Тюдоры. «Золотой век»

был более чем уверен. Ну, Томас Болейн за словом в карман не полез. Он сказал, что прибыл в Италию не как отец, надеющийся найти для своей дочери милость и покровительство, а как представитель короля Англии. И его государь, король Генрих, надеется на поддержку императора в своем справедливом деле, но, если и не получит его, будет продолжать стремиться к добру и благу независимо от наличия или отсутствия этой поддержки. Король готов выплатить 300 тысяч крон[11] – то есть всю сумму приданого королевы Катерины, уплаченного Испанией по ее замужеству, – и обеспечить Катерине Арагонской в качестве вдовы ее покойного мужа, принца Уэльского, Артура Тюдора, все те блага и весь тот почет, который ей следует.

Предложение, собственно, было вполне разумным. Катерина Арагонская получала как бы почетную пенсию, император – очень нужные ему наличные деньги, а король Генрих получал наконец свой развод, столь ему вожделенный.

Карл V предложение отверг. Он сказал, что он «… не купец, и честью семьи не торгует…». Это были не только высокомерные слова, но и хорошо рассчитанное оскорбление. Болейны как-никак возвысились в дворянство именно из купцов. A уж замечание насчет «… торговли семейной честью…», брошенное в лицо отцу королевской фаворитки, сестра которой еще до ее фавора была королевской наложницей, означало бы вызов на дуэль – если бы стороны были хоть сколько-нибудь сравнимы в статусе.

Но статус сторон был глубоко неравен.

Со свежеиспеченным графом Уилтширским говорил коронованный государь, да еще и самый могучий во всем тогдашнем христианском мире. Он говорил с ним, как с грязью, – но отплатить ему за оскорбление было невозможно.

В общем, на аудиенцию с папой Климентом посол короля Генриха и его возможный будущий тесть, Томас Болейн, отправлялся в очень дурном настроении.

IV

Ну, что сказать? Аудиенция прошла в гораздо более вежливых тонах, но была столь же бесплодна. Папа Римский Климент Седьмой был не только Папой Римским, но еще и главой рода Медичи. И в этом качестве его единственная надежда на восстановление правления рода Медичи во Флоренции заключалась в помощи и в благожелательном отношении к нему императора Карла. Джулио Медичи – так называли папу Климента до того, как он надел тиару понтифика, – хотел образовать из Республики Флоренция наследное герцогство для своих наследников, но не мог сделать этого сам и нуждался в покровительстве, которое король Генрих предоставить ему не мог.

Даже предложение короля Генриха VIII насчет участия Англии в крестовом походе против турок – и то его не заинтересовало. Какие турки? Ему в 1530 году было положительно не до них. Союзник папства, король Франциск Первый, потерпел под Павией поражение от войск императора и даже сам попал в плен. Он выкупился из него, уплатив огромный выкуп и оставив своих сыновей в качестве заложников, – и немедленно после возвращения во Францию возобновил войну в союзе с этими самыми турками, поход против которых сулил папе король Генрих VIII.

Великое Дело Короля не двигалось с места. Затеянная по совету Томаса Кранмера пропагандистская кампания в университетах по извечному закону непредвиденных последствий принесла довольно удивительные результаты. Да, в пользу короля Генриха высказалось несколько теологов во Франции, что было сделано за деньги и под большим политическим давлением со стороны короля Франциска, который хотел помочь Генриху.

Ну, хотя бы для того, чтобы насолить своему заклятому врагу, императору Карлу V…

Но в пользу короля Генриха высказался и еще один влиятельный ученый – доктор богословия Виттенбергского университета Мартин Лютер.

Мало того, что он был отлучен от Церкви, мало того, что его учение раскололо всю Германию, мало того, что он демонстративно не признавал авторитета не только Папы Римского, но и церковных Соборов, на которых епископы всего христианского мира вырабатывали общие для всех доктрины веры, – так в придачу ко всему этому он сделал еще и совершенно скандальное заключение.

