— Ё, п, р, с, т…,- что вырвалось из курсового разлетелось по этажу. Народ вывалил в коридор, а мы не тронулись с места. Нам хватило и того, чтоб идти за добавкой дураков нет. Как там… Выглянешь- увидишь. Увидишь- получишь. Нам лишнего и чужого не надо, своё бы расхлебать. И в уме ни у кого не закралось, что это наша девушка там отчудила. И оно, то чужое, тоже наше. Когда в комнату зашла зелёная от переживаний Маринка и следом красный как варёный к пиву рак курсовой, а минутой позже влетел ещё и взводный… Ох, что тут началось. Ни в сказке сказать, ни пером описать. На нас жалко было смотреть. Говорили оба начальника враз, и от этого не возможно ничего было понять. Когда они выдохшись, оставив нас в покое, наконец, ушли, мы повернулись к неживой Маринке. Наша яркая девушка превратилась в мумию. У всех на устах застыл один и тот же вопрос:
— Что, ты натворила?
— Облила курсового грязной водой. Нечаянно, конечно, торопилась, а он подсунулся.
— Нам капец, — упала на подушку Ленка. — Нас простирнун в стиральной машинке и прогладят огненным утюгом.
— Я уже чувствую себя не меньше как побитой собакой. — Проныла Вика. — Считай, красавица, что мы тебе в ладоши похлопали.
— Да ладно вам накручивать себя. Поноют и успокоятся. Прыгаете, как будто убили кого.
Действительно чего ради раньше время биться головой о стену. Он малый ничего, обыграет ситуацию.
— Сплюнь. Накаркаешь ещё.
— А это уж, как карта ляжет. — Засмеялась Маринка.
9
Весна отшумела акацией, сиренью и даже моими любимыми ландышами. Но нам было не до лирики. Нас гоняли по нескольку кругов каждое утро. Во время бега не очень-то поболтаешь. Язык на плече. Бегом в душ и столовая. Вырванные годы. Закатав по локоть рукава и засунув за ремень береты, мы старались в этом ярком летнем мире держаться стайкой. В университете кто-то не обращал на нас внимания, кто-то презрительно цедил: — «кузнечики». Услышав такое от перемывательниц наших косточек, мы, как правило, не обращали внимание. Не комплексовать же, в самом деле. Сюда половина ходит не столько учиться, сколько других посмотреть и себя показать. Таким не втемяшишь, что без дорогих модных тряпок, мы не хуже их. И приезжали мы в университет, в отличие от них истинно заниматься. Болтушкам невдомёк, что нас любят и нами любуются, и у многих из наших девчонок денег не меньше нежели у них. Даже Маринку это завело, и она демонстративно вышагивала перед ними, как манекенщица по подиуму.
На нас лавиной накатывались экзамены, а потом и учебный центр со всеми отсюда вытекающими… Мы дрожали. Наши начальники не меньше. После экзаменов нам дали день на подготовку. И без расслаблений, при полной выкладке с плащ палатками, бушлатом, противогазами и автоматами погрузили в машины и повезли в учебный центр. На что мы были похожи ни словом сказать, ни пером описать. Гора на нас, да ещё и сумки в обеих руках. Ужас! Мы таскали то барахло, под готовые к маршу машины, частями. Парни ржали. Но мы, не отвлекаясь на мелочи, жили, как умели. Засунув нас в кузов здоровущих «мазов» повезли за тысячу земель в тот центр, которым пугали нас целый год и, где пройдёт сейчас не лёгкий для нас месяц. Как мы забирались в те «мазы», одно колесо которого больше нас, это бесплатный цирк. Редко кто из парней нам помог. Мы посчитали, что они не доросли до этого и не обижались. Тем более у нас есть капитан Тарасов. Всех легче оказалось Натке. Примеряющуюся к колесу курсантку, взводный прямо с вещами закинул за один раз. Шли колонной. За рулём опытные прапорщики. Понятно, поход не сахар. В кабинах старшие. С нами у самого края взводный. Не высунешься. У нас приподнятое настроение. Несём всякую чепуху, стараемся что-то увидеть в откинутый зад кузова. Мимо несутся сворачивая голову на нашу колонну скоростные машины. С права за бортом мелькают лес, населённые пункты, перекрёстки. В общем, чья-то жизнь. А ровная как лента дорога, уносит нас в неведомый отрезок жизни. Что там ждёт?
