Учитывая наличие трансформационных механизмов при передаче информации, а также различное наполнение концептов коммуникантов можно сделать вывод о том, что полное, абсолютное постижение авторской мысли, идеи невозможно. Идея же, порожденная в недрах сознания адресата, принадлежит только реципиенту. Она зеркальное отражение авторского замысла, однако она не тождественна ему.
Таким образом, происходит обращаемость антиномий в коммуникативном процессе. С одной стороны, адресант создает текст, но движение к нему от текста носит характер обратной связи. С другой стороны, адресат, воспринимая текст, совершает попытки обнаружить по определенным знакам то, что хотел выразить адресант, но он в процессе интерпретации творит новое произведение. Так реконструкция обращается конструкцией и наоборот, а анализ – синтезом.
Текст как продукт деятельности первого участника и объект деятельности второго участника. Текст и идея. Понимание и интерпретация является реакцией субъекта коммуникации на сигналы текста. Механизмом, осуществляющим связь между ней и словом в рамках модели стимул – реакция, является апперцепция, которая есть «участие известных масс представлений в образовании новых мыслей» [Потебня 1976, с. 126]. Она выступает механизмом, сопровождающим перевод и передачу информации от адресанта к адресату, базой для интерпретации. Но в глубинах интерпретационных процессов, спиралевидно вращающихся в турбулентных сознаниях и мышлениях, есть некий центр, генерирующий смысловые сигналы. Этим центром является комплекс текстовых идей.
Содержательный комплекс текста является уровневым образованием. Как отмечает Е.В. Сидоров, «речевое содержание существует в двух формах: в форме идеального содержания в сознании общающихся людей и в форме материального содержания знаков, из которых состоит речевое произведение. В отличие от речевого знака, материальность которого внепредметна, материальность языкового знака есть материальность некоторой нейродинамической системы мозга» [Сидоров 19876, с. 31]. Таким образом, языковой (вербальный) уровень находится на «поверхности» текста. Слово выступает в качестве средства оформления, овеществления и материализации реальности текста; оно тот код, который позволяет репрезентировать текстовую информацию в человеческом сознании; оно – оболочка текста. Наряду с этим, слово обладает значением в потенции и смыслом в данной, конкретной реализации, что составляет первый содержательный уровень произведения, иначе говоря – поверхностный уровень семантики текста. Первоначально эта содержательная реализация подчиняется авторскому замыслу, а затем, когда работа над текстом завершена и он остранен от адресанта, смыслы попадают в зависимость от идеи. Сама идея существует и функционирует на другом уровне содержания текста.
В художественном тексте мы наблюдаем содержание, организованное по принципу матрешки. В нем идея находится в глубине содержательного комплекса. В нехудожественном тексте содержательная структура может иметь иную организацию. В ней идея текста может выражаться в иллокутивной установке адресанта. Так, в приказе (разновидность официально-деловых текстов) идея представлена императивом «приказываю», а в письме-прошении она репрезентируется посредством стандартизированной формулы, обычно завершающей текст «прошу…». При этом в отличие от художественного текста в данных примерах идея эксплицирована и не требует постижения.
Определить сущность идеи текста можно через сопоставление. Так, она соотносима со значением как содержательный компонент структуры. A.A. Потебня отмечал, что идея, как значение слова, синтетична, ибо содержание имеет «возможность обобщения и углубления» [Потебня 1976, с. 182] и только в синтезе с другими компонентами создает язык или искусство. Идея, как значение слова, способна «расти» и «развиваться», но «уже не в художнике (адресанте. –
Идея в определенном смысле подобна концепту. Она, как и концепт, ментальное образование (или – трансцендентальное?). Она, как и концепт, не может быть совершенно адекватно передана языковыми средствами и, наконец, она, как и концепт, является иерархически организованной структурой с компонентами интерсубъектными и субъективными. В этом смысле идея изоморфна концепту, но, являясь отображением последнего, она структурирует и упорядочивает текст, зеркально отражая и трансформируя мыслительные объекты. X. Ортега-и-Гасет писал об идеях: «…они ирреальны. Принимать их за реальные вещи – значит идеализировать, обогащать их, наивно их фальсифицировать. Заставлять же идеи жить в их собственной ирреальности – это значит <…> реализовать ирреальное именно как ирреальное. Здесь мы не идем от сознания к миру, скорее наоборот, мы стремимся вдохнуть жизнь в схемы, объективируем эти внутренние и субъективные конструкции» [Ортега-и-Гасет 1991, с. 252]. Таким образом, идея художественного текста постигается в результате апперцепции.
