у них народу больше, но кто по России это знает? Телевидение пока у нас…
– Пока?! – Хозяин аж захлебнулся какими-то словами, которые просились наружу. – Пока?!
Шурков вспотел – оговорка была дурацкая, машинальная, из тех, что не воробей.
– У меня иногда возникает такое чувство, будто вы полагаете, что незаменимы… – едко сказал Хозяин. – Более того, у меня такое чувство, что вы считаете себя главным. Я интернет-то читаю. Ишь, серый кардинал!
– Вы же понимаете – всякую чушь пишут в интернете, может, специально, чтобы вас позлить, нас с вами разругать.
– Одни пишут, а другие – верят! – жестко сказал Хозяин. – Какой же я нацлидер, если всем, оказывается, руководит Серый кардинал!
Шурков промолчал – а что тут сказать?
– Кто мне обещал наладить контроль за интернетом? – угрюмо буркнул Хозин.
– Кто обещал армию троллей, которые напишут столько говна, что нормального слова и видно не будет?
– Ну так пишут!
– А чего же тогда нормальные слова видать?! Мало значит пишут! Что это за хрень про мои рейтинги, это вы мне можете объяснить? Что это за падение?!
– Ну так надо же иногда говорить правду, полуправду – тогда и вранье проскальзывает. Это технология такая. Как детский парацетамол – сладкое, чтобы легко глоталось горькое. Да и хоть какая-то политическая жизнь должна быть в стране… – заговорил Шурков.
– Вот только не надо мне втюхивать детский парацетамол! После моих выборов будет политическая жизнь, я им ее устрою! А пока – не дышать и не пердеть без команды!
Хозяин помолчал.
– Велено было организовать митинг в мою поддержку… – начал он, засопев.
Шурков молчал – он уже понимал, что будет дальше.
– Видел я этот митинг… – свирепел Хозяин. – Три жида в два ряда! Даже по Первому каналу не смогли его нормально показать. Сколько денег было отпущено, на сколько человек?!
– На двадцать тысяч… – проговорил Шурков.
– И где же там было двадцать тысяч?! Шурков хотел было сказать, что двадцать тысяч было, но спохватился – уж лучше молчать.
– Не пришли? Разбежались? – Хозяин навалился грудью на стол. – А знаете, что это означает?
Оба помолчали.
– Ни в хуй они не ставят ни вас, ни меня! – тихо и злобно сказал Хозяин. – На тебя, Шурков (он впервые сказал ему «ты») мне и самому насрать, а вот на себя – нет. Ты мне какие сказки сочинял? Ты сколько обещал мне стабильности? Годы? А тут с каждым днем народ все шальнее. Так и до революции дойдет.
– Так. может, и хорошо, чтобы быстрее дошло? – невозмутимо сказал вдруг Шурков.
Хозяин оторопело уставился на него.
– Пусть народ сейчас, именно сейчас, восстанет, пока армия и полиция вас еще слушаются… – пояснил Шурков.
– Постреляют, накостыляют, пар с обоих сторон выпустится – и будем дальше строить суверенную демократию. Лет на двадцать урока хватит.
Хозяин отвалился на спинку стула. Эту позу – вполоборота, одна рука на подлокотнике согнута, другая вытянута на стол – посоветовал ему когда-то Шурков. Хозяин привык к ней. При такой позе никому не надо было пояснять, кто в доме хозяин, и кто в стране нацлидер. При такой позе всегда получалось, что собеседник рапортует барину. Шурков давно заметил, что эту позу Хозяин полюбил – он и на встречах с западными лидерами, в Белом доме, усаживался так, что непонятно было, кто же тут гостеприимный хозяин. Шурков понял, что идея про пар понравилась Хозяину.
– Думаешь, надавать им по головам? – спросил Хозяин.
– А разве это не есть ваш план? – осторожно спросил Шурков. Хозяин хмыкнул.