В центре, машины встречал курсовой. Выбирались из «мазов» уже проще. Вещи выкинули. Сверху скинуть вниз, одно удовольствие. Сами кто спрыгнул, кого сняли, некоторые сползли. Ниже земли не упадёшь. Подлетел помогая Лене Славка. Уже хорошо! Заметно, что феминисток мало. Девчонки тянут руки, слоник работает, как эскалатор. Натка пыталась сползти сама. Артистка, нашла время выпендриваться. Спрыгнуть она страшилась и ползла, вытирая животом опущенный борт. Тарасов поздно заметил её титанические усилия. Бормоча: — За какие грехи… — Отлепив от борта, подтолкнул к вещам. — Топай.
К казарме, где нас разместили, вела широкая дорожка из серых плит. По обеим сторонам которой шумят белоногие берёзы. Мы переглянулись. Как с картины. Обалдеть какая красота!
Поселили всех вместе. Просто несколько комнат в самом конце длиннющего коридора отдали девушкам. Тарасов разместился между нами непрошибаемой стеной. Смешно, но привыкли к нему, как к отцу родному. Бежали за каждым чихом. Дверь его комнаты постоянно открыта. Все на виду. Мимо его глаз точно не пройдёшь. День на устройство, небольшой отдых и будь здоров! Наташка притащила с собой учебник французского и учила себе до полуночи. Она сова и ей такой распорядок в удовольствие. Девчонки завидовали ей особенно перед экзаменом. Всех сморит сон, а она хоть бы хны. Глазами всю ночь хлоп-хлоп. Одно плохо — утром нет возможности поспать. А мы за год привыкли к ночным занятиям, то одной было невтерпёж посидеть позубрив ночку, то другой. Свет нас не давил. Пообщавшись с учебником, Натка решила пройти под душ. Лето, жара. Надеясь, что ночью все спят и приспичило освежиться только ей, не очень сторожилась. Открыв на всю катушку воду, нырнула под струи. Когда она вышла и тщательно вытиралась, то поняла, что не одна. В дальней кабине лилась вода. Она не успела открыть рот, чтоб поинтересоваться, кого там принесло, как дверь открылась и из кабины нарисовался довольный принятыми процедурами взводный. 'Вот это да!' Каждый рванул за своим полотенцем. У каждого в глазах испуг, на губах вопрос- как получилось такое? И отвечать на тот вопрос не надо, вон он ответ-то, у каждого перед глазами. Натка хватала воздух раздувающимся ртом силясь закричать. Тарасов, опомнившись, припечатав ей ладонью рот, спокойно проговорил.
— Курсант Кучер, закрой рот и сделай глубокий вздох.
Натка, ошалело моргая, вздохнула. Чтоб в корне придушить налезающие друг на друга сомнения вздохнула ещё раз. От глубокого вздоха полотенце поползло вниз. Натка еле успела на самом рискованном месте поймать его. В кое веки сделала самостоятельный шаг и на тебе… Увы, ничего изменить нельзя. Всё случилось так, как случилось…
— Ну вот, а теперь я уйду, а ты забудешь об этом, да?
Натка согласно замотала головой.
