— Об этом мы думали. Чепуха. Мы просто доказываем, что Красильников не очень-то любил говорить правду своей возлюбленной. Ему нравилось, что он его ревновала. Ну он и расписывал красавиц, которых вовсе не существовало на свете. А с Потапенко у него были, по-видимому, деловые связи. Смотрите. — Шумский поднялся, резко чиркнул спичкой, закурил. — У Красильникова в портфеле брюки и рубашки. Потапенко шьет. Конечно же, он шил и Красильникову. Коричневый-то пиджак я не зря взял с собой! Я не сомневаюсь, что это его, Красильникова, пиджак, Назарчук о нем говорила. Дальше. Записка и заявление написаны рукой Потапенко. Экспертиза это доказала. И мы тоже. У него найдена губная помада, и цвет ее схож с той… — Увидев, что Чупреев хочет что-то сказать, Шумский поднял руку. — Так что причастность Потапенко к убийству Красильникова не вызывает сомнений.
— В чем же тогда причина убийства? — спросил Чупреев.
— Ишь какой шустрый, — усмехнулся Шумский, — все ему вынь да положь… Думать надо. Ты, наверное, когда маленький был, в кубики играл? У нас приблизительно то же: голова есть, и ноги нашлись, а туловище еще гуляет…
Изотов и Чупреев засмеялись.
— Ладно, хвост я вам достану, так и быть, — в тон проговорил Чупреев.
— Должно быть, здесь умышленное убийство, — сказал Изотов. — Но вряд ли Потапенко убил его из- за портновских дел.
— Я, Витя, не утверждаю, что Красильникова убил Потапенко, — откликнулся Шумский, — хотя, может быть, это и так. По-видимому, ты прав: портняжничанье только ширма, а общее дело у них какое-то было. Не исключено, что спекуляция. Но чем, кто в ней замешан?..
Это предположение могли подтвердить или отклонить только свидетели, люди, знающие Потапенко. Он сам назвал нескольких заказчиков, а те в свою очередь — других.
В последние дни с утра до позднего вечера Шумский и Изотов принимали бывших клиентов Потапенко. От них узнали, что брал Потапенко умеренно, исполнял быстро, аккуратно и в назначенный срок, с деньгами не торопил. А главное, брался переделывать ношеные вещи, что не каждое ателье принимало.
Шумский по обыкновению не торопился закончить допрос. Он давал вволю наговориться болтливому собеседнику и забрасывал вопросами неразговорчивого. Дубенский, бухгалтер артели «Металл», был как раз не речист. Говорил он медленно, словно боялся сказать что-нибудь лишнее, и унылым, тусклым голосом.
— Кроме того, что вы у него шили, были еще какие-нибудь цели вашего прихода к Потапенко? — спросил Шумский.
— Нет… Хотя… один раз он предложил мне купить у него рубашку. Денег у меня при себе не было, и я ходил за ними домой.
— Рубашку? Она была новая или ношеная?
— Новая, — помолчав, ответил свидетель.
— Какая рубашка — шелковая, полотняная, верхняя, нижняя? Не стесняйтесь, рассказывайте, — подталкивал бухгалтера Шумский, теряя терпение.
— Трикотажная, шелковая, — мигая ресницами, произнес после паузы Дубенский и замолчал. Он не чувствовал раздражения Шумского и спокойно сидел перед ним, заложив ногу на ногу.
— За сколько вы ее купили? Когда?
— С полгода назад… За сорок рублей.
— Потапенко объяснил вам, почему продает ее? Может быть, у него было несколько рубашек?
— Нет, у него была одна. Он сказал, что купил ее, но она оказалась ему мала…
Шумский не придал значения этому несущественному и малоинтересному эпизоду, но по всем правилам внес его в протокол и попросил Дубенского принести показать рубашку. Шумскому не так уж важно было ее видеть, но практика по своим жестким законам учила, что о любой мелочи, попавшей в его поле зрения, следователь должен знать все. На всякий случай.
