дворе. Казалось, некто свирепый и огромный гневно щелкал огромным бичом, а потом полыхал голубым страшным светом. Природа хотела высечь Тинку — длинноногую, робкую дурочку за то, что вообразила себя на все способной «валютной шлюхой», и, вероятно, за нарушение гармонии прежде всего. В роскошной спальне, на огромном ложе, задрапированном белым атласом, Кристи провела ночь со стариком.
Вероятно, Эдику было немногим больше пятидесяти, но его объемный животик, дряблая, свисающая женственная грудь, поросшая седым кудрявым волосом, а главное — прикрытое жидкой прядью лысое темя вопили о старении и увядании. Вначале, будучи представлен в компании гостей — чрезвычайно импозантных, насмешливо-возбужденно окликающих друг друга «господа!», — он даже понравился Кристине. Как понравилось до сердцебиения, до спазмов в животе открывшееся ей наконец царство. Конечно, огромный зал с камином и баром, бассейн внизу, сауна рядом, несколько ванных комнат, зимний сад с накрытым в нем сказочным столом — все вызывало ликование. «Наконец-то прорвалась!» — шептала себе Кристина, воспринимая происходящее как сладкий сон. Кто были эти люди, о чем шла речь, — она не пыталась понять. Кажется, упоминались колоссальные денежные суммы, фирмы и имена, относящиеся к высшему эшелону. Самому высшему.
— Ты в разговоры не вникай, — заранее предупредила Надя. — Девушка — украшение, цветок, дорогая вещь, а значит, глуха и глупа. Это они от нас ждут помимо, конечно, прочего. Ну, мы и рады!
Кристина и не вникала. Достаточно было причастности к происходящему, ощущений, запахов, вкусов, бесшабашной легкости, подаренной шампанским. По мере расцвета пира манеры гостей теряли лоск, воротнички расстегивались, языки заплетались, с трудом выговаривая непривычно громоздкое слово «господа»…
Эдик сидел рядом с Кристиной, наполняя ее тарелку и бокал, но внимания особого не обращал, поглощенный мужским разговором. Кристина удивилась, когда Надин мимоходом шепнула ей: «Борода» — твой кадр». Двойной подбородок Эдика скрывала кудрявая с проседью бородка, придающая благообразность обрюзгшему лицу.
В нижних апартаментах только начался настоящий отдых — погасли люстры, разбрелись по углам пары, прислуга освобождала место для предстоящего стриптиза, а Эдик поманил Кристину на второй этаж.
— Пора бай-бай, киска. Сейчас эти голые парнишки начнут друг о друга тереться. Меня это совершенно не е…т, а кроме того — изжога. — Кристина слышала, что в программе вечера — мужской и женский стриптиз в исполнении приглашенных профессионалов. Она не видела ничего подобного «живьем», лишь по «видаку», и то всего пару раз, приглашенная приятельницей на «порнуху». Но не подала и виду, что новичок, послушно проследовав за кавалером в отведенные им апартаменты. Эдик не был пьян, и все здесь ему было знакомо. Войдя в спальню, он сдернул покрывало с кровати, поставил на тумбочку стакан, бутылку минеральной воды и тяжело опустился на перины. Только потом, словно вспомнив о ней, бросил:
— Ванна за той дверью. Можешь не торопиться. Я посплю. Предупреждаю — буду храпеть. А ты веди себя смирно, как мышка. Фу, черт! Открой окно, несет все еще каким-то строительным дерьмом. Не выношу лаков.
Кристина с недоумением осмотрела раму с затейливыми ручками и что-то сдвинула — стекло повернулось, впустив в комнату сырость и прохладу.
— Гроза, — почти беззвучно сказала она, глядя на хлещущий за окном ливень.
— Ты что такая пуганая? Баптистка, что ли? — Эдик приподнялся, сунул в рот таблетку. — Гастрит замучил. Оставь только щелку вверху, а то сквозит. — И, бухнувшись на кровать, выключил свет.
Приняв душ, Кристина растерянно постояла в шикарно отделанной ванной, прислушиваясь к происходящему в комнате. Эдик храпел. Она увидела в зеркале свои недоуменно распахнутые глаза. Что делать-то? Опустив крышку, Кристина присела на малиновое биде и просидела так долго, охватив руками голые плечи и пытаясь сосредоточиться. Потом решительно вернулась в спальню и тихо, чтобы не потревожить «кадра», залезла под одеяло. Грохотало уже в отдалении, на покрытом лепниной потолке ходили тени от елок, пахло мокрой землей и хвоей. Она лежала без сна, не испытывая ни былого восторга от окружающего комфорта, ни страха, ни сожаления. Только бродило в душе какое-то разочарование. Ага, вот оно что — не оказалось в чудесном доме того самого обидчика, выбросившего цветы. Ведь это только в сказках бывает: запал тебе в душу ясный сокол — и тут как тут. Жизненный реализм куда сложнее.