— Вот и отлично. Умница. Тогда собирайся и марш в комнату. И чтоб одна больше ни-ни. На моём месте мог чёрте кто оказаться…
Представить этого чёрте кого на месте Костика она не могла и зябко передёрнула плечиками. Последствия сегодняшней встречи тоже. Тут никто наверняка ничего не скажет. Это ж надо было такому сбегу случиться. Когда Наташка вылетела из душа, он стоял в коридоре у окна и наблюдал за ней до тех пор, пока она не скрылась в комнате. Прикипев спиной к двери слышала, как он шёл бубня своё обычное: — 'За какие грехи мне это…' Закрыв глаза, она вновь представила выплывающего из душевой кабины Костика и её голова запоздало полыхнула огнём. 'С ума сойти как он хорош!' Уткнувшись в подушку, она улыбалась. Нет дыма без огня. Заснула раздираемая полученными впечатлениями и купающаяся в мечтах под самое утро. Вскочила под вытрясывающими душу руками Лены.
— Вставай, подъём. Бег и физзарядка.
А чтоб ни дна, ни покрышки. Какое сказочное утро и такая жестокая действительность. В темпе приводили в порядок себя, докрашивая глаза на ходу и завтракали крутясь на одной ноге печеньем и чаем. Не до столовки. Опоздали. Натка видела Тарасова, но тот даже бровью не повёл. А вот Натка краску не смогла скрыть. Разрумянилась. Надо же а ему хоть бы хны… А может и не было никакой встречи и ей всё почудилось, приснилось, показалось.
Дальше по плану — теоретические занятия. Наш бабий батальон с ходу перевели на портянки. Нас сутки учили их крутить. Это мучение вырубило весь учебный центр. Преподаватели центра смотрели на нас, как на диковинку. Но мы все из себя бойцы, хвост трубой и знай наших, расхаживали в доску деловые.
Такой чудный летний день, а в голову пичкают и пичкают, как будто она безразмерная. Ей, Бог, такое чувство будто она разбухла до невозможных размеров. Скорее бы уже военная практика. Мы желали того, чего ещё не знали. А узнав дружно согласились с утверждением, что учиться оно приятнее. Но это будет после, а пока мы жаждали 'выхода в поле'. И вот наконец-то, завтра нелёгкое упражнение на реальном занятии. Надо освоить на практике всё ту дурь, что нам сегодня начитали. Естественно, мы хорохорились.
Утром весь гонор с нас свалился и энтузиазму поубавилось на столько, что я почти паниковала. 'Я же не бестолковая, нормальная, соображающая барышня. Кто б сказал, зачем мне тот тупизм нужен? С каких помидор я запёрлась в это болото? Но уж что теперь…'
Но мы, поддерживая друг друга, бодримся. А поймав насмешливые взгляды своих собратьев мужского пола даже пытаемся улыбаться. Правда то дохлый номер. Криво получается. Но это не важно. Надо это пережить. Нас выкладывают в ниточку. Мы лежим бревном видя берцы друг друга. Прямо на нас катит танк. Мы, естественно, между гусениц. На длину вытянутой руки кустится мелкая белая ромашка. Грустно смотрят на нас её жёлтые маленькие глазки и гудит себе, как вертолёт, пузатый шмель. А по бокам сумрачный лес. 'Мамочки, родная!' Главное не паниковать и не шевелиться…
Чего спрашивается дрожали. Проехал тот танк, куда ж ему деваться. Водитель натаскан на то чтоб проезжать. Поднимаемся на локти, группируемся и кидаем в след учебную гранату. Все прошли через это кроме Натки и Маринки. Они вечно попадают в какие-нибудь передряги. Натка обняв колени руками, тупо сверля носки берец, бормотала:- 'Этого не случиться, потому что не случиться никогда'. Похоже, в ней что-то чикнуло и хозяйничал страх. Случается, когда это мощное чувство берёт тебя всю в оборот, ты отключаешься. Я помнила, как после первых занятий дзюдо боялась падений и боли. Боялась идти в зал. Подходить к матам. Измаявшись, решила всё бросить. Нас научили падать и преодолевать себя. Что-то