Призрак еще раз поклонился, готовясь исчезнуть, но в последний момент как будто передумал.
— Знаете что? Вызовите меня как-нибудь, — вдруг попросил он. — Я люблю общаться. Я даже с моим секретарем так беседовал после смерти — моей, разумеется, а не его — и много интересного ему надиктовал. А теперь все только спрашивают и спрашивают, да еще о таких приземленных материях, что стыдно и отвечать. Ну как, позовете? Посидели бы за кофеем.
— Я не пью… кофе, — проронила Берта.
— Я тоже не пью, сами понимаете. Но мы могли бы на него просто смотреть.
— Непременно, — согласилась она, умолчав про то, что вряд ли ей хватит времени, — но я бы вас и так пригласила. Все это пустяки по сравнению с тем, что вы для меня сделали. Даже не знаю, как вас отблагодарить.
— Ах, это совсем не сложно, — заговорщически подмигнул ей дух.
— Как же?
— Просто расскажите, с кем Кармилла останется в конце. Я уж было подумал что с Этьеном, но теперь меня сомнения разбирают…
Улыбаясь, Берта бодрым шагом пошла домой. Кажется, она только что изменила ход мировой литературы. Интересно, это хорошо или плохо?
ГЛАВА 13
'Бомммм, бомммм,' били старинные часы, отсчитывая последние секунды до того момента, как в замок живым, трепещущим, острокрылым потоком ворвутся полчища нетопырей. Друзья пододвинулись поближе, все как один глядя на маятник, нарезавший время на аккуратные ломтики, и шевеля губами в такт ударам. Уж они-то знали, по кому звонит сей колокол. Уолтер поправил воротничок, примерзший к шее, Эвике вырвала последние перья из веера. Вот уже и двери замка начали поскрипывать, а за окнами замелькали подозрительные тени. Мгновение — и стекла брызнут внутрь Парадной Залы, и появятся они…
…Бомм… боммммм…в
… Девять, десять, одиннадцать…
…Боммм….
Двенадцать!
…Бомммбомммбоммм….
…Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать….
— Я так и знала, что мы как-нибудь да опозоримся! — взвилась Гизела, стремглав бросившись к часам и молотя по ним кулачками. Заевшая пружинка встала на место и трезвон прекратился, но сами часы тоже остановились, нерешительно занеся маятник под углом в 45 градусов и не смея обрушить его вниз, чтобы ненароком не привлечь внимание разбушевавшейся виконтессы. Пока наши герои сражались с часами, Виктор поманил к себе Эвике и занял место внизу лестницы. Рука об руку, жених и невеста ждали гостей, которые начали прибывать минут через пятнадцать. Ровно в полночь так никто и не заявился, иначе создалось бы впечатление, что гость давно уже околачивался у двери, чтобы не пропустить момент. А кому охота прослыть педантом? Перспектива оказаться первой жертвой Виктора, на которой он будет оттачивать свое ехидство, тоже никому не улыбалась. Лучше уж незаметно прошмыгнуть в конце вечера, когда иссякнет его красноречие.
Хотя на Бал приглашались все желающие, в большинстве своем вампиры знали куда более приятные способы скоротать ночку, чем тащиться в глухую провинцию на свадьбу Мастера Парижа непонятно с кем. Так что прибыли или забубенные любители приключений, или те, кто заскучал на родине. Только французские вампиры явились в полном составе. Своего Мастера они называли просто 'Виктор.' Давным давно он разрешил им подобную фамильярность, 'потому что в дружной семье к чему формальности.' Но вид при этом у них был виноватый. Да и вообще они разговаривали тихо. И постоянно оглядывались по сторонам. А уж их манере выражаться позавидовал бы сам Эзоп.
Улыбаясь, Мастер говорил каждому прибывшему любезности, предлагал чувствовать себя как дома, расспрашивал про житье-бытье, но при этом обязательно добавлял прозрачную аллюзию на какой-нибудь факт из биографии гостя, о котором бедолаге не хотелось бы слышать на людях. Эвике тоже улыбалась и приседала, как заведенная. Время от времени Виктор что-то шептал ей на ухо, и девушка заливалась смехом с нотками истерики. Облокотившись на скрипучие перила, она наблюдала за разношерстой толпой немертвых гостей.
