всем, чем только мог.
Е.В. Тарле приводит в своем «Наполеоне» другую версию – он говорит о редкой тропической болезни, которую Наполеон мог подцепить в Египте и которая проснулась в нем опять, через много лет, в результате тяжелого стресса. В последнее время появились данные, подтверждающие возможность отравления – в волосах Наполеона обнаружили высокую концентрацию мышьяка.
Правды, по-видимому, мы не узнаем никогда.
Похоронить себя Наполеон Бонапарт завещал во Франции, но место для могилы указал на острове Св. Елены. Его волю выполнили, но договориться о надписи на могиле не смогли. Дело в том, что англичане не признавали Наполеона императором и именовали его «генерал Бонапарт». Так что вышел спор: французы настаивали на коротком слове «Наполеон», сэр Гудсон Лоу, опасаясь оплошать в глазах своего лондонского начальства, не соглашался и предлагал слово «Бонапарт».
Могила осталась без имени.
Человек и его гений
Мюрат после падения Наполеона попытался вернуть себе королевство в Неаполе. При высадке его схватили и без лишних церемоний расстреляли. С Жюно судьба обошлась еще суровее – здоровье его надломилось, и он сошел с ума. B 1813 году Жюно выбросился из окна. Смерть наступила не сразу, и еще несколько дней он сильно мучился. Его жена, потеряв состояние, в надежде раздобыть денег издала свои мемуары, повествующие о ее жизни при дворе Наполеона. С изданием ей помог ее тогдашний «молодой друг» – Оноре Бальзак. В ее мемуарах много неправды.
Каролина Бонапарт, вдова Мюрата, надолго пережила своего мужа. С помощью своего старого друга, Меттерниха, она нашла убежище в австрийских владениях и проживала там до своей смерти в качестве «графини Липоны». Скончалась в 1839 году.
Люсьен Бонапарт пережил ее на год – он умер в 1840-м. У него и его второй жены, которую он не захотел оставить даже за обещанную ему братом королевскую корону, было 10 детей.
Жозеф Бонапарт, назначенный королем Испании, долгое время жил в Филадельфии, и даже завел поместье в Нью-Джерси. Он умер во Флоренции в 1844 году.
Полина Бонапарт, княгиня Боргезе, обрела бессмертие в скульптурном портрете, сделанным Кановой, «Venus Victrix» – «Венера Победоносная». Умерла в 1825 году, далеко не дожив до 50.
Эжена де Богарнэ выручил его удачный брак – тесть, король Баварии, дал возможность своему зятю и отцу его внуков жить в спокойном достатке.
Луи Бонапарт, король Голландии, был личностью довольно бесцветной, но его третий сын, рожденный в браке с Гортензией де Богарнэ, стал сперва президентом Французской Республики, а потом и императором Франции, приняв имя Наполеона Третьего.
«Наполеоном Вторым» он считал своего двоюродного брата, сына Наполеона Первого и Марии-Луизы. Наполеон Франсуа Жозеф Шарль Бонапарт, король Римский (фр. Napol
Если отвлечься от клана Бонапартов, то в судьбах людей, встреченных нами на страницах этой книги, мы тоже увидим немало интересного.
Фуше, министр полиции Наполеона в 1815-м, разумеется, предал его и сумел представить дело так, что и возвратившиеся Бурбоны решили доверить ему свою безопасность – он получил назначение все на тот же пост министра полиции, только уже при новом режиме.
Талейран умудрился дожить до второго, окончательного падения Бурбонов и послужить новой Орлеанской династии в качестве ее посла в Англии. Таким образом, карикатурист, изобразивший его с шестью головами – из которых пять восхваляли следующие друг за другом политические режимы, управлявшие Францией, и лишь одна еще ничего не восклицала, но была готова восхвалить и режим номер шесть, – попал в самую точку.
Доротея де Саган, герцогиня Дино, поселилась вместе cо своим «дядюшкой», Талейраном, и даже родила ему дочь.
