— Ты прекрасна, — прошептал он, — и действительно похожа на королеву.
— Да, на королеву без царства.
Энтони не дал ей продолжить. Встав, он поднял Монику на руки и закружил по комнате, напевая тот самый — она даже не поверила сначала — мотив мелодии, под которую они кружились в ресторане.
— Ты такая легонькая. — Его губы касались ее щеки, И слова превращались в поцелуи.
Он остановился у дивана, осторожно опустил Монику на подушки и присел рядом. Его лицо, освещенное дрожащим огоньком свечи, было сейчас так прекрасно и желанно, так трепетали длинные ресницы, а улыбка несла в себе столько нежности...
— Это правда — ты? — спросила Моника.
Вместо ответа он снова поцеловал ее.
— Не шевелись, я буду тобой любоваться.
— Долго?
— Всю оставшуюся жизнь, если позволишь.
Моника приподнялась, опираясь на локоть, и заглянула в глаза Энтони — глубокие изумрудные озера, где на дне отражалась ее крохотная обнаженная фигурка.
— Всю жизнь? Не слишком ли долгий срок?
— Для меня — нет. — Энтони прижал ее к себе, к самому сердцу, целуя ее волосы, ероша их пальцами. — Ты колючая, как ежик. И никому не веришь, да?
Она слушала глухие частые удары его сердца и вдруг почувствовала, что по щекам льются слезы. Горячие крохотные капельки падали на кожу, обжигая. Глупо, конечно, плакать в обнаженном виде, да и о чем теперь было? То, о чем Моника мечтала с первой встречи с Энтони, сбывалось. Чудо все-таки произошло, словно судьба обернулась внезапно доброй феей, взмахнула волшебной палочкой — и все стало прекрасно.
Энтони осушал ее слезы поцелуями, ни о чем не спрашивая, нашептывал на ухо какие-то нежные слова, гладил по голове. И постепенно Моника успокоилась: сейчас ей было так хорошо, словно она выплакала из себя все прошлые обиды и разочарования, всю горечь и боль. И теперь могла, омытая этими слезами, попробовать начать жизнь заново, перевернуть страницу и позволить судьбе написать на ней первое слово.
— Люблю.
Она думала, что Энтони не услышал этого тихого, как вздох, признания. Но он крепче прижал ее к себе, как будто защищая от всего мира, и отозвался эхом:
— Люблю.
То, что происходило между ними, ничуть не было похоже на ту первую ночь, заполненную лишь горячим дыханием и стонами страсти. Нет, их окутала пелена несказанной нежности, когда всем своим существом желаешь сделать счастливым близкого человека, когда каждый поцелуй длится вечность, а под ласками плавится, как воск на трепетных свечах, тело.
Они не торопились, желая насладиться каждым мгновением. И пусть их совместные ночи, как всей душой верила Моника, будут повторяться, но такой вот уже не будет никогда. Потому что ничто на земле не происходит дважды, как бы ни старался человек вновь и вновь возвратить упущенное однажды.
— Тебе хорошо?
— Да, а тебе?
Шепот наполнял ночь, свечи догорали, сквозь полуоткрытое окно слышно было, как с пенным шелестом набегают на берег волны.
Энтони покрывал поцелуями тело Моники, словно пересчитывал губами каждую крохотную родинку. Его руки ласкали обнаженную грудь, скользили по животу, обводили впадинку пупка и спускались ниже. И она, чувствуя, как растет его желание, сама начала терять голову. Привстав, она склонилась над ним, ощущая гладкую, хранящую тепло солнца кожу, источавшую горьковатый аромат туалетной воды.
И какое это было наслаждение — медленно водить самыми кончиками пальцев по его телу и слышать, как учащается дыхание. И не даваться ему в руки, выскальзывая, обманывая и снова прижимаясь грудью и бедрами к разгоряченной плоти.
— Ты меня измучила. Иди сюда.
— Нет, не сейчас, подожди.
— Я хочу тебя. Я просто с ума схожу.
Монике не удалось увернуться, да она и сама не могла и не хотела дольше ждать. Пусть все произойдет сейчас! У нее было такое ощущение, словно она занимается любовью впервые в жизни. Но теперь это действительно было сказочно, несмотря даже на мгновенную боль, пронзившую тело, потому что следом пришло такое неистовое наслаждение, от которого замерло сердце, а в закрытых глазах на внутренней стороне век замелькали разноцветные круги. Она пропала, исчезла, растворилась и не слышала уже ни своего вскрика, ни стона Энтони.
Моника очнулась, почувствовав порыв прохладного ветерка, проникшего в окно. Она хотела перевернуться, но Энтони не выпускал ее из объятий.
— Что это было? — прошептал он с изумлением. — У меня такое ощущение, будто я умер и воскрес.
Он притянул ее к себе и заглянул в глаза, в которых плескалась радость. Потом недоверчиво провел рукой по волосам, по влажным плечам.
— Что ты делаешь? — спросила Моника, отвечая на ласки нежнейшим поцелуем.
— Пытаюсь удостовериться, что это не сон, и ты — настоящая.
— Настолько настоящая, что даже проголодалась. Но вставать не хочется. — Она сладко потянулась, ослабевшее тело наполнено было истомой. — Продолжим наш романтический ужин?
— С удовольствием. — Энтони встал, нашел на полу рубашку и брюки, но тут же отбросил их в сторону. — Будем как Адам и Ева.
— Тогда надо запастись яблоками, — рассмеялась Моника.
— Не надо. Познав тебя, я познал весь мир.
Он говорил серьезно, без обычной своей слегка насмешливой улыбки человека, который не слишком доверяет этому миру.
— Пойдем на пляж! — Моника вскочила, озаренная этой идеей. — Устроим ночной пикник на берегу.
— А ты не замерзнешь?
— С тобой — нет.
Они собрали в пакет остатки сандвичей, взяли бутылку вина и вышли из дома. Снаружи было тепло, и луна, сползающая к краю неба, уже не казалась Монике такой одинокой. Возможно, потому, что вокруг нее сияла россыпь звезд. Они спустились по крутой лесенке к самой воде, обнаженные тела белели в темноте.
— Искупаемся? — спросила Моника и, не дожидаясь ответа, бросилась в воду.
Энтони решительно последовал за ней. Они заплыли довольно далеко и перевернулись на спины, чтобы отдохнуть.
— Ты прекрасно плаваешь, — сказал он.
— Да, у меня был хороший учитель. — Моника замолчала и вздохнула, но уже через секунду стряхнула с себя грусть. — Давай наперегонки?
Энтони настиг ее только на мелководье и, обняв за талию, обрушил в воду, подняв целый фонтан брызг. Поцелуи были солоны, и волны омывали два тела на песке, слившихся в одно целое, а сверху смотрела луна, нечаянная свидетельница страстной любви, остудить которую не мог даже легкий бриз.
— Ты похожа на русалку, — задыхаясь, прошептал Энтони. — Но какое счастье, что у тебя нет хвоста.
Моника рассмеялась — он постепенно возвращался к себе прежнему, и это ей нравилось.
Выбравшись из воды, они вдвоем закутались в огромное махровое полотенце и уселись на песке, с недоверием глядя на розовеющий край неба.
— Вот это да, а я-то думал, ночь только начинается, — разочарованным тоном произнес Энтони.
— Но она же не последняя...
