Каленин открыл папку и разместил в альбоме все сорок два рисунка – по одному на каждой странице, – закрепив их в прорезях, которые идеально подошли под размер бумаги.
Помещенные в альбом, рисунки зажили какой-то новой жизнью. Открываешь страницу номер восемь – и вот он, Дитрих Блюм. Это его страница…
А вот Клаудия Штайнман, к примеру, проживает на странице номер двенадцать…
«Так, что тут доктор написал про гражданина Блюма?» – Каленин полез в портфель и достал тоненькую бумажную папку, на которой значилось «Дитрих Блюм». Он положил рядом с собой рисунок и принялся читать:
«Так, посмотрим, как капитан Блюм выглядит после операции».
Каленин перевернул рисунок.
«Ага, вот он каков! Фиг узнаешь! Совсем другой человек… Выглядит старше лет на десять. И ведь точно, уши стали совсем другими – двинулись вперед и вросли в скулу».
Каленин открыл двенадцатую страницу.
«Посмотрим на фрау Штайнман. Что тут пишет наш портретист?»
Каленин перевернул рисунок.
«Интересно, что такое „плюс волосы“. Ага! Ясно. Доктор сделал ей залысины и существенно увеличил лоб. Никогда не думал, что даже под страхом смерти женщина позволит так себя изуродовать. До операции ее можно было бы назвать интересной, а тут баба-яга какая-то!»
Он принялся с интересом читать записи доктора Шевалье, которые тот делал всякий раз, когда добывал какую-нибудь новую информацию о том или ином члене своей портретной галереи. Например, к Дитриху Блюму доктор возвращался в разные годы раз десять. Была здесь и маленькая вырезка из польской газеты, датированная октябрем 1967 года, где, как понял Каленин, речь шла о судьбе некоего Виктора Цибульского, который воевал в партизанском отряде на территории Белоруссии и был застрелен капитаном СС Дитрихом Блюмом.
Или вот что пишет доктор в 1972 году:
Каленин собрался заняться изучением следующей страницы, когда неожиданно резко прозвучал звонок у входной двери. За то время, что Беркас жил на новом месте, к нему еще никто не приходил, поэтому звук звонка показался ему сигналом тревоги.
Он заметался с альбомом в руках по комнате, но в итоге оставил его на тумбочке, где он, собственно, и лежал до того, как стал хранилищем архива Шевалье.
В прихожую шумно ввалился Куприн, отряхивая костюм от дождевых капель.
– Пока добежал от машины до двери, успел получить свою порцию дождя! Что так долго не открывали? Боитесь возмездия старухи, как Германн из «Пиковой дамы»? – Куприн задорно рассмеялся. – Вы же, кажется, расстались с идеей найти архив? Не так ли? А значит, как говорят у нас в Союзе, теперь вы на фиг никому не нужны! Если, конечно, хозяйка архива тоже догадалась, что вы вышли из игры… А вдруг она об этом еще не знает и боится вас? Тогда берегитесь! Гиена, загнанная в угол, бросается на льва! Имейте это в виду!
Куприн без приглашения двинулся в комнату с прозрачной стеной и выставил на журнальный столик бутылку незнакомого Каленину напитка.
– Давайте-ка врежем, Беркас Сергеевич, по маленькой! Это отменный французский коньяк. «Ричард Хеннесси». Не пробовали?
Каленин отрицательно замотал головой.
– Я так и думал! Но напиток стоит того, чтобы его обязательно попробовать!
– Я же не пью, Николай Данилович! Вы же знаете. Тем более коньяк…
– Вы что, опять хотите испортить мне хорошее настроение и желание выпить своими отвратительными рассуждениями про запах грязных простыней? Не выйдет! Ну-ка давайте за нашу Родину! За Советский Союз! Поехали!
Куприн махом опрокинул полстакана и внимательно проследил за тем, чтобы Беркас допил до конца свою порцию.
– А теперь две новости. Одна хорошая, вторая… тоже неплохая. С какой начинать?
– Давайте в порядке поступления, – предложил Каленин.
– Хорошо. Первая – я награжден орденом Дружбы народов. Вчера Беляев подписал указ.
– Поздравляю!
– «Поздравляю!» – передразнил его Куприн, смешно выпячивая губы. – Разве так поздравляют? Давайте по второй!
Снова выпили…
– А вторая – вот какая! – срифмовал Куприн, нетерпеливо поглядывая на Каленина. – Вот прочтите – там отмечено красным карандашом.
Он протянул Беркасу боннскую ежедневную газету, где значилось:
– Что скажете? – с нескрываемым интересом спросил Куприн.
Каленин пожал плечами. Его настроение, подпорченное неожиданным визитом Куприна, стало совсем скверным.
– Вы же помните… я вам рассказывал, что фрау Шевалье послала его в Африку за тремя новыми жертвами.
– Помню. Меня еще особенно заинтересовало то, как эта бабушка добывает информацию о фигурантах архива. Вот бы хотя бы одним глазком заглянуть в эту папочку. Неужели там все: адреса, явки, особые приметы? А?… Вы верите в несчастный случай?
Каленин снова пожал плечами, хотя чуть было машинально не кивнул в ответ на вопрос Куприна.
– Так вы верите в несчастный случай? – еще раз настойчиво спросил тот.
– У меня нет оснований сомневаться в этом. А что с ним случилось?
– Погиб в автокатастрофе.
– Если это не несчастный случай, – задумчиво произнес Каленин, – то фрау Шевалье уж точно не заинтересована в его смерти.