Лютер сообщил всем, кто хотел его послушать, что король Генрих в деле с разводом, конечно же, не прав, но он может решить свою проблему тем, что последует примеру патриархов Ветхого Завета и попросту возьмет себе вторую жену.

Нет, это было совсем не то, что требовалось. Английская делагация отправилась домой – но на прощанье Томас Болейн бросил одну фразу, полное значение которой он скорее всего не понимал. Он помянул какой-то древний закон – какой, он не сказал, – согласно которому «…англичанин не мог быть подчинен никому, кроме короля Англии…». Это была идея, богатая своими последствиями. И принадлежала она, конечно, не Томасу Болейну, а человеку с головой получше, чем у него. В окружении короля Генриха VIII появился новый человек.

Способный юрист по имени Томас Кромвель.

Глава 8 Великая революция сверху, проводимая в жизнь юридическим путем

I

В романе Хилари Мантел «Wоlf Нall», о котором мы уже говорили, есть такая сцена: в покои леди Анны проводят посетителя. Ее комнатные собачки бросаются к нему навстречу, a одна из них и вовсе просится к нему на руки, ведь визит этот не первый, собачкам посетитель явно знаком. А на случай, если читатель этого еще не понял, автор романа приводит и реплику леди Анны о том, что Томас Кромвель – а ее посетитель – это он и есть, Томас Кромвель, – всех тут просто очаровал. Говорит она это сухо и с довольно явно выраженной неприязнью. По-английски Томаса Кромвеля следовало бы именовать «мастер Кромвель».

Но леди Анна переводит обращение на французский и называет своего гостя «мэтр Кремвюэль», на французский лад. И подчеркнуто использует слово «мэтр», как полагалось именовать лиц, и не относящихся к духовному сословию, и, безусловно, недворянского звания.

Ну, скажем, нотариусов?

А вокруг нее сидят ее фрейлины – потому что действие происходит предположительно где-то в конце 1529 года, и леди Анне уже полагаются собственные фрейлины, ибо она – первая дама Королевства Англия. Фрейлины ее все больше родственницы семьи Болейн, или семьи Говард, что в данном случае одно и то же, – и они с интересом посматривают на визитера, и в их глазах читается вопрос: «…и что, это и есть самое лучшее, на что только может рассчитывать миссис Кэри?..»

Что же до миссис Кэри, то она здесь тоже присутствует, потому что в девичестве ее звали Мария Болейн. Она – родная сестра леди Анны и была любовницей короля еще до нее, а потом была возвращена им ее мужу, мистеру Кэри.

Но мистер Кэри недавно умер – как раз от той самой «потницы», которой так страшился король Генрих, – и сейчас его вдова, миссис Кэри, взята ко двору собственной сестры, леди Анны, и вроде бы снова собирается замуж.

A ее возможный жених – это он, недавно тоже овдовевший Томас Кромвель. Тот самый, которого ее сестра презрительно называет «мэтром».

И никто из фрейлин не понимает: что Мария Болейн в нем, собственно, нашла? А поскольку читатель недоумевает по этому поводу совершенно так же, как и фрейлины, то автор бросает дополнительный намек: леди Анна вдруг говорит, что к Томасу Кромвелю питают расположение не только ее собачки, но и король.

Генрих VIII непрерывно цитирует его высказывания и говорит, что «…мастер Кромвель совершенно прав и попадает просто в самую точку…». И вот тут наконец начинает говорить молчавший до сих пор Томас Кромвель. Он спрашивает леди Анну – продвинулось ли дело о разводе короля после устранения от дел кардинала Уолси? И когда она нехотя отвечает ему, что нет, дело не продвинулось ни на дюйм, он говорит ей, что продвинуть его все-таки можно, что пути, ведущие к желанной цели, все- таки существуют и что помощь тут может оказать тот самый кардинал Уолси, смещения которого она добивалась. В общем, роман сделан очень интересно, и читателю просто не терпится узнать – что же было дальше?

Но описанная сцена, пожалуй, все-таки нуждается в некоторых комментариях.