кого, не слыхали ли чего, да смирны ли свеи. И вот, в один из дней, к стоявшим в Боровках воинам прибежал мальчонка из лесной заимки. Посланный своим отцом, он известил стрельцов о том, что близ пустой Хрипановки вороги лес рубят, да кроют ввалившиеся от времени крыши на крепко стоящих срубах, а кривые избёнки - раскатывают.
- Вот так мы и решили поглядеть, кто там балует, - простодушно развёл сильные руки в стороны Кобылин, - коли свей - то надобно за товарищами посылать, а коли онгарцы - то разговор вести.
- Глянули очень плохо - не таясь! - рыкнул Смирнов. - А ежели шведы то были, наделали бы в вас дырок излишних для жизни!
- Так и мы не лаптем деланы! - оскорбился Иван. - Фитиля дымились, а сабли востры!
- Воевода ваш уже потерял четыре десятка стрельцов! Ещё желаешь? - грозно спросил полковник.
- На то воля Господня, - перекрестился сотник. - А службишка наша - живота не жалеть своего.
- Это неправильно! - рубанул рукою воздух Андрей Валентинович.
- Как так? - несказанно изумился стрелец, вытирая со лба заблестевшие капли пота.
- Служба ратная состоит в выполнении поставленной задачи и в служении на благо Отчизны, а не в пустой гибели, - наставительным тоном проговорил Смирнов. - Смерть не самоцель, а препятствие в выполнении приказа. Сорок мертвецов... это очень много, Иван.
Полковник вдруг замолчал, задумавшись.
- Ну да ладно, будете теперь по-нашему воевать, - полковник посмотрел на притихшего сотника, глядящего вокруг тяжёлым взглядом. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, и Андрей Валентинович уже примиряющим тоном проговорил:
- Чай пил доселе? Нет? Тогда бери чашку и пробуй, да не кручинься!
***
- Милостивый Господь! - от холода Мартина неожиданно сильно передёрнуло всем телом.
Пальцев на ногах он не чувствовал уже давно, а Длинного Ларса всё нет.
- Вот грязная свинья, никак не оторвется от костей! - бормотал несчастный, жалея себя.
Тяжёлые башмаки караульного гулко стучали под перекрытием крепостной стены, и он пытался наступать там, где ветром нанесло снег, там они лишь поскрипывали. Ему не хотелось создавать лишнего шума, дабы не пропустить момента, когда хлопнет заветная дверь и тогда он услышит пьяные голоса дружков. Мартин с досадой подумал, что если Улоф-Кувалда снова проиграется, то долг ему не видать как своих ушей.
- Чёртов неудачник! - в сердцах пробормотал караульный, имея в виду то ли себя, то ли Улофа.
После того, как безгранично наглые, а потому и оставшиеся в живых, русские горе-переговорщики были отправлены прочь от фортеции, шведы всё же увеличили число караульных на стенах.
- Мало ли что придёт в голову этим сумасшедшим и они решаться устроить штурм, - сказал тогда начальник гарнизона, Иоганн Кунемундт и теперь Мартин должен был неизвестно зачем прозябать на морозе. Дураку ясно, что если московиты захотят штурмовать стены, то шведы узнают об этом первыми. Где-то внизу, наконец, бухнула тяжёлая дверь казармы. Вовремя! Ибо в сердце Мартина уже закипала бессильная злоба на своих товарищей. Настроение шведа заметно улучшилось - ещё немного и он будет в тепле, можно завалиться спать или побросать кости. В кармане звякали монетки, всего двадцать эре - с ними стоило попытать счастья!
- Ларс, ты неповоротливая свинья! - выкрикнул навстречу поднимающемуся на стену здоровяку Мартин. - Я льдом быстрее покроюсь, пока ты сменишь меня!
Ларс, поднявшись, так же неторопливо установил на стене факел и принял от злобно зыркавшего на него товарища мушкет. - Не спеши, - ухмыльнулся он, глядя как Мартин сматывает с запястья длинный фитиль, - твой Улоф вчистую проигрался и фенрик Юханссон выгнал его к чертям - Кувалда едва не проломил черепушку Пройдохе Свену.
- Задери его волк, - пробормотал Мартин, грея непослушные пальцы у огня. - Вот скотина!
- Русские, надо полагать, не появлялись? - спросил Ларс и, прислонив мушкет к кирпичной кладке, занялся своим воротником.
- Конечно же, нет! - бросил Мартин, уже спускаясь вниз. - Дрыхнут в своих берлогах и ...