Когда же Изотов рассказал, тоже между прочим, что свидетель, которого он допрашивал, купил у Потапенко рубашку, Шумский насторожился.
— Небось шелковую, трикотажную, — сказал он, глядя испытующе в глаза Изотову.
— Угу, — кивнул Изотов не без удивления. — Откуда ты знаешь?
— За сорок рублей, — продолжал Шумский, не отвечая.
— За сорок пять.
— Ничего, подходит. Потапенко купил себе, но она, черт возьми, оказалась ему мала. Так?
— Не совсем. Велика.
— Это несущественно. Ну-ка, Витя, срочно верни свидетеля, пусть принесет рубашку.
— А она у меня уже есть.
— Что за оперативный парень! — воскликнул довольный Шумский. — Цены нет…
Обе рубашки он положил на стол. Они ничем не отличались друг от друга — у той и у другой были одинаковые полоски: желтая, цвета беж, коричневая, затем белый просвет и опять полоски. Покрой, обшлага, полированные пуговицы — все говорило о том, что рубашки были сшиты в одном месте.
Шумский вызвал эксперта из «Красного знамени». Крупный седой мужчина с очками, сползавшими на кончик сизого носа, долго, тщательно разглядывал материю сквозь лупу — лицевую сторону, изнанку, швы, бормоча что-то невнятное, потом взглянул на томящегося Шумского и молча продолжал свое дело.
— Ничего не понимаю, — проговорил он наконец. — Странно… Очень странно…
— Что вас смущает? — спросил Шумский.
— Собственно говоря, что значит странно? — пустился вдруг в рассуждения старик. — Если бы не было ничего странного, вы, наверное, не пригласили бы меня к себе. Не так ли? Так вот, обращаю ваше внимание на то, что у рубашек нет никаких фабричных знаков. Замечали сами, что в швейные изделия всегда вшиты какие-нибудь ярлыки — артикул, наименование ткани, цена, ну и все такое прочее?
— Может быть, ярлыки спороты?
— Не думаю, их обычно вшивают. Можно, конечно, отрезать, но кончик все равно должен остаться.
— Выходит, их не было вообще, так вы считаете?
— Именно так.
— Что же из этого следует? — прикинулся простачком Шумский.
Старик хитро взглянул на него из-под очков:
— Что из этого следует… Тут может быть два варианта: либо рубашки сшиты кустарным способом, дома, и проданы; либо их сшили на фабрике, но сумели вынести и продать до того, как они попали в ОТК и всю последующую контрольную службу.
— Спасибо, — сказал Шумский, — а не можете ли вы определить, что это за ткань?
— Почему же, охотно… Это мое ремесло… Наш, отечественный трикотаж. Шелковая нить, сорт первый, — сказал эксперт, взвешивая каждое слово. — Но должен вам сказать, что трикотаж не ленинградский. Машин, дающих такую вязку, у нас нет. По всей вероятности, это рижская продукция, фабрики «Блонда».
— Вот как? — проговорил Шумский и вынул из сейфа рубашки, найденные в портфеле у Красильникова. — Ну а что вы скажете об этих?
Старик снова долго водил лупой, разглядывая материю, но теперь Шумский сам помогал ему.
— Та же картина, — сказал эксперт. — Все то же самое. Цвет только разный — те полосатенькие, эти белые… Но материал одной фабрики. А где сшиты — неясно, потому что опять же ярлыков нет.
— Ну что же, — удовлетворенно сказал Шумский, — мне остается задать вам последний вопрос: какова продажная цена такой рубашки?
— От шестидесяти до семидесяти пяти рублей, — ответил старик. Кусочком замши он протер лупу и аккуратно положил ее в кожаный футляр. — Но я знаю, вы люди точные и любите точность. Поэтому разрешите мне уточнить цену и позвонить вам. Однако имейте в виду: эти рубашки ни в коем случае не дороже и не дешевле той цены, которую я назвал.
Вечером Чупрееву в Ригу была послана шифрованная телеграмма. Ему предлагалось произвести
