Глупый был, не сообразил. Я считал, что, может быть, мне обломится несколько тысяч. Да и интересно было на халяву через Атлантику сплавать, чтобы забрать Нильса домой. Ну, конечно, когда все уляжется. Ну вот, и когда меня Август бригадиром на лесопилке сделал, я ему это так все прямо и выложил. Август мне четко дал понять, что нет, объяснил, что он совершенно не заинтересован перетаскивать эту паршивую овцу обратно в Швецию.
Он поднял руку и нажал на кнопку возле руля, в дверце Йерлофа щелкнуло.
— Ну вот, теперь открыто, — сказал Лунгер, — выходи.
Йерлоф остался в машине.
— Ну ты не хотел сдаваться, — добавил он и посмотрел на Гуннара, — получив от ворот поворот полный от Августа, решил попробовать с матерью Нильса. Поехал к Вере в Стэнвик и предложил ей, наверное, то же самое. Естественно, Вера Кант согласилась. Я прав?
Гуннар Лунгер вздохнул, как терпеливый папаша, которого донимает непоседливое надоедливое дитя. Он смотрел сквозь ветровое стекло на море впереди.
— Спасибо Вере. Благодаря ей я открыл для себя красоту Эланда и полюбил его. Я в первый раз сюда приехал летом тысяча девятьсот пятьдесят восьмого, переправился на пароме через пролив до Стурарёр, потом сел на поезд и поехал на север. Железную дорогу уже собирались тогда убрать, да и эландское судоходство доживало свое. Можно сказать, было на последнем дыхании. Многие тогда думали, что и всему Эланду скоро придет конец… Но я случайно услышал интересный разговор в поезде насчет того, что, возможно, здесь построят длинный мост через весь пролив, так что эландцы в любую погоду спокойно смогут ездить на материк. Ну и, конечно, с материка сюда тоже наверняка поедут.
— Да. Те, что побогаче, конечно, — заметил Йерлоф.
— Золотые слова. — Лунгер вздохнул и продолжил: — Ну вот, в конце концов я доехал до севера Эланда и посмотрел на все это: солнце, пляжи, вода и почти никаких туристов. Тут же у меня мысли по этому поводу появились. Я тогда еще даже до дома Веры Кант не успел добраться. — Он вздохнул. — Постучал я в дверь. Вера была дома одна в своей здоровенной вилле, переживала очень, скучала по своему сыну, и мы с ней переговорили.
— Одинокая, значит, и несчастная, но очень богатая.
— Не настолько, как можно было подумать, — сказал Лунгер. — Каменоломня уже практически не работала, да и братец ее Август подсуетился: наложил лапу на семейную лесопилку в Смоланде.
— Но ведь у нее было много земли, — заметил Йерлоф, — возле самого берега.
Йерлоф думал о том, как ему предстоит умереть: есть у Лунгера оружие или он выберет из миллиона эландских камней какой-нибудь поувесистей и без затей проломит Йерлофу голову. Так же, как он, наверное, поступил с Эрнстом.
— Да, ты прав, — согласился Лунгер, — у Веры было действительно много земли. Я даже уверен, что никто в Стэнвике по-настоящему и не представлял, насколько много — и к югу, и к северу. Тогда она, конечно, мало что стоила, потому что никто ею не занимался. Но если бы нашелся подходящий человек, взялся за дело, например, продал дачникам… — С этими словами Гуннар начал застегивать свою куртку. — В те годы здесь всего несколько дач было, но я-то понимал, что появятся новые — и много. Гостиница понадобится и ресторан, а после того, как построят мост, цены взлетят.
— Лонгвик тебе, значит, от Веры достался.
— Мне ничего не досталось. — Лунгер покачал головой. — Я купил всю ее землю, и купил совершенно законно. Тогда, конечно, ее земля стоила пустяки. Да и то деньги мне пришлось призанять у Веры, но все документы в полном порядке.
— Мартин Мальм тоже занимал у Веры на свое первое крупное судно?