Только он хотел произнести грязную шутку, как с южного берега, где чёрной стеной стоял густой лес, донеслось два хлопка. Мгновение спустя над головами удивлённых шведов раздался отчётливый шорох, и тут же за северной стеной фортеции громко бухнуло два взрыва, будто рванули бочонки с порохом. У Ларса отвисла челюсть, а Мартин и вовсе сверзился на негнущихся ногах со ступени, болезненно ударившись об неё копчиком.
- Что это?! - воскликнули шведы в унисон.
А между тем послышался ещё один дальний двойной хлопок, и снова зашелестело над головой. Мартин с опаской уставился в ночное небо, секунду спустя раздался шумный треск у кирки и деревянный молельный зал, пристроенный к бывшей русской церкви разлетелся на куски. Внутри полыхнуло искрами, а потом появились чадные языки пламени. Солдаты повалили из казарм, пристроенных к северной стене, раздались крики, удары в набат.
- Русские пушки! Дьявол их побери! - раздавалось со всех сторон. - На стены!
Однако изумлённые шведы не наблюдали на берегах Невы ни костерка, ни каких-либо признаков присутствия войска и артиллерии. А сейчас и вовсе было тихо. Однако следующие хлопки не замедлили себя ждать. Эхом раздались предостерегающие крики, шведы уже уразумели, что происходит нечто непонятное, а всё непонятное - оно, без сомнения, пугает. С тяжёлым стуком на снег посреди двора близ занимающихся огнём обломков кирки упало два... ядра - не ядра, непонятно чего. Солдаты, бывшие внизу, расталкивая друг друга, отхлынули от сих московитских даров. Однако взрыва не последовало - только негромкие хлопки. Видимо пожалели варвары пороха, вот и слышно стало лишь негромкое шипение. Несколько солдат даже опасливо подошли ближе, чтобы рассмотреть странные ядра. Однако белый дым, поднимающийся над местом падения странных предметов становился всё гуще и вскоре среди шведов раздались испуганные вскрики, перешедшие в надсадный кашель и хрип. Заволновавшись, солдаты отхлынули прочь от белого облака. Не прошло и минуты, как с неба свалилось ещё два хлопнувших и зашипевших после удара об утоптанный снег гостинца. Некоторые солдаты уже попадали в снег, не удержавшись на ослабевших ногах, а теперь на четвереньках пытались уползти прочь от мерзкого марева. При этом они, словно сойдя с ума, мотали головой и мычали, изредка поскуливая. Кое-кто даже обделался. В любом другом случае, даже в жестоком бою, Мартин непременно бы рассмеялся над этой картиной, но только не сейчас. Сейчас шведам стало по-настоящему страшно. Зрелище усугублялось тем, что среди ползавших и бродивших, словно слепцы, шведов был фенрик Аксель Юханссон - непререкаемый авторитет и гроза смутьянов среди солдат, человек безмерной отваги. Осенью именно он возглавил атаку на русских стрельцов, укрепившихся в брошенной деревеньке и дерзновенно перекрывших дорогу на крепость для обозов. Тогда московиты в ужасе спешно бежали прочь, не появлявшись более под фортецией до сего дня.
Очередной вопль вывел, наконец, Мартина, сидевшего на холодной ступени из состояния шока. Кое-как растолкав смотревшего то на двор, то на небо Ларса, они бросились вниз, чтобы укрыться в Королевской башне. Тем временем двор опустел, и только с дюжину потерявших разум солдат ещё бродили там, плача и кашляя. Некоторые брели вдоль стен, шаря по кладке руками, но то и дело они спотыкались и падали оземь.
- Смотри, это Аксель! - воскликнул вдруг Ларс, указывая на одного из слепо бредущих людей.
Сейчас фенрика было не узнать - его лицо было мокро от слёз, из носа текли сопли, волосы были растрёпаны, а камзол - порван. Едва Мартин подошёл ближе, чтобы помочь Акселю, как ему в нос ударил тяжёлый запах экскрементов - Юханссон, как и другие, кто побывал в поганом дыме, опорожнил содержимое кишечника в штаны.
- Аксель, - неуверенно пробормотал Ларс. - Что с тобой?
Тот вдруг схватился за голову и взвыл:
- Не могу открыть глаз! Господи! - после чего обернулся на голос Ларса и снова заорал:
- А ну, живо на стену, проклятые трусы! Уж не пытаетесь ли вы бежать?! Исчадья преисподни, они водят дружбу с серными бесами! Ждите атаку русских! На стены, свиньи! А-а! - закрыв лицо руками, он упал в снег. Через мгновение он принялся тереть лицо снегом, скуля от бессилия.
