кубота громко пел «Иходзин». В ту пору эта песня была настоящим хитом, диски с ней заигрывали до дыр, но в тот момент я словно впервые услышала ее — казалось, она звучала совершенно по-новому. Вернувшись домой, мы с сестрой прокрались через двор и забрались в дом через окно комнаты Маки. Быстро натянув пижамы, мы в спешке смыли макияж и повалились на футон. Но я была слишком взбудоражена и не могла уснуть, ведь прежде я никогда ничего подобного не испытывала.
С того дня я стала янки.
Когда через месяц наступила пора идти в среднюю школу, я уже успела проколоть уши иглой от швейной машинки, накаленной в огне зажигалки и смоченной в антисептике. Я носила макияж, красила ногти и одевалась как типичная янки. Но несмотря на все это, каждый день ходила в школу. Теперь, когда я стала так выглядеть, одноклассники больше не смели меня задирать и издевательства надо мной полностью