Рис. 2.1. Постижение текстовой идеи
Данные положения можно проиллюстрировать конкретным примером. Одним из способов материализации идеального, «рупором» определенных текстовых идей является художественный образ, который синтезирует внутреннее и внешнее и представляет содержательный комплекс в своих поступках, действиях, в том числе – речевых. Так, в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» в речевых актах Воланда репрезентирован комплекс идей, отражающих его представление о реальности, например идея движения, идея знания, идея человека, идеи времени и пространства и пр. При учете генезиса этого персонажа становится очевидной необычность, ненормальность с точки зрения человека представлений Воланда о времени и пространства. Изначальная установка на специфичность пространственно-временной идеи, а следовательно, индивидуальность и персонифицированность ее воплощения в тексте булгаковского произведения, обращают к трехчастной структуре художественного произведения: внешняя форма (слово) – внутренняя форма (образ) – содержание (идея).
Однако читатель «закатного» романа М. Булгакова обладает картиной мира, отличной в силу индивидуальности жизненного опыта и опыта языкового существования от картины мира М. Булгакова. Создание последнего романа представляло собой процесс вербальной кодировки определенной информации с учетом авторской интенции. Однако наличие, по меньшей мере, пяти редакций романа свидетельствует как о возможной смене намерений автора, так и о сложностях репрезентации авторской идеи в тексте. Кроме того, последний вариант романа не является окончательным и оконченным по причине смерти писателя. В связи с этим, очевидно, что содержание, которое должно было по замыслу М. Булгакова передаваться посредством произведения, представлено в искаженном виде. Эти искажения усиливаются, если принять во внимание тот факт, что писатель жил в первой половине XX в., поэтому идеи, высказываемые им, и описываемые реалии вызывают в читателе XXI в. иной комплекс ассоциаций или не вызывают их вообще. Поэтому наше субъективное восприятие романа, понимание и интерпретация его идейно-содержательного комплекса отличаются от авторского или других читателей.
Исходя из природы коммуникации и структуры коммуникативного акта, понятие идеи текста можно определить как концептуальное воплощение отношения между миром мышления и миром продукта человеческой деятельности. В этом идеальном (глубинном) образовании обнаруживаются динамические процессы, обусловленные индивидуальными особенностями восприятия субъекта и сопровождающиеся множественностью интерпретаций. С этим связана концептуальная конструктивность процесса порождения и понимания идеи текста как продукта деятельности адресанта и объекта деятельности адресата.
Текстовая (дискурсная) личность. Рассмотрение субъективного фактора в языке стало одной из центральных проблем современного языкознания и привело исследователей к изучению языковой личности. Впервые понятие языковой личности появилось в результате разработки проблем по обучению языку. «Понятие «языковая личность» (homo loquens) употребляется чаще для обозначения родового свойства homo sapiens вообще. Оно разрабатывается с заметной эффективностью в лингводидактических целях, и на достигнутом ныне уровне обобщенных научных представлений о ней «языковая личность» выступает как многослойный, многокомпонентный, структурно упорядоченный набор языковых способностей, умений, готовностей производить и воспринимать речевые произведения» [Караулов 1987, с. 70].
Первым понятие языковой личности к конкретному индивиду приложил В.В. Виноградов, обратившись к художественным произведениям, в которых он видел «особую сферу творчества личности». Позднее всесторонняя и целостная концепция языковой личности была описана Ю.Н. Карауловым в монографии «Русский язык и языковая личность» [Караулов 1987]. Языковая личность представляет собой некую модель
