Тюдоры. «Золотой век»

самому. Надо «…поискать какое-то другое решение…». Ей ответили – как-то невнятно…

A в апреле 1560 года до Лондона дошли сведения о 4000 испанских солдат, готовых отплыть в Шотландию из Антверпена. Все это начинало выглядеть очень невесело – но 25 апреля 1560 года от Трокмортона из Парижа пришли обнадеживающие вести: экспедиция в Шотландию отменяется. На испанский флот в Средиземном море напали турки, поэтому корабли и солдаты дона Филиппа отправятся на юг, а не на север.

Сэр Николас оказался совершенно прав – сведения у него были из первых рук. Он сумел перехватить письма герцога Гиза его брату, кардиналу Лотарингскому, в которых излагались новости из Испании.

Королева Елизавета решила действовать, и немедленно – второй такой благоприятной возможности могло и не подвернуться. Английские войска в Шотландии были усилены, а за дипломатические переговоры с обеими сторонами конфликта в Шотландии взялся сам сэр Уильям Сесил.

6 июля 1560 года он подписал Эдинбургский мирный договор.

Французы согласились увести свои войска из Шотландии и позволить шотландцам самим решить вопросы своей веры. В обмен англичане снимали вопрос о возвращении им Кале и отказывались от союза английской Короны с лордами протестантской Конгрегации. Все это выглядело разумным компромиссом, приемлемым для всех заинтересованных сторон, но, как известно, всякий дипломатический текст содержит еще и мелко набранные дополнительные параграфы, и дьявол там-то и живет.

Сэр Уильям в мудрости своей выговорил, что вопрос религии в Шотландии будет решен не королевой Шотландии, Марией Стюарт, а шотландским Парламентом. Это нарушало принцип «Чья земля, того и вера»[28], который как практическая мера ограничения конфликтов был более или менее принят государями Европы, но делать было нечего. Испания была занята войной с турками, а у Франции хватало внутренних проблем с ее собственными протестантами.

15 августа 1560 года Парламент Шотландии провозгласил королевство протестантским государством – крупный успех для Англии. Сэр Уильям Сесил оказался прав – без французских войск и союза с Францией Шотландия была уже не опасна.

Елизавета I одержала победу – северная граница Англии была обеспечена.

IV

Франциск II и Мария Стюарт как «…суверены Шотландии…» отказались ратифицировать Эдинбургский договор. Сэр Николас Трокмортон имел по этому поводу беседу с одним из дядюшек Марии Стюарт, кардиналом Лотарингским. Идея того, что война ведется не против Франции, а против семьи де Гиз, была доведена до логического конца – английский посол обсуждал проблемы войны и мира не с французскими должностными лицами, а с отпрыском этого семейства. Вот ему-то он и жаловался на нестерпимый для чести Англии афронт – Мария Стюарт поместила в своем гербе английских королевских леопардов[29].

И посол требовал убрать леопардов, ибо это означало притязание королевы Франции и Шотландии еще и на английский престол. Кардинал разумно заметил своему гостю, что герб – гербом, а реальность гербу может и не соотвествовать, и в доказательство сослался на герб Елизаветы I – на нем были изображены королевские лилии – fleur-de-lys – традиционного герба королей Франции.

Казалось бы, на такой аргумент трудно возразить – но сэр Николас Трокмортон был опытным дипломатом и за словом в карман не полез. Он ответил кардиналу, что эмблема эмблеме рознь – английские короли включили лилии Франции в свои гербы уже больше двухсот лет назад, в то время как Стюарты, хоть и старая династия[30], раньше не делали ничего подобного.

Что уж там собирался отвечать на это Шарль де Гиз, кардинал Лотарингский, мы не знаем и, по- видимому, не узнаем никогда, потому что его следующая встреча с английским послом не состоялась.

Дело в том, что 6 декабря 1560 года король Франциск II внезапно умер.