Ее старшая сестра, Вильгельмина де Саган, в которую так безнадежно был влюблен Меттерних, снова вышла замуж – на этот раз за какого-то никому не известного майора австрийской армии фон Шуленбурга. Она развелась с ним через 3 года. Герцогиня умерла в 1839 году, в возрасте 58 лет, не оставив законного потомства. Ее дочь ей из Финляндии не вернули.
Княгиня Багратион устроила свою судьбу более удачно – она вышла замуж за богатого англичанина. Внучка Меттерниха видела ее в Париже, когда ей было уже за 60, о чем и написала в своих мемуарах. Княгиня отрицала саму идею старости и в свои годы все еще носила платья с большими декольте и кокетливые прически, составленные из тех немногих волос, которые у нее еще оставались. По мнению мемуаристки – «…
Меттерних оставался у власти вплоть до 1848 года, когда вспышки европейских революционных движений вынудили его отойти от дел. После добрых 40 лет пребывания у власти, в возрасте 75 лет, ему пришлось уйти в отставку. Он прожил до 1859-го и даже в период Крымской войны, в 1853–1855 годы, в глубокой старости, привлекался императором Францем-Иосифом для консультаций. На службу его, однако, больше не звали, что огорчало старика просто несказанно.
Тем не менее «система Меттерниха», состоящая в использовании нерушимого принципа – баланса интересов великих держав и, как следствие, сознательном самоограничении, «…
Система эта, в общем, продержалась добрых сто лет, вплоть до Первой мировой войны.
Англичане закончили выплаты по облигациям времен Наполеоновских войн только через сто лет после объявленной им «континентальной блокады», в 1906 году.
Война стоила им невообразимо огромных затрат, бюджеты год за годом сводились с дефицитом в 25–30 процентов, которые покрывались за счет продажи широкой публике государственных облигаций. Тем не менее Англия сумела выдержать все штормы эпохи и в период «после Наполеона» стать «мастерской всего мира» и самой процветающей из стран Европы.
Если уж говорить о Европе – ее основной политической идеей была «система Меттерниха», о которой у нас был случай поговорить выше. A среди «последователей Меттерниха» не было человека, более пылко восхищавшегося им, чем К.В. Нессельроде – и это несмотря на то, что действовал Меттерних против России, страны, которой Нессельроде служил. Карл Васильевич находил «систему Меттерниха» единственно правильной, а самого Меттерниха – идеальным образцом дипломата.
Тут надо принять во внимание еще одно обстоятельство. Генри Киссинджер, в бытность свою профессором-историком посвятивший Меттерниху докторскую диссертацию, а впоследствии занимавший в правительстве США посты, вполне сравнимые с теми, которые занимал объект его исследований, однажды обмолвился в интервью (кажется, после визита в Китай, к председателю Мао), что уже после того, как в переговорах приняты во внимание и стратегические, и политические, и экономические соображения, всегда «…
Примем во внимание, что в конце XX века историю делали люди, принадлежащие к совершенно разным культурам, говорящие на разных языках и, как правило, уже имеющие внуков.
Ho во времена Меттерниха историю творили люди одной социальной группы. Дворяне Европы, по крайней мере, верхний их слой, все, от Швеции до Андалузии, говорили на французском и полностью разделяли один и тот жe образ жизни и один и тот жe кодекс чести.
Национализм – кроме разве что Франции и в какой-то мере Пруссии – еще не пустил в Европе глубоких корней, и царю Александру мог служить и немец Нессельроде, и швед граф Армфельт, и корсиканец Поццо ди Борго – просто как дворяне, верные своему суверену.
Соперники в политике не только говорили на одном языке и принадлежали к одной и той же культуре, но зачастую были молоды – от 30 до 40. Они вполне могли соперничать в борьбе за одну и ту же женщину – «свет» не очень считался с национальными границами. У того же Меттерниха был долголетний роман с княгиней Ливен, сестрой графа Бенкендорфа, шефа российского жандармского ведомства. Дама эта была чем-то вроде неофициального российского представителя, сперва в Лондоне, а потом в Париже, и считалась
