Андрей Тепляков
ЧЕРНЫЕ НЕБЕСА
Заповедник
Пролог
— Оставайтесь на улице! Ни в коем случае не заходите в дома! Отойдите от дверей и канализационных люков! Держитесь большой группой!
Яркий белый луч прожектора разрезал темноту. Он взметнулся к небу, описал дугу и запрыгал по толпе, выхватывая перепуганные лица разбуженных посреди ночи людей. Холодный ветер взвыл, бросая вверх колючие облака снежной пыли. Прожектор повернулся и зашарил по серым обшарпанным стенам домов.
Мужчина в длинном тулупе размахивал над головами шапкой:
— Софья! Ты где, Софья?
Его крик потонул в многоголосом гомоне толпы.
Два милиционера тащили от двери рыдающую в голос женщину. Она вырывалась, изо всех сил цепляясь за ручку, и подгибала ноги. Сквозь толпу к ним проталкивался третий. Народ расступался, словно боясь коснуться его, и с любопытством провожал взглядом. Добравшись до своих, милиционер быстро заговорил, стараясь перекричать вопли женщины.
— Они уже в центре! В здании Администрации! Кишмя кишат!
— И что теперь делать?
— Ноги делать! Ноги!
Он повернулся и снова бросился в толпу. Его коллеги чуть помедлили, потом отпустили женщину и устремились за ним. Она упала, охнула, но тут же поднялась, распахнула дверь и исчезла в темноте прихожей.
Луч прожектора снова взмыл в небо, замерцал и погас. Длинный неуклюжий грузовик выплюнул вверх черное облако и осторожно пополз сквозь толпу. Двигатель ревел, и люди испуганно прижимались к стенам, давая дорогу. Выбравшись на свободное пространство, машина увеличила скорость и скрылась за поворотом.
На улице стало неожиданно тихо. Только ветер по-прежнему выл и носился между человеческих фигур, трепя волосы и унося прочь теплые облачка пара. Где-то далеко грохнул выстрел, потом еще один.
— Нас бросили! — закричал кто-то. — Они сбежали!
Толпа вновь загудела.
Худой человек в широкой рясе забрался на ржавый автомобильный каркас. Полы рясы хлопали, словно черные крылья.
— Люди! — взревел он, перекрикивая шум, и раскинул в стороны руки. — Это кара Божья! Город погряз во грехе, и явились бесы! Они входят в наши дома! Они ждут нас в темноте! Кайтесь, люди! Кайтесь, пока не поздно!
Он еще возвысил голос.
— На колени!
Пару минут толпа не двигалась. Потом вдруг зашевелилась, закачалась, раздалась в стороны: люди опускались на покрытую льдом мостовую.
— В руки Твоего милосердия, Господи, вручаю душу и тело мое! — закричал проповедник. Его слова прогремели над головами, как колокол, и, словно эхо, толпа повторила:
— Вручаю душу и тело!
— Вход и исход мой! Начало и конец жизни моей! Упокоение души и тела моего!
— Упокоение души и тела моего!
— Ты же, Господи, всего мира Благодать — избавь от всякого зла!
— Избавь от всякого зла!
За спиной проповедника появился человек в расстегнутой толстовке. Он схватил попа за плечи и толкнул в сторону.
— Жили баранами, так и сдохните! — закричал он. — Берите продукты, берите сколько унесете и уходите из города! Идите на восток! В сорока километрах есть база Поиска! Идите по колее!
Толпа зароптала. Испуганно оглядываясь, люди поднимались на ноги.
— Бог не допустит! — крикнул проповедник.
— Бог ушел из города! Он ушел до вас!
— Чертов служка! Не слушайте его! Бейте бесова поводыря!
Несколько человек забрались на кузов машины и стянули человека в толстовке вниз. Завязалась драка.
— Кайтесь! — заорал проповедник.
Но его больше не слушали. Толпа пришла в движение, забурлила: люди бросились к домам.
— По грехам вашим грядет расплата!
Одно из окон на втором этаже распахнулось.
— Они уже здесь!
Людей охватила паника. Человеческий поток хлынул из домов и устремился вверх по улице, подгоняемый, словно бичом, криками боли и ужаса, летящими из открытых окон. Через несколько минут пространство между домами опустело и стало тихо. Только редкие камни тел остались лежать на свежем снегу.
Глава 1. Город Ветров
— Ной, ты не забыл свои бумаги? Здесь на столе какая-то папка.
— Сейчас посмотрю, мам!
Ной поставил сумку на подоконник и, подперев ее животом, стал перебирать листы. Он знал, что ничего не забыл, и что со стороны матери эта задержка была последним протестом против его выбора. Она не могла ничего изменить, но и себя изменить тоже не могла. Ной добился своего и теперь должен подарить ей эти несколько минут. «Но не больше, мама. Не больше». Пальцы перебирали бумаги: аттестат высшей школы, характеристика, карточка Комитета по Выбору Профессии, запечатанный конверт с оценкой личных склонностей, письмо из школы.
— Все на месте, мам! Я пошел!
Она появилась в прихожей — невысокая, полная, всегда настороженная, с седыми волосами, аккуратно убранными в пучок.
— Будь осторожен, Ной, — сказала она. — Храни тебя Бог!
Она перекрестила сына, придерживая на плечах теплый платок.
— Да, мама, — ответил Ной, поцеловал ее сухую щеку и вышел.
Утро выдалось морозным и ветреным. По небу, едва не задевая редкие тусклые фонари, плыли тяжелые тучи. Ной поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел вперед, осторожно ступая по укрытому снегом льду дорожки.
Возле калитки маячила нескладная, долговязая фигура Алона. Он опирался на изогнутый дугой лом и раскачивался в такт порывам ветра. Ной недолюбливал старика — тот был глупым и назойливым, а изо рта у него воняло дикой смесью помойки и выгребной ямы. Алон жил в конце Квартала в убогой, продуваемой всеми ветрами лачуге, кое-как собранной из всевозможного мусора. Как ему удавалось выживать в таких условиях, никто не знал. Достоверно было известно лишь то, что он никогда не болел. Если приходилось
