меньше он походил на безжалостного шпика. Он напоминал скорее эстрадного певца пятидесятых годов, невесть каким образом оказавшегося в будущем. Валентина даже предположила, что ему пришлось предъявлять полицейское удостоверение, дабы преодолеть препятствие в виде метрдотеля.
— Загадочный «Фонд Штерна»… — процедил он сквозь зубы. — Сумасшедший бюджет, телохранители а-ля Робокоп, особняк, охраняемый не хуже укрепленного феодального замка и в довершение всего старый патриарх-невидимка… Определенно, мадемуазель Сави, вы любите неприятности.
— А вы не преувеличиваете?
— Полагаю, вам там хорошо платят?
— Не то слово.
Лопез покачал головой.
— У вашего Фонда денег куры не клюют, но официально он никогда и сантима не заработал. Не похоже, чтобы их вообще интересовала прибыль. Насколько мне известно, Фонд вообще ничего не сделал с момента основания. Эта организация работает себе в убыток. И потом, там есть Сорель, по сравнению с которым ваш друг Вермеер выглядит мальчиком из хора. Большую часть времени он проводит в Соединенных Штатах, прилетая в Париж лишь на несколько недель в году. Странно для начальника службы безопасности, вы не находите?
Казалось, Лопез мог говорить на эту тему бесконечно. Он продолжал объяснения, не давая Валентине вставить даже слово.
— Его методы тоже весьма интересны. Несколько журналистов за последние месяцы пытались нарыть хоть что-то об этом Фонде. Наиболее удачливые получили угрозы, другие же и по сей день валяются с переломами в больницах. И каждый раз то был какой-нибудь несчастный случай: падение с мотоцикла, скользкая ванна — почти весь набор. Я завел на Сореля дело и даже послал запрос в американский Госдеп, но так и не получил никакого ответа.
— Кто все это оплачивает? — спросил Вермеер.
Лопез пожал плечами.
— Кто знает… Ничего более непрозрачного мне встречать не доводилось. Как бы то ни было, мой телефон буквально разрывался от звонков высокопоставленных придурков, вежливо просивших не слишком усердствовать в отношении Элиаса Штерна. Однажды благодаря им я уже побывал в тюряге, поэтому к совету пришлось прислушаться — жизнь мне все еще дорога. Этот парень — сам Господь. Он неуязвим.
Он занялся выуживанием плававшей в коктейле дольки лимона.
— Штерн кому-то встал поперек горла, — промолвил Вермеер. — Не знаете, кто бы это мог быть?
Лопез криво ухмыльнулся.
— Нужно быть безумцем, чтобы нападать на него. Поищите в психбольницах.
Валентина поднялась на ноги и приставила стул к столу.
— Благодарю за предоставленные сведения, — сказала она, заметно раздраженная иронией комиссара.
— Всегда пожалуйста. Могу дать совет: берите деньги, делайте, без лишних вопросов, все, что они от вас требуют, и забудьте про этот Фонд. И еще одно — перестаньте таскаться с Вермеером. У вас и так сейчас не самая лучшая карма.
Лопез, казалось, нашел свою последнюю ремарку весьма забавной. Тем не менее почти тут же его довольная мимика сменилась презрительным выражением, предназначавшимся Хьюго Вермееру. Голландец, однако, на эту провокацию никак не отреагировал, и комиссар вновь погрузился в изучение различных ингредиентов, входивших в состав коктейля.
Вермеер встал и дернул подругу за рукав.
— Пойдем. Этот тип меня уже порядком достал. Не стоило нам сюда приходить.
Широкими шагами он направился к выходу. Валентина двинулась следом.
— Есть один человек…
Валентина повернулась к полицейскому. Тот продолжал безмятежно разглядывать содержимое своего коктейля.
— Его зовут Зерка. Максим Зерка. Несколько лет назад он пытался купить у Штерна одну картину. Какого-то Ван Гога, как я слышал.
— «Ирисы»… — проронила Валентина.
Лопез наконец поднял голову.
— Значит, это полотно действительно существует. Вы его видели? Оно на самом деле так прекрасно, как говорят?
Валентина прошептала едва различимое «да».
Лопез продолжал свои объяснения:
— Штерн не только отверг одно за другим все его предложения, но и повсюду раструбил, что никогда не продаст картину такому невеже. Весь Париж потешался над Зерка, как над последним придурком, и тот затаил на старика смертельную обиду. Впрочем, это было давно. Возможно, они уже примирились. От этих типов никогда не знаешь, чего ждать…
— Этот Зерка, где его можно найти?
— На небе, мадемуазель Сави. Поднимите глаза и посмотрите на небо.
Все хладнокровие Валентины мгновенно улетучилось.
— Это еще что? Загадка?
— Спросите у вашего друга Вермеера. Он ведь все знает, не так ли? Это его хлеб.
Валентина раздосадованно махнула рукой и удалилась.
Комиссар Лопез провожал ее взглядом до тех пор, пока она не исчезла за спиной метрдотеля.
Все в этом мире взаимосвязано. Вот уж удивится этот паскудник Вермеер, когда поймет что к чему.
38
Около полуночи зазвонил телефон. Сначала Давид решил, что шум является частью сновидения, а когда понял, что ошибался, то с сожалением оставил Анну, Валентину Сави и девушку в футболке от «Диор», которые — почти без одежды и в сладострастных позах — прижимались к нему со всех сторон.
Резко выпрямившись, он обнаружил себя в своей кровати, всего в поту и в полном разочаровании оттого, что сон так и не удалось досмотреть до конца, хотя представить, чем все кончится, было несложно.
Звонок продолжал буравить уши.
Давид пошарил рукой вокруг кровати и в конце концов обнаружил трубку в ворохе грязной одежды.
— Гм… — пробурчал он, нажав на кнопку ответа.
— Давид? — произнес голос Анны.
— Иди… к черту…
Выражаться в столь поздний час более многословно Давид был не способен.
— Сожалею, что разбудила, но мне нужно с тобой поговорить.
— Я один, если тебя это интересует… — На сей раз неимоверным усилием воли Давид смог выдавить из себя уже целое предложение.
— Можешь приехать?
— Сейчас, что ли?
Вопрос вырвался из Давида громким восклицанием, что могло означать лишь одно: больше он уже не уснет. Ночь была вконец испорчена. Он вздохнул.
— У меня был дерьмовый день, Анна. Я выжат как лимон. Как завалился в девять утра, так все еще отсыпаюсь.
Он сделал небольшую паузу, а затем сделал решающий выпад.