подобное происходило и с Наткой. Её сковал страх перед ползущей на неё громадиной. Объяснить и вытащить её из этого транса, было невозможно. Я ж нашла для себя выход. Адреналин в крови зашкаливал. Но надоело бояться. Сколько можно, в конце концов! Целый год только этим и занимаемся. Мы что, хуже парней! Два раза не умирают. Уткнувшись носом в землю, закрыла глаза. Такое себе: ничего не вижу, ничего не слышу. Открыла я их, когда чудище это прогрохотало надо мной. Гранату я от разбега чувств кинуть забыла и луканула её по подсказке. Так сказать воспользовалась помощью из зала… Но мне защитали. Девчонки поздравляют. Я скромно молчу. Такие игры мне не совсем нравятся, но куда деваться: назвался груздем, плети для себя кузов. Большинство девчонок таких же, как я в армии случайных. Воодушевлённых на войну бойцыц по пальцам можно пересчитать. Им, конечно, флаг в руки, а нам помогай Бог. Так что всё нормально, мы не хуже и не лучше других. А с Наткой и Маринкой гепс. Натка каждый раз выскакивала перед самым носом танка и бежала прочь, а на Маринку отказывался ехать водитель танка. Её то голова, то попа торчали выше проходимости танка. Обстановка накалилась до предела, преподаватели центра кипишевали. Вся надежда была на взводного и курсового. Они как ни как люди разумные, ответственные. Их зачем над нами поставили. Пусть думают, как выкручиваться. Не в первый раз чай. С их опытом раз чихнуть, всё расставить по своим местам. Пусть чихают. Натка клятвенно обещала прилипнуть к месту, но по мере приближения гусениц опять задёргалась. Но на этот раз сильные руки обняв, пригвоздили её к земле, а туловище оказалось под чьей-то тяжестью. Она попробовала рассмотреть кто так своевольничает, но тут наехавший танк накрыл их и она, не успев напугаться, заплющила глаза, а когда яркий свет открыл их, то почувствовала, что лежит на чьём-то животе и этот кто-то заводя её руку, чем-то кидает в след танка. Её осеняет, что вся эта жуть каким — то чудом закончилась. И как подтверждение этого слышится: — 'Ура!' Это вопят девчонки. Но сил пошелохнуться самой нет. Потом эти же руки опускают её на землю и она видит над собой сосредоточенное лицо взводного.
— За какие грехи мне всё это, — бормочет он в своём репертуаре и под аплодисменты курса поднимается.
Все бегут туда, где застыла, ожидая свой черёд, Маринка. Дружно пожелав ей ни пуха ни пера, и получив её посул к чёрту, ждут. Даже поплевали и постучали. В общем, всё как положено. Приготовились к победе. Но здесь не так просто. Водитель, не поддаваясь уговорам, отказывается с ней работать.
— Я кормить вшей в тюряге не хочу, — упирается он.
Подошедший начальник курса о чём-то шепчется с офицерами. Потом идёт к хихикающей Маринке свято надеющейся, что ей сойдёт всё и так. Но курсовой непоколебим. Он ложится за ней, крепко обхватив ноги. Ведя непрерывный контроль, шлёпает звонко ладонью попеременно по заду и голове.
— Теперь сдаст, — важно и со знанием дела заявляет рядом с нами старшина.
Кто б сомневался при такой мощной поддержки и кураторе.
— Скорее бы уж. Задолбались на таком пекле. — Ворчит Ленка, поливая себя из фляги водой.
Наконец-то мучения закончились. Нас построили, объявили «зачёт» и распустили. Повеселевшие офицеры, возбуждённо переговариваясь, пошли покурить и отдохнуть от нас. А мы отправились в летний душ. Ребят в корпусе не переждёшь, а очередь воины не уступят. Но мы смекнули, что в сторонке на весёленькой полянке среди деревьев и малинника, есть такая себе экзотика — летний душ. Всё прилично: раздевалка, десять кабин. Правда, нет крыши, но с самолёта нас не разглядишь. Не задумываясь, отправились туда. С шумом разделись и айда