— Точно. Мы встретились, когда Мартин привез для распилки лес в Рамнебю, — сказал Лунгер и кивнул. — Мне был нужен подходящий помощник… чтобы привез домой гроб Нильса Канта из-за границы, а потом и самого Нильса. Пришлось, разумеется, потянуть время и повременить с его приездом, иначе Вера перестала бы продавать мне землю. Я это отлично понимал. — Довольный собой, он улыбнулся Йерлофу. — Ну давай, пошли.
Лунгер открыл свою дверь. Йерлоф посмотрел сквозь ветровое стекло: он видел пустынный берег. Ветер пригибал к земле пожухшую траву.
— А что здесь такого особенного? — спросил он.
— Да в общем-то ничего, — ответил Лунгер и вышел из машины. — Сам увидишь.
31
— Давай, Йерлоф, выскакивай.
Гуннар Лунгер захлопнул свою дверцу, быстро обошел вокруг машины и открыл дверь со стороны Йерлофа. Гуннар нетерпеливо ждал, пока он выберется наружу.
— Я должен надеть… — начал Йерлоф.
Лунгер протянул обтянутую перчаткой руку.
— Не нужно тебе пальто, Йерлоф, ты ведь наверняка уже согрелся.
Лунгер был по меньшей мере лет на пятнадцать моложе Йерлофа, крупный и плотный, руки сильные. Он крепко ухватил Йерлофа и практически выдернул его из машины.
— Пошли.
Он захлопнул дверцу, приподнял кольцо с ключами и нажал на кнопку. С негромким клацаньем дверцы машины заперлись. Йерлоф никак не мог привыкнуть к таким вещам и воспринимал это как волшебство. Он прихватил с собой трость, но портфель остался в салоне машины. Он сделал несколько неуверенных шагов вперед по направлению к морю, теперь прекрасно представляя, что с ним собирается сделать Лунгер.
В первую минуту после жаркой машины ему было очень хорошо. Ветер казался приятным, прохладным, вроде как никакой другой одежды и вовсе не нужно. Но Йерлоф понимал, что без зимнего пальто не выживет — на улице было по-настоящему холодно. Сильный ветер резкими порывами прилетал с пролива, вдобавок еще и ледяные капли дождя, как иголками, кололи лицо.
— Посмотри сюда, Йерлоф.
Лунгер прошел немного дальше по дороге к берегу и указал рукой на каменную стену и несколько деревьев за ней. Перед стеной росло еще одно дерево, низкое и кривое.
— Ты знаешь, что это? — спросил он.
Йерлоф, спотыкаясь, подошел ближе.
— Яблоня, — сказал он тихо.
— Точно, старая яблоня.
Лунгер подхватил Йерлофа под руку и довольно осторожно, но решительно потянул поближе к берегу. Он махнул рукой еще раз, указывая на какой-то перекрученный куст.
— А теперь посмотри сюда, — произнес он. — Сейчас этого почти не видно, но на самом деле это одичавший крыжовник. — Он посмотрел на Йерлофа. — И что это, по-твоему, означает?
— Заброшенный сад, — ответил Йерлоф.
— Совершенно верно. И если пошарить тут в траве, то легко можно найти камни, которые остались от дома. Я это место несколько лет назад нашел. Здесь почти никогда никого не бывает, даже летом. Очень подходящее место, чтобы посидеть, поразмышлять… — Лунгер посмотрел на старую яблоню. — Вот я иногда здесь посиживаю, гляжу на это дерево и думаю о людях, которые здесь когда-то жили. Смотри, какое красивое место. Почему они здесь не остались?
— Бедность, скорее всего, — предположил Йерлоф и почувствовал, что замерзает. Несмотря на ветер, он старался не горбиться, не дрожать и не покачиваться. На нем была лишь тонкая рубашка и майка. Йерлоф чувствовал осенний холод так, будто бы он вообще был раздет.
— Да, наверняка они были бедными, — согласился Лунгер. — И, скорее всего, как и тысячи других эландцев, сели на корабль и поплыли через Атлантику. Так же, впрочем, как и Нильс Кант. Но главная причина… — Он помолчал. — Главное, что они никогда не смогли использовать свой шанс, не видели возможностей, которые есть здесь, на острове. Вы все, эландцы, такие.