Создавалось впечатление, что они ограбили запасник музея, причем музея который давным-давно проиграл битву с молью. Бархат истерся до дыр, а кружева, истончившиеся и посеревшие от старости, напоминали грязную морскую пену. Вехи моды здесь перемешались: высокие ампирные талии соседствовали с турнюрами, длиннейшие, расшитые золотом рукава свисали до пола, туфли с пышными розетками топтались по несуразным шлейфам, чьи-то шпоры зацепили чей-то кринолин и разгорался скандал. Круглый гофрированный воротник придавал щеголю сходством с рассерженной ящерицей. Костлявая модница обмахивалась скелетом веера. Иные головы украшали высокие парики, в которых, попискивая, резвились мыши. Неужели так будет и в самом конце, подумала Эвике, в последний из дней, и сжалится ли Господь над нами, когда увидит нас такими? Она решила бы, что ей снится сон, сумбурный и тягостный, если бы не запах. Над толпой вампиров нависло марево, в котором переплелись ароматы тяжелых духов и специй, но даже они не могли полностью заглушить запах смерти. А может и не было никакого запаха, и наша простоватая героиня приняла ожидаемое за действительность. Виктор вдруг наклонился к ней и шепнул какую-то остроту. Девушка вздрогнула, словно ей в ухо упала льдинка, но автоматически улыбнулась, продолжая разглядывать гостей, которые все прибывали и прибывали. Нужно собраться с силами и довести задуманное до конца.
Отделавшись от жениха с невестой, вампиры взбирались по лестнице, сетуя что не прихватили с собой веревку и альпеншток, а потом спешили в Парадную Залу, к столам, прогибавшимся от подносов с колбасой и чаш с пуншем. Напитки, само собой, были приготовлены по особому рецепту, и плавали в них отнюдь не дольки апельсина. Колбаса тоже расходилась на ура, хотя заметно было, что большинство вампиров смотрят на этот фуршет как на преддверие серьезной трапезы. Граф и его дочка интересовали их куда больше. Но рядом с графом появился Леонард Штайнберг, который весь вечер ходил за будущим тестем, будто пришитый невидимыми нитками к его бархатному, совсем уж старомодному камзолу.
Утолив аппетит, разыгравшийся во время долгой поездки, вампиры приступили к более интеллектуальным развлечениям. Те, кто постарше и посолидней, разошлись по углам, где предусмотрительный граф фон Лютценземмерн — сам в последний раз бывавший на балу лет 40 назад — расставил ломберные столики. Игроки кричали, спорили и лезли в драку, когда кто-то жульничал с помощью телепатии или превращался в нетопыря чтобы подсмотреть чужие карты из-за спины. А какие ставки были в этих играх лучше и не думать.
Молодежь и старики побойчее затеяли танцы. Почти час они настраивали клавесин, который Эвике загодя расстроила для пущего антуража, и еще столько же разрабатывали программу на вечер. Нашлись среди гостей экземпляры, которые овампирились когда в моде еще были хороводы, поэтому они громче всех ратовали за что-нибудь неспешное. Полонез казался им слишком быстрым, кадриль — верхом безвкусицы, ну а вальс так вообще групповой порнографией. Ко всеобщей радости, на них цыкнул Виктор, который вернулся в Парадную Залу чтобы открыть бал.
— Ma cherie, позволь пригласить тебя на первый танец, — элегантно кланяясь, обратился он к невесте.
— Смотря что за танец. Я только вальс умею.
— И это все? Неужели учителя танцев у тебя тоже не было?
— Увы мне, — послышался меланхолический вздох. — Ни танцам, ни языкам, ни наукам — ничему меня не обучали. А все потому, что папенька жлоб. Над каждым грошом трясется.
Во время ее исповеди Штайнберг, по пятам ходивший за сиятельным зятем, побагровел, затрясся от злобы и недвусмысленно потер себе шею ребром ладони. Эвике томно ему улыбнулась.