Если бы в его браке с Марией Стюарт у него родился сын, то королем Франции был бы провозглашен этот гипотетический младенец, регентом – мать короля, вдовствующая королева Мария – и все шло бы по- прежнему. Но младенец так и остался гипотетическим, новым королем Франции стал Карл IX, брат Франциска II, – а поскольку ему было всего 10 лет, то править за него стала его мать, Екатерина Медичи. Гизам пришлось оставить двор, их безраздельному правлению Францией пришел конец.

Так что в этом смысле война Англии с Гизами закончилась – ей стало не с кем воевать.

Но если Гизы перестали править Францией, им все еще принадлежал другой королевский престол. На семейном совете было решено, что Марии Стюарт следует вернуться в Шотландию – там предполагалось создать новый оплот могущества рода.

Имелось, правда, одно препятствие.

До неоспоримого господства английского флота в водах Ла-Манша оставалось еще побольше ста лет, но и во второй половине шестнадцатого века существовал заведенный обычай просить английских монархов о праве на свободный проход через моря, примыкающие к берегам Англии. Как мы помним, дону Филиппу такое право было предоставлено даже и без просьбы, как любезность и знак дружбы.

Марии Стюарт Елизавета I в праве на свободный проход в Шотландию отказала.

Это не означало, что английский флот обязательно будет пытаться препятствовать ее высадке, вовсе нет. Но это означало, что королева Елизавета Английская отказывается гарантировать безопасность королевы Марии Шотландской. Королева Мария с этим не посчиталась. Ее корабли отплыли из Кале 14 августа 1561 года.

Пятью днями позже она высадилась в Шотландии.

Глава 21 Порывы страсти и их политические последствия

I

Инструкции, отправленные г-ну Рэндольфу, английскому послу при дворе королевы Шотландии Марии Стюарт, не могли быть яснее: он должен был настаивать на том, чтобы королева Мария в качестве своего будущего супруга избрала какого-нибудь достойного англичанина. В качестве такого достойного человека ей предлагался лорд Роберт Дадли. С точки зрения королевы Елизаветы, такой брак имел бы три значительных преимущества, и одно из этих преимуществ она даже представила королеве Марии, сообщив ей, что «…лорд Роберт – человек, которому она вполне доверяет…».

Об остальных своих соображениях на эту тему королева Елизавета не написала, но они весили в ее глазах немало – во-первых, она хотела пресечь все слухи о том, что лорд Роберт Дадли ее любовник, и она сама собирается за него замуж, во-вторых, она не собиралась выходить замуж за лорда Дадли, но ей хотелось его чем-нибудь утешить, и титул консорта королевы Шотландии казался ей подходящим утешением.

Конечно, все вышесказанное нуждается в объяснениях.

Ну, само по себе, сосватать мужа королеве Марии было вовсе не беспардонным вмешательством в личную жизнь постороннего человека, как показалось бы нам теперь, а вполне нормальным политическим ходом того времени. Государства в ту пору были неотличимы от личности государей, а государи устраивали свои союзы, скрепляя их матримониальными узами, и саму королеву Елизавету в то время, когда она писала Марии Стюарт о «…достойном англичанине, лорде Роберте Дадли…», сватали за сына императора Фердинанда, эрцгерцога Карла.

Куда большие сомнения вызывала предлагаемая кандидатура. Как-никак Роберт Дадли был вовсе не английским принцем, а всего-навсего одним из подданных Елизаветы. Кроме того, о том, что он ее любовник, в Лондоне не говорил разве что ленивый. Об этом писали к своим дворам все иностранные послы, хотя многие из них и допускали, что отношения лорда Роберта и королевы Елизаветы все-таки не переходили некую черту. Где именно эта черта проходила – вопрос, конечно, занятный. Но вот ответить на него с достаточной точностью могли бы только два человека – сам лорд Роберт и королева Елизавета.

На людях они вели себя следующим образом – Роберт Дадли демонстрировал глубокую, всепоглощающую страсть, которую он выражал смело и свободно. Королева же, дозволяя ему ухаживать за собой, отвечала на все его порывы хохотом и самым искренним весельем, охотно танцевала со своим пылким кавалером, обменивалась с ним и шутками, и подарками, случалось, оставалась с ним наедине – но дальше дело не шло, и все ограничивалсь только флиртом.