кухню, чтобы проверить, не надо ли вытереть пыль с бокалов. Ну да, конечно, если поднести их к лампе, то отчетливо видны пылинки. Она стала доставать бокалы из кухонного шкафчика и один за другим протирать их. У Джулии было двадцать четыре бокала, и она пользовалась ими по очереди. Она выпивала по два бокала красного вина каждый вечер, иногда по три.
Сейчас она лежала на кровати перед телевизором в своей единственной чистой блузке. Других стираных в гардеробе не нашлось. Тут зазвонил телефон.
Джулия вздрогнула и моргнула при звуке первого сигнала, но не двинулась с места. Нет, ну их всех, почему она должна отвечать? Она совершенно не в настроении.
Телефон настойчиво трезвонил. Джулия решила для себя, что ее нет дома. Могут у нее быть важные дела?
Женщина опять смотрела в окно, хотя все, что она могла увидеть с этой точки, — так это крыши домов, еще не включенные уличные фонари и раскачивающиеся вокруг них верхушки деревьев. Солнце опустилось где-то за городом, и небо медленно потемнело.
Телефон зазвонил в третий раз. Свет исчезал, становился неверным. Время сумерек.[4]
Джулия не собиралась отвечать.
Телефон прозвонил в последний раз, и снова стало тихо. Снаружи разом мигнули все фонари и засияли над асфальтом.
День оказался довольно удачным. Нет, на самом деле в ее теперешней жизни хороших дней не существовало. Просто некоторые проходили очень быстро, не тянулись, как другие.
Джулия всегда была одна.
С ребенком, наверное, было бы легче, он бы помог отвлечься. Микаэль очень хотел, чтобы они родили брата или сестру Йенсу, но Джулия твердо сказала «нет». Она никогда не была уверена, что хочет этого, а потом, конечно, и Микаэлю это надоело.
Частенько, когда Джулия не подходила к телефону, она делала вид, что совершила героический поступок и заслуживает вознаграждения. Вот и сейчас, этим вечером, когда телефон перестал звонить, Джулия выбралась из кровати, все-таки подняла трубку, но, конечно, услышала только гудки.
Она положила трубку и открыла шкафчик над холодильником: достать ежедневную бутылку. И, как обычно, это оказалось красное вино.
Вообще-то сегодня это была уже вторая бутылка, потому что первую, начатую накануне вечером, она допила за обедом.
Джулия взялась за штопор, послышался райский звук тихонько хлопнувшей пробки. Она наполнила бокал, залпом осушила его и тут же налила еще.
По телу разлилось приятное тепло, и теперь она могла повернуться и снова посмотреть в окно. Снаружи было уже темно, а уличных фонарей хватало только на то, чтобы высветить несколько кругов на асфальте. И в этих ясно очерченных световых пятнах ничего не двигалось. Но что было там, чуть дальше, за пределами света, в темноте? Рассмотреть не удавалось.
Джулия отвернулась от окна и осушила второй бокал. И только после этого немного успокоилась. Ее здорово выбил из колеи разговор со страховой компанией. Ясное дело, она заслужила третий бокал вина, но его можно будет выпить не торопясь перед телевизором. Может быть, стоит послушать музыку, скажем, Сати,[5] затем рвануть психотропчику и отрубиться, не дожидаясь двенадцати.
Телефон затрезвонил опять.
На третьем звонке Джулия уже сидела на кровати, низко опустив голову. На пятом она стояла на ногах, а на седьмом добралась до кухни.
Не успел телефон толком отзвониться в девятый раз, как Джулия подняла трубку и прошептала:
— Джулия Давидссон.
Против ожидания в ответ она услышала не шумы и глюки, а тихий, но отчетливый мужской голос:
— Джулия.
Она сразу же узнала, кто это.
— Йерлоф? — так же тихо спросила она.
Она больше не называла его папой.
— Да… это я.
В трубке опять стало тихо, и Джулии пришлось покрепче прижать ее к уху.
— Я думаю, что теперь знаю немного больше о том, как все вышло.
— Что? — Джулия невидящим взглядом смотрела в стену. — Как вышло что?
— Ну, все это… с Йенсом.
Джулия продолжала смотреть в стену.
— Он мертв?
У нее появилось такое чувство, что она сидит в очереди с номерком в руке и ждет, когда ее вызовут. Наступает момент, очередь твоего номера, ты встаешь, подходишь и получаешь свою справку, а в ее случае — правду. Потому что Джулия думала о белых отполированных костях, разбросанных на берегу там, в Стэнвике,[6] хотя Йенс всегда боялся воды.
— Джулия, он, должно быть…
— Так его нашли? — перебила она.
— Нет, но…
Джулия закрыла глаза.
— Тогда зачем ты звонишь?
— Нет, его не нашли, но у меня…
— Нечего тогда мне звонить, — выкрикнула Джулия и положила трубку.
Она продолжала стоять у телефона с закрытыми глазами.
Билетик с номером и место в очереди. Да, нынешний день явно не задался. Джулии даже не хотелось, чтобы в такой день, как этот, Йенс наконец нашелся. Она присела у кухонного стола и посмотрела в темноту по другую сторону стекла. Мыслей не было. Она перевела взгляд на телефон, поднялась, подошла к нему и подождала какое-то время. Но телефон молчал.
«Я делаю это для тебя, Йенс».
Джулия сняла трубку и посмотрела на стикер с номером, который много лет был приклеен к белому кафелю кухни над хлебницей, и стала нажимать кнопки. Отец ответил сразу же после первого гудка.
— Йерлоф Давидссон.
— Это я, — выдавила она.
— Ну да, конечно, Джулия.
Наступила пауза. Джулия решила начать первой.
— Мне не надо было вешать трубку.
— Да-да…
— Это не выход.
— Нет, ничего, — сказал отец, — совершенно нормальный поступок.
— Как погода на Эланде?
— Пасмурно и холодно, — ответил Йерлоф, — я сегодня даже на улицу не выходил.
Опять наступила пауза. Джулия набрала побольше воздуха, чтобы решиться, и спросила:
— Почему ты позвонил? Должно быть, что-то случилось?
Йерлоф немного помедлил прежде, чем ответить.
— Да… Кое-что тут произошло, — сказал он и добавил: — Но я толком ничего не знаю. Не больше, чем раньше. Ничего определенного, к сожалению.
«Так же, как и я, — подумала Джулия. — Мне жаль, Йенс».
— Я подумала, появилось что-то новое.
— Ну, может быть, так оно и есть, — ответил Йерлоф. — И, кроме того, я считаю, что кое-что надо сделать.
— Сделать? Что? Зачем?