— Ну, герр Штайнберг, что же вы так оплошали? — упрекнул его Виктор.
— Так не в коня корм, — ответил фабрикант, посылая псевдо-дочери испепеляющий взгляд. — Сами видите, моя девочка совсем недалекая.
— Это я в дедушку, — вздохнув, призналась Эвике. — Знаешь, Виктор, у моей маменьки все родственники сумасшедшие, по лечебницам сидят. А вот папенькина родня все больше каторжане. Ты, кстати, проверь карманы, а то вдруг папенька что-нибудь у тебя стащил. Он у нас такой, вороватый.
Де Морьев только головой качал, наблюдая за их перебранкой.
— Пойду-ка я распоряжусь насчет вальса, — наконец отозвался он. — Интересно, сможет ли этот драндулет порадовать нас лебединой песней, прежде чем окончательно развалится?
Когда он удалился, фабрикант так дернул Эвике за руку, что девушка едва не завизжала.
— Ты что это вытворяешь, дрянь? — просипел он.
— Успокойтесь, все под контролем. Я хочу так его напугать, чтобы он аж перекрестился, когда я отсюда сбегу. Пусть десять раз подумает, хочет ли породниться с такой семейкой. Пусть решит, что мы тут все сплошь идиоты. Хотя на самом деле мы нормальные дальше некуда, — с невеселым смешком подытожила служанка.
— Смотри не зарывайся, — посоветовал вампир. — Не хватало еще, чтобы он тебя до свадьбы порешил.
— С каких это пор вы так обо мне заботитесь?
— С тех самых, как вбухал в тебя столько денег, — пробормотал фабрикант, отворачиваясь.
— Учту-с. Виктоооор, где ты, мой летучий мышонок? — Эвике запрыгала, размахивая руками. — Я уже иду!
А Гизела в очередной раз поправила неудобный воротник дурацкого бального платья, заставляющего чувствовать себя старомодной даже среди вампиров. До чего же обидно, когда дама, чья молодость пришлась на времена королевы Анны, делает замечание, что твое платье старомодное.
С независимым видом она прошлась по зале. В конце концов, хозяйка она здесь или нет? Осталось только объяснить это вампирам, которые бросали на нее весьма гастрономические взгляды. Но Гизела успокаивала себя тем, что раз у них уговор, ее не тронут. И отца тоже. И даже остальных, если сильно повезет. А еще она надеялась, что вампиры поверят в их маленький обман. В общем, весь вечер виконтесса усиленно занималась самовнушением.
Ее батюшка, развлекавший гостей непринужденной беседой как и подобает хозяину дома, отделился от толпы, подошел к дочери, ласково пожал ей руку. Леонард тоже был тут как тут.
— Гизи, ты бы не могла сегодня аккомпанировать? Потом тебя обязательно сменят, чтобы вы с Леонардом тоже потанцевали.
Юный вампир изобразил вежливую, но малоубедительную улыбку, а для пущей привлекательности пригладил волосы, которые пробивались сквозь густой слой бриолина и торчали по сторонам. Фрак его выглядел так, будто по нему прошлась рота солдат, одна фалда была надорвана — Леонард умудрился на нее наступить, — рукава скукожились и из них торчали его острые запястья. А танцует он со всей грацией лося на льду, тоскливо подумала Гизела.
— Спасибо, папа, но лучше не надо. А вот сыграть могу. Тем более что только я умею обращаться с нашим клавесином, — и виконтесса смерила инструмент взглядом тореадора.
За эти годы она действительно узнала все секреты фамильного клавесина. Например, на какие клавиши лучше не нажимать, потому что они западают. Даже виртуоз Паганини, сыгравший на скрипке с одной струной, пришел бы в замешательство при виде инструмента, который стрекотал, сипел, кряхтел, стонал и в любую минуту грозился треснуть пополам. Уже за клавесином Гизела отыскала взглядом свою служанку, которая буквально висела на Викторе. Неужели рассчитывает протанцевать с ним весь вечер? Это ведь совсем неприлично, если
