будут… А помру, ну значит, отвечу за грехи.
Яков заплакал.
– Долбануться можно! – сплюнул Фомин. – Сколько времени болтаете – уже спустились бы. Так, одно из двух: либо ты, Яша, лезешь вниз, либо я в тебя тут же стреляю и сбрасываю. Ну?
Яков уставился на Фомина. Тот поднял ружье и помотал стволом. Матвей смотрел на Фомина, не в силах понять, то ли это педагогика, а то ли всерьез. Яков побледнел и задом пополз к краю крыши…
…Семен Каменев выбрался из гостиницы какими-то коридорами, найти и пройти которые, думал он, можно только спьяну, а он и был до сих пор пьян. Ему все время казалось, что он идет не туда, перед каждой дверью он думал, что она не откроется, за каждым поворотом коридора подозревал тупик. Однако двери открывались, и тупиков так и не было. В конце концов он оказался внизу, в подвальном этаже. Прихватив с полки для бодрости найденный наощупь молоток, он пошел по подвалу, надеясь встретить дверь или окно. Окно и нашлось. Он вылез в него и только собрался было дать деру, как позади раздался истошный женский крик:
– Это один из них! Это один из них!
– Руки! Руки подними! – закричал сзади какой-то мужик.
Каменев, успев сунуть молоток в рукав, поднял руки и начал медленно поворачиваться.
– Я просто шофер, водила, дальнобойщик! Вон стоит мой грузовик! – одновременно кричал он плаксивым голосом.
– А чего же ты бежал? – спросил его мужик, уставив прямо в грудь Каменева помповое ружье.
– Так стрельба… – несмело пожал плечами Каменев. – Кто хочешь побежит.
– Из ихних? – спросил мужик стоявшую рядом с ним женщину, в которой Каменев признал дежурную «Пеликана».
– Из ихних! – часто закивала бабенка.
«Вот паскуда!» – подумал Каменев, трезвея от ярости.
– Я водила… – повторил он. – Братан, чего ты слушаешь эту дуру?
– Пошли! – мужик ткнул его стволом в грудь. – Иди, иди. Сейчас с тобой разговор будет.
В ночи слышались крики и редкие выстрелы.
Каменев шел впереди мужика, спотыкаясь, так, чтобы тот к этому привык. В конце концов, Каменев споткнулся еще раз и упал.
– Пьяный что ли? – зло спросил мужик и нагнулся.
Каменев тут же ударил его молотком в голову. Мужик повалился на землю. Он был еще жив, а добивать его у Каменева не было времени. Подобрав ружье и нашарив в карманах пачку патронов и рацию, дав мужику по голове еще прикладом, Каменев пригнувшись забежал в тень и оглянулся.
«Втравили в историю однополчане! – думал он. – Знали и не сказали!»..
– Брать того, что в желтой куртке! – вдруг закричали в рации.
– Я вижу его, вижу! – заорал в рацию Семен. – Он возле мусорных баков.
Этим Каменев хотел освободить себе дорогу к стоянке, которая была по другую сторону гостиницы. Но в тот момент, когда он, довольный своей шуткой, приготовился короткими перебежками миновать освещенный двор, он вдруг увидел в свете уличных фанарей, как мимо мусорных баков бежит человек в желтой куртке! За ним бежало трое молодых парней.
Каменева обдало жаром. «Да как же это?! Твою мать! Ну, я же не специально!». Каменев вскинул ружье, положил палец на спуск и… не нажал на него. Спустя мгновение момент был упущен – Плотников и его преследователи скрылись в темноте.
«Что же это я? – растерянно подумал Каменев. – Ну да, не выстрелил. Ну так у меня задача – добраться до стоянки, выбраться отсюда». Но Каменев чувствовал, что не по этому не нажал на спуск. «Какая на хер задача? – зло подумал он.
– Обосрался. Магазинчика тебе жалко». Он вдруг понял, что и в самом деле ему, чуть не впервые за прожитые годы, было жаль барахла, жаль жизни.