У Мартина тут же задрожали колени - проклятый дым, ставший уже менее густым, приближался сюда, к западной стене. Ларс, не отрываясь, продолжал смотреть на фенрика. В это мгновение вновь донеслись зловещие хлопки, но на этот раз они принесли с собой не проклятый дым, вызывавший адовы мучения - над стенами рвались бомбы, начинённые железом. Куски его осыпали внутренний двор крепости смертным дождём. Впиваясь в тела солдат, горячие осколки пропарывали камзолы, вырывая куски плоти. Это продолжалось некоторое время, за которое Мартин с Ларсом успели взбежать на стену, что тянулась от Государевой до Головиной башни и укрыться за её внутренними стенками. На южной и северной стороне же было невозможно находиться - бомбы рвались прямо над головами, поражая солдат, как на стенах, так и во дворе. Десятки окровавленных тел уже валялось как в снегу, так и на холодном камне. Остальные прятались в вытянутой вдоль северной стены казарме, в башнях, за мощными каменными стенами, не успевшие вернуться в здания вжимались в камни кладки, пытаясь спрятаться там. На западной стене было безопасно. Солдаты, бывшие там, с напряжением ожидали конца обстрела, надеясь, что за эту часть крепости русские всё же не примутся.
- Да Господом клянусь! Да чтобы я провалился в геенну огненную прямо сейчас! - возбуждённо вопил Здоровяк Улоф, показывая рукой куда-то вниз.
Оказывается, тут шёл спор - Улоф, изгнанный фенриком Юханссоном из казармы и направленный им на западную стену, клялся, что видал, как по снегу бродили сугробы. По его словам, они брели к проездной башне крепости - Государевой.
- Кувалда, сукин сын, ты упился до чёртиков! Ещё не то может привидеться после твоего поганого пойла! - нервно посмеивались над ним товарищи, в их голосах всё чаще проявлялись истеричные нотки - пальба по крепости не прекращалась. К тому же во двор фортеции вновь упали дымовые заряды, добавив общей сумятицы. Ещё остававшиеся на стенах солдаты сбегали вниз, пытаясь укрыться хоть где-нибудь.
- Такого я не видал, - проговорил усатый капрал, сжимая в руках пику, - у имперцев в германских землях не было подобных пушек, а серный смрад... он другой, бывало в подкопах...
- Какие подкопы? - заорал Ларс. - Вот она, сера, сама сюда идёт и душит, и с ума сводит!
- А ну, заткнитесь! Смотрите, дурачьё! - возопил Улоф, показывая на снег снизу.
Выхватив у одного из солдат факел, он швырнул его вниз. Шведы кинулись к амбразурам в стене, расталкивая друг друга. Ещё несколько факелов полетели вниз, на несколько мгновений озаряя перед собой небольшое пространство. Солдаты принялись судорожно раздувать фитили и готовить мушкеты к стрельбе. Мартин тоже увидел несколько мешковатых белых фигур, улепётывающих прочь от Государевой башни. Поняв, что их заметили, несколько фигур вдруг остановились и тут же раздались хлопки мушкетных выстрелов. Одного из шведов отбросило назад, он с шумом ударился о стенку напротив и свалился мешком на камни. Кто-то осветил его и ахнул - вместо лица у бедняги было кровавое месиво. Зарычав проклятия и видя наконец-то настоящего врага перед собой, мушкетёры выстрелили один за другим, пытаясь попасть в эти странные белые фигуры.
Мартин, словно заворожённый, смотрел на противника, бегущего к берегу, разворачивающегося, стреляющего и снова убегающего. Время потеряло вдруг своё привычное течение, став тягучим, словно смола. Пропали громкие звуки, теперь доносившиеся откуда-то со стороны, приглушённые и размеренные. Короткий и обильный сноп ярких искр, буханье мушкетного выстрела, ор товарищей - всё стало чужим. Мартину показалось, что его взгляд встретился с глазами одного из русских. У того, видимо, молодого парня, была открыта только верхняя часть лица и эти глаза смотрели на шведа насмешливо и дерзко, они как бы показывали, насколько их обладатель уверен в своих силах и в своём оружии. Вот он вскинул свой мушкет, приложив его к плечу. Небольшой сноп огня вырвался из дула и в тот же миг оглушительный грохот, в котором потонули все остальные звуки и ярчайшая вспышка, ослепившая всех, кто был на стене, разорвали окружавшую Мартина действительность. Вдруг стало тихо и покойно.
***
Небо над Невой постепенно светлело - в Приладожье начинался новый день. Быть бы ему тем же однообразно тихим, изредка перемежаясь со звуком крестьянского топора или хриплым вороньим карканьем, но нет спокойствия на этой земле. Не дают люди покоя ни себе, ни зверю, ни птице. Гордыня человеческая не знает границ - она их постоянно желает раздвинуть и желательно подальше. Но, как часто бывает, каждая коса, да и найдёт на свой камень.