Кристина посмотрела на сопящего Эдика, который вдруг, не открывая глаз, притянул ее к себе. Она придвинулась вплотную к горячему волосатому телу, почувствовала тяжелый запах изо рта.
— Давай, давай, русалочка, работай. Я весь твой, — сонно просипел он и отбросил одеяло, представляя «товар лицом» — обрюзгшее тело без всяких признаков эротического возбуждения.
Кристина знала, что надо делать, и очень старалась быть «на уровне», без конца повторяя себе, что это именно та «работа», о которой она мечтала, и что главное если не вдохновение, то профессионализм. Когда Эдик, скрипнув зубами, все же пришел к финалу, выражение его лица не порадовало Кристину.
— Откуда взялась? Новенькая? — без удовольствия закуривая сигарету, равнодушно спросил он. И протянул пачку «Мальборо».
— Не курю. То есть умею, но сейчас не хочу, спасибо, — спохватилась она. — У меня сегодня вступительные экзамены. Поставите зачет или пересдавать придется?
Мужчина покосился на ее обнаженный бюст, провел ладонью по маленьким, испуганно напрягшимся грудям:
— Пересдавать. Только давай, крошка, с огоньком, с любовью.
— Как же так сразу — любовь? — пыталась оправдаться Кристина. — Вы очень милый, Эдик, но…
— Кого же это колышет, «милый» я или нет? — взвился Эдик. — Да будь мне все 90 лет и имей я застарелый псориаз — раз я тебе плачу, я для тебя — Сильвестр Сталлоне. А ты просто писаешь кипятком от страсти ко мне! Горишь желанием быть затраханной до смерти!.. Не хлебнула ты, видать, лиха, лапуся, по подъездам смердючим за сигарету юбку не задирала… По подвалам травкой не затягивалась. В групповуху не поиграла, когда вокруг одна рвань и пьянь…
Опустив голову, Кристина молча кивала, осознав бедность своего сексуального опыта.
— Хорошего мужика у тебя не было, — примирительно подытожил Эдик.
— Да сопляк лопоухий, дубина, — подтвердила Кристина, вспоминая Дениса.
— Это ты своего любимого вспоминаешь или мужа?
— Единственного своего. Случайного двадцатилетнего лоботряса на дачном диване.
Эдик даже привстал от удивления и радостно захлопал в ладоши:
— А я верю, верю! Кретинка избалованная, маменькина сюся-муся… Бывает же! — качал головой он, с интересом приглядываясь к девушке.
— Страсти и опыта у меня, может, и не хватает. Зато злости и зависти хоть отбавляй. — У Кристины от волнения перехватило горло. — Комплекс девочки с обочины… Платье и белье — Надькины. Две комнаты в «хрущобе» с одинокой маман… Французский и итальянский — свободный. В истории не попадала, не пью, не колюсь. Здоровье отменное… Мечтаю свалить отсюда куда-нибудь подальше, хоть со столетним язвенником…
— Моральный кодекс оригинальностью не отличается. Социальный статус — тоже… — задумчиво прищурился Эдик. — Нелегко тебе будет, зайка. Не в том месте родилась или не в то время… Как, впрочем, почти все мы — сограждане…
— Включите вторую лампу, Эдик, — попросила Кристина и поднялась. — Я сейчас.
Подхватив свои вещи, она скрылась в ванной и через пару минут появилась полностью одетая.
— Врубите музыку, ту, что вчера была, со стонами и ахами… Подходит.
Кристина встала в центре комнаты, слегка раскачиваясь и опустив веки. Вдохновленная чувственным хриплым голосом, шепчущим по-английски непристойности, она начала медленно раздеваться. Главное — не смотреть на лысого толстяка и забыть о себе. Представлять ту рыженькую стерву, что умчалась с красивым брюнетом, выбросив гиацинты. Уехала в уютное гнездышко, чтобы, пофыркав и покачав права, соблазнить его вот таким страстным танцем…
Приятно удивленный Эдик стал свидетелем вполне возбуждающего стриптиза. Двигалась девушка хорошо, с природной грацией, свидетельствующей о таящемся в ней нераскрепощенном
