Тюдоры. «Золотой век»

Причем и порывы безответной любви, и дразнящие намеки королевы делались публично, в присутствии даже иностранных послов. Иллюстрацией этого положения мог бы послужить такой случай: самым удобным способом передвижения в Англии были гребные суда, ходившие по Темзе, и вот однажды, находясь как раз на таком судне, Роберт Дадли, в очередной раз признавшись в своей неистовой любви к королеве Елизавете, предложил присутствующему тут же испанскому послу повенчать их – прямо на месте и немедленно. На вопрос королевы, что он об этом думает, посол сварливо сказал, что согласился бы на такое предложение, если бы Елизавета отправила в отставку сэра Уильяма Сесила и обратилась к истинной вере – и к советникам, более достойным, чем ее теперешний канцлер.

Почему лорд Дадли, пусть даже и в шутку, предположил, что у посла Испании есть полномочия на то, чтобы освятить брачную церемонию, я не знаю. Но вот в том, что посол сказал не все, что он подумал, можно быть уверенным. Роберт Дадли, делая предложение королеве Елизавете, был человеком свободным от брачных уз – он овдовел еще в 1560 году. Леди Дадли, урожденная Эми Робсарт, внезапно умерла в собственном доме – Эми была найдена лежавшей у подножия лестницы со сломанной шеей. Свидетелей ее падения не нашлось – почти все слуги были отпущены на ярмарку. Случилось это в отсутствие ее супруга, но управляющий, посланный им, был на месте. Королева назначила расследование, и виновных в смерти леди Дадли искали долго и старательно. Ничего подозрительного не обнаружили. Тем не менее многие были уверены, что убили ее по поручению ее мужа. Еще в Риме уголовное расследование исходило из принципа: «Is fecit cui prodest».

«Сделал тот, кому выгодно».

II

Был ли это несчастный случай или хорошо упрятанное убийство, конечно, сказать невозможно. Но некий привкус от всего этого остался, и если и были какие-то шансы на брак Роберта Дадли с его государыней, то после смерти Эми Дадли они рассеялись без следа. Теперь его прочили в мужья не ей, а королеве Шотландии, и делалось это главным образом для того, чтобы она не вышла замуж за какого- нибудь могущественного иностранного государя. В Риме, скажем, выдвигалась идея ее брака с юным королем Франции, Карлом IX, братом ее первого супруга, – а что до церковного запрещения на такого рода брачные союзы, то, по мнению осведомленных людей, Папа Римский решил бы вопрос без задержек.

Сватали ей и сына дона Филиппа, дона Карлоса, и ее собственного кузена, Генриха де Гиза, – кандидатов хватало. 20 августа 1563 года Елизавета I отослала своему послу в Шотландии, Рэндольфу, подробные инструкции по вопросу замужества Марии Стюарт. Написаны они были с большим тщанием: в них говорилось, что самая главная забота королевы Елизаветы – это счастье ее кузины, королевы Марии. Поэтому будущий муж Марии Стюарт должен быть таким, что она смогла бы его полюбить. Далее указывалось, что ее будущий супруг должен быть приемлем для подданных королевы Марии. Ну, и наконец, он должен быть таким, чтобы ни в коем случае он не стремился нанести ущерб англо-шотландской дружбе и союзу. По мнению Елизаветы, лорд Дадли подходил к этим критериям просто идеально – он был хорош собой, все еще достаточно молод и, как приверженец англиканской церкви, был приемлем для протестантов Шотландии.

Ну, а уж то, что он пользовался полным расположением самой Елизаветы, – об этом нечего было и говорить…

Переговоры тянулись, но никаких сдвигов не обнаруживалось. В октябре 1564 года Елизавета сделала Роберта Дадли пэром – он получил титул графа Лестера (Robert Dudley, 1st Earl of Leicester). Интересно тут то, что идее брака сопротивлялась не только невеста, королева Мария, но и ее предполагаемый жених. Ехать в Шотландию от английского двора, где он пользовался влиянием и расположением своей государыни, ему решительно не хотелось. Однако упираться ему было трудно, и дело скорее всего все-таки сладилось – если бы не вмешался некий случай.

