В текстах каждой из парадигм присутствует свой набор парадигмообразуюгцих признаков. Так, описывая рассказы-анекдоты В.М. Шукшина, Т.Н. Никонова показала, что они формируются на основе художественной эвокации таких особенностей анекдота, как смеховость, игровое начало, парадоксальность, краткость [Никонова 2002].
Принципы парадигматизирования, разработанные В.А. Кухаренко, существенны и за пределами материала художественной речи: признаки жанра, стиля, автора и темы суть атрибут любого текста. Отдельного замечания требуют основания индивидуально-авторской парадигмы: если они значимы для текстов генеральной совокупности, то следует снять указание на индивидуальность автора. Дело в том, что существует большой массив текстов стандартных: аннотации, транспортные и магазинные диалоги, многие реактивные реплики (типа «Ах!») и др. Далее: наряду с индивидуальным автором в коммуникативной практике имеет место автор, например, коллективный, групповой и др. Так, по данным П.А. Маняшша [Манянин 2007], фигура автора текстов газетной рекламы недвижимости и риэлтерских услуг включает как минимум две составляющие: фирму, коммуникативная деятельность которой коррелирует с текстом как замыслом, и редактора, чья коммуникативная деятельность коррелирует с контекстом / средой реализации замысла в новом тексте-1.
В основе
Текстовая синтагма и парадигма, в сравнении с языковой, в большей степени подвержена воздействию Homo Loquens. Прежде всего сам факт вхождения/невхождения текста в синтагму или парадигму зачастую устанавливает именно говорящий (пример: перечень документов, прилагаемых к заявлению о поступлении в учебное заведение высшего или среднего профессионального образования). Он же активно влияет и на устройство парадигмы и синтагмы (изменение социальных условий в современной России не только вызвало к жизни жанровые парадигмы, например, PR-овских текстов, но и в течение 20–25 лет не раз меняло их состав и отношения).
Рассматривая соотношение интертекстуальности и гипертекстуальности, О.В. Дедова отмечает, что если в первом случае связи «демонстративны и наглядны», то гипертекст – это «своего рода»
Таким образом, интертекстуальные и гипертекстуальные совокупности текстов – такие объединения текстов, центром которых является данный конкретный текст, сопряженный с текстами, указываемыми отсылками (в теории гипертекста предпочтительно: ссылками) данного.
Изучение
В.литературе вопроса предпринимаются попытки распространить понятие гипертекста на тексты, существующие на бумажных носителях. Считается, что тексты, например, Саши Соколова, Б. Акунина. В. Пелевина, Т. Толстой и др. авторов построены как гипертекст. Вот иллюстрация из «Лимпопо» Т. Толстой: «Над густою лебедою гуси-лебеди летят! То как зверь они завоют, то ногами застучат! Гуси-лебеди с усами, – страшно девице одной; это ты, Иван Сусанин? Проводи меня, родной!» [Панова 2001, с. 285–286]. Приведем противоположное суждение критика В. Губайловского: «в Сети гипертекст – это способ существования любой, в том числе и нетекстовой, информации, и потому гипертекст никак не может быть литературным приемом, каковым он был на бумаге: смешно хвастаться перед рыбами умением нырять: они посмотрят на тебя как на идиота – они здесь живут» (Русский журнал. 2003).
Отношения между текстами, устанавливающиеся в процессе образования текста, или текстообразования. Вопрос о сущности и специфике текстообразования еще не нашел своего решения. Об этом свидетельствует неразличение или неразграничение / методически не строгое разграничение текстопорждения и текстообразования, текстообразования и строения текста, текстоообразования как деятельности и как продукта деятельности, неразработанность вопроса о связи текстообразования и деривации, текстообразования и интерпретации и др. Приведем характерное суждение: «Под текстообразованием мы понимаем ту область лингвистики текста, которая исследует собственно языковые закономерности организации текста (выделено автором.
В потоке литературы выделяется работа Л.В. Сахарного [Сахарный 1989], который различает образование, порождение и построение текста, и Л.Н. Мурзина [Мурзин 1982] о деривационных механизмах текстообразования. В работе [Чувакин 1998, с. 23–24] вопрос о процессах текстообразовании связан с деривационными отношениями как типом межтекстовых отношений и высказана гипотеза о складывании в рамках теории текста текстодериватологии как научной дисциплины, задачей которой является исследование текстообразования. В более поздних работах автора [Чувакин 1999], [Чувакин, Бровкина, Волкова, Никонова 2000], [Чувакин, Пешкова 2004], [Чувакин 2007] и в ряде кандидатских диссертаций, выполненных под его руководством: [Василенко 2008], [Гавенко 2002], [Савочкина 2007] и др., – на основе исследования конкретного материала разработаны некоторые категории и понятия, описывающие отношения между текстами, устанавливающиеся в процессах текстообразования.
Если в отношения текстопорождения – текстопонимания входят тексты, участвующие в процессе соответственно порождения и понимания текста, то деривационные отношения устанавливаются между текстами, один из которых является производным по отношению к другому, исходному: «в качестве деривационных следует рассматривать связи, которыми объединяются первичные и, основанные на них, вторичные языковые единицы и которые типичны для отношений между исходными и производными знаками языка» [Кубрякова, Панкрац 1982, с. 8–9]. Таким образом, в данном случае речь идет о