Тут вдруг он снова увидел Плотникова – тот перебегал дорогу, надеясь, видимо, уйти в аллею. Два человека бежали за ним, стреляя из пистолетов. Каменев снова вскинул ружье, и опять не выстрелил. «Он же сам велел нам уходить»… – сказал себе Каменев. Однако уговорить себя не получалось. Спрятав ружье под куртку, Каменев, горбясь, пошел прочь от гостиницы, стараясь не попадать в свет фонарей.
Метрах в ста от гостиницы он оглянулся и вдруг увидел мчащийся по дороге огромный черный «Хаммер». «Наши…» – счастливо подумал Семен. Он поднял руку. «Хаммер» остановился, дверь распахнулась и Яков Громов закричал:
– Давай, быстрей!
Едва Семен вскочил в машину, она сразу рванулась с места.
Они гнали прямо по трассе в полной тишине. Семен оглянулся – машина была набита под завязку: здесь был Андрей, Филипп, Фадеев, оба Громовых и Жанна.
– Ну что, Сема, живой? – спросил Семена Андрей. – Как же ты выбрался?
– Да выбрался уж… – мрачно, но весело, сказал Семен, и добавил: – Это нам, морпехам, для разминки!
Яков Громов оглянулся со своего места и заметил, что Семен при оружии.
– Ого, Сема, где ты эту штуку раздобыл? Ты же был пустой…
– Да дал тут одному по башке… – довольно сказал Каменев.
– Орел! – одобрил Яков. Семен хотел было ответить что-то, в красках рассказать о своем подвиге в сражении, но осекся – вспомнил, как видел убегавшего Плотникова и не выстрелил в его преследователей. От воспоминания стало так больно, что Семен, неожиданно для себя, закричал Жанне, сидевшей здесь же, на заднем сиденьи:
– Если ты работаешь на правительство, то кто же это такой смелый, чтобы на тебя нападать?
Жанна уставилась на него и явно не знала, что сказать. При этом она чувствовала, что ответ на этот вопрос хотели бы знать и остальные.
– Ну так у меня же на лбу не написано, что я работаю на правительство! – отрезала она, оскалив зубы.
– Хватит, не орите! – прикрикнул на них Громов. Оба умолкли. Жанна заплакала.
– Жанна, может, имеет смысл позвонить твоему начальству и сказать, что у нас некоторые проблемы? – сказал Яков.
Жанна, шмыгая носом и совсем перестав быть той командиршей, какой она была все эти дни, не замечая, что все стали говорить ей «ты», пробормотала усталым голосом:
– Может, и имеет…
Они свернули в какой-то проулок, Громов выключил фары. Жанна вытащила тот самый секретный телефон и начала звонить. Но никто не брал трубку…
10
– Десятого их было сто тысяч, а двадцать четвертого, несмотря на все предпринятые вами действия, – сто пятьдесят тысяч! – зло проговорил Хозин. – Эдак к моим выборам они всей Москвой будут ходить протестовать! Это что? Как это?!
Шурков сидел напротив, через стол.
Весь онегинский лоск слетел с Шуркова еще в начале этого разговора. Шурков уже давно изнемогал от этой экзекуции. Хозяин и без политтехнологов знал много злых слов, и в частной беседе совершенно не стеснялся в выражениях. Как иголкой, Шуркова кольнула мысль о том, что разговор могут записывать, а это значит, что какие-то ребята в серых костюмах сейчас слушают, как Хозяин распекает его, Шуркова, и, вполне вероятно, бьются от смеха головами об столы. Шурков как-то особо ярко это себе представил.
– И что это за интервью? Какие на хрен лучшие люди страны вышли на площадь?! Вы их еще куда- нибудь лизните!! – закричал Хозяин. – Охренели совсем. Заманеврировались! То вы мне поиграть в Горбачева предлагали, то теперь эту шваль, бандерлогов этих, лучшими людьми страны называете! А мы тогда кто?!
Хозяин откинулся на спинку кресла и уставился на Шуркова. Тот понял, что Хозяин ждет от него каких- то слов.
– Пока слова действуют, надо действовать словами… – начал Шурков. – Они митинг – мы митинг. Ну да,