При дворе Елизаветы пребывала некая знатная дама, Маргарет Дуглас, графиня Леннокс. Она была католичкой и в свое время хлебнула за это немало беды – ее даже держали в Тауэре.

Так вот, у нее был сын, Генри Стюарт, лорд Дарнли[31]. И вот леди Маргарет измыслила план – она решила представить своего пригожего 18-летнего сына королеве Шотландии, а там будь что будет. Получить от Елиаветы Первой разрешение на его поездку в Эдинбург оказалось легче, чем она предполагала, – королева ничего не заподозрила. Ей просто сказали, что лорд Дарнли едет вместе со своим отцом в Шотландию для того, чтобы похлопотать о возвращении им отнятых при французах поместий. А поскольку такие поместья действительно существовали, то разрешение было дано.

В феврале 1565 года он прибыл ко двору королевы Марии Стюарт – и она с первого взгляда влюбилась в него просто без памяти.

III

Если выбрать только один какой-нибудь источник из бесчисленного списка книг о Марии Стюарт, известных российскому читателю, то, наверное, это будет ее биография, написанная Стефаном Цвейгом.

В этом смысле Цвейг затмил даже Шиллера.

Так вот, Стефан Цвейг полагал, что столь оглушительное впечатление на королеву Марию произвел глубокий контраст между юным и прекрасно образованным лордом Дарнли и окружающими ее неотесанными шотландскими баронами. Может быть – Мария Стюарт попала во Францию в пятилетнем возрасте и провела там целых тринадцать лет, там она выросла, вышла замуж и овдовела, и для нее, 18-летней дамы со звонким титулом вдовствующей королевы Франции, оказаться вдруг в холодном и незнакомом ей Эдинбурге было, наверное, тяжелым испытанием.

Как бы то ни было, в самом конце июля 1565 года она вышла замуж за своего милого.

Трудно было сделать более неудачный выбор. Елизавета I посчитала брак королевы Марии оскорблением – и мать лорда Дарнли оказалась в Тауэре. Протестанты Шотландии страшно заволновались – лорд был католиком. Хуже всего, однако, оказалось то, что сам Генрих Стюарт повел себя на редкость глупо и грубо. Он завел привычку устраивать пьяные оргии, претендовал на первое место в государстве и непрестанно требовал от жены, чтобы она объявила его королем Шотландии. Отдавать ему даже малую долю власти она не захотела – и буквально через несколько месяцев после свадьбы у супругов произошел полный разрыв. Королева Мария выгнала мужа из своей постели.

Он ее бешено ревновал, причем объектом ревности оказался музыкант-итальянец, Давид Риччо, личный секретарь королевы. В итоге Генрих Стюарт завел себе друзей во вроде бы неподходящей ему компании шотландских дворян-протестантов – и ночью 9 марта 1566 года вместе с ними ворвался в покои своей беременной жены.

Риччо был зарезан у нее на глазах.

Уж как королеве удалось самой выбраться из этой беды живой, трудно себе и представить. Утверждалось, например, что Мария схватила супруга за руки и заверила его в том, что только теперь она поняла всю силу его страсти и что отныне она уже никогда не будет отказывать ему в любви в самом прямом и физиологическом смысле этого слова.

Как бы то ни было, но ее все-таки не убили.

Семейного счастья, понятно, при таких обстоятельствах ожидать не приходилось. Когда 19 июня 1566 года сын Марии Стюарт, Джеймс, появился на свет, его отца рядом с ним не было – к тому времени супруги стали снова жить врозь, и этого уже было, по-видимому, не изменить.

Но королева Мария попыталась поправить отношения хотя бы с Елизаветой I – она все-таки извлекла из случившегося какие-то уроки. Она прислала своей «…дражайшей кузине, королеве Англии…» предложение стать крестной матерью ее маленького сына – и королева Англии ей не отказала.

Она, конечно, не приехала в Шотландию самолично – но поручила леди Аргилл выступить на церемонии крещения в качестве ее заместительницы и прислала ребенку в подарок дорогой и массивный «… кувшин для умывания…», сделанный из золота. Это в принципе действительно могло бы стать чем-то вроде примирения двух королев – но оказалось просто кратким затишьем перед новой бурей.

Увы – королева Мария влюбилась опять, и ее новый избранник оказался человеком решительным.

IV