– Ну, может пока не в Москве… – заговорил Шурков. – Начать с какой-нибудь провинции. И не бить – так, потаскать по милициям, пусть в дежурке посидят. Может, этого и достаточно будет.
– Что мне с провинции? – вдруг опят нахмурился Хозяин. – Они там пусть хоть замитингуются – их не видать. Москва! Надо, чтобы в Москве было чисто. Ты же говорил, что все оппозиционеры у тебя на ниточках. А, Карабас Барабас? Взбунтовались твои буратины?
Это был удар под дых. Шурков и впрямь не раз говорил, что все лидеры оппозиции у него под колпаком и на каждого есть управа. Это было вранье, но до поры оно действовало. Разные акции оппозиции можно было толковать как необходимость имитировать хоть какую-то политическую жизнь в стране, как театральные постановки. Митинг же на Болотной за имитацию выдать было нельзя. И точно также ни на кого в этом митинге не было у Шуркова управы. И даже соврать он не мог осмелиться.
– Вот они на 24-е митинг собирали, еще больше пришло. Грозятся и дальше протестовать, а потом и мои выборы сорвать.
Хозяин уставился на него своими белыми глазами. Шурков понял, каких слов ждет от него Хозяин. Но не мог набраться духу, чтобы эти слова сказать.
– Как думаешь, на понт берут? – спросил Хозяин.
– Конечно, на понт….
– Это твое мнение или ты ручаешься за это?
Шурков почувствовал, что промок до трусов. Как и за что он мог ручаться – с тоской подумал он. Вдруг он вспомнил о Жанне. Она могла сделать чудо.
– Ручаюсь! – твердо сказал Шурков.
– Ну, ладно… Ладно… – сказал Хозяин, отваливаясь от стола на спинку кресла и принимая все ту же свою позу – одна рука на подлокотнике, другая – на столе.
– Смотри. Но кажется мне, что за годы стабильности не тем порошком ты гражданам нашей великой страны мозги промывал. Все равно много у них оставалось в мозгах этой демократической плесени. И видишь – зацвела!
– Промоем! – сказал Шурков. Он никогда так не говорил с Хозяином и с тоской подумал, что Хозяин, кажется, это заметил. К тому же, по лицу катился пот, это тоже было впервые, и Хозяин, кажется, заметил и это.
Собрав последние силы, Шурков вышел из кабинета. Дорога до своего кабинета показалась Шуркову бесконечной. Там он упал в кресло. Помощница в приемной, проводившая босса недоуменным взглядом (никогда его таким не видела), приоткрыв дверь, осторожно просунула голову в кабинет.
– Коньяку! – проговорил осипшим голосом Шурков.
Помощница через минуту появилась с подносом, на котором был бокал и полная бутылка – видать, понимала, что минимальной дозой не обойтись.
Шурков налил, хлебнул. Потом вспомнил про телефон и полез в карман – не звонил ли кто? Увидел, что звонила Жанна, и тепло потекло по жилам – то ли и от коньяка, а то ли от того, что Жанна сулила чудо. Шурков подумал, что не худо бы, если это и правда какая-то там машина времени, отгогнать все назад, к тому времени, когда Ельцин решал, кого оставить на царстве. И уж теперь Хозяина не было бы в списке кандидатур!
«Может, все уже срослось?» – подумал он, мечтая об этом так, как не мечтал ни о чем в жизни.
Он нажал кнопку вызова.
11
Телефон зазвонил и Жанна вздрогнула. Всем телом она почувствовала, как изменилось настроение в «Хаммере» – все смотрели на нее и ждали ее разговора.
– Да… – ответила она.
– Что у вас там? – спросил Шурков.
– На нас напали. Целый отряд напал на нас… – проговорила Жанна.
Шурков молчал. Жанна не могла его видеть, и хорошо – известие о нападении пришибло Шуркова как дубиной. Он глотнул коньяку и осипшим голосом спросил:
– Ну, так вы ушли? Ушли?
