Гарри Тертлдав
Агент Византии
Случайность в истории
(Предисловие Айзека Азимова)
Много раз бывало так, что судьбы человечества зависели от какого-либо единственного события, которое с равной вероятностью могло развиваться в том или ином направлении. Что, если бы Линкольн сказал в тот исторический день: «Я не пойду в театр сегодня вечером, мама. У меня разболелась голова»? Или если бы нацеленный на Франца-Фердинанда Австрийского пистолет Гаврилы Принципа дал осечку?
Любимые мной «случайности в истории» касаются и научных открытий. Лео Сциллард – венгерский ученый, вынужденный покинуть Европу из-за гитлеровских антисемитских гонений. Он знал, что недавно открытое расщепление урана давало возможность для создания ядерной бомбы, и не желал, чтобы Гитлер первым получил это оружие. Ученый прилагал усилия, дабы побудить исследователей хранить результаты своих изысканий в тайне.
Вместе с двумя другими вынужденными изгнанниками Юджином Вигнером и Эдвардом Теллером он смог убедить еще одного эмигранта, Альберта Эйнштейна, написать письмо президенту Франклину Рузвельту с предложением ускорить разработку секретного проекта создания ядерной бомбы, пока ее не успел заполучить Гитлер. Сциллард знал: только Эйнштейн обладал достаточным весом, чтобы к его мнению прислушались.
Письмо отправлено в 1941 году, Рузвельт принял его к сведению и в том же году наконец подписал директиву о продвижении «Манхэттенского проекта».
Он подписал документ в субботу, а у нас обычно неохотно приступают к новым начинаниям в конце недели. Можно представить, как в тот день Рузвельт бросает ручку на письменный стол и с раздражением произносит: «Черт с ним. Подождет. Подпишу в понедельник». Ведь это выглядело бы вполне естественно.
Но Рузвельт подписал бумагу в субботу, шестого декабря 1941 года. Если бы он отложил дело до понедельника, он мог бы и вовсе не подписать директиву, потому что в воскресенье, седьмого декабря, случился Перл-Харбор, и после этого «Манхэттенский проект», вероятно, отложили бы в долгий ящик.
И что могло бы произойти в этом случае? Получила бы Германия первой атомную бомбу? Или бомба так и не появилась бы до конца Второй мировой войны, а потом Советский Союз создал бы ее во время войны «холодной»? Или никто так бы и не сконструировал бомбу? Можно написать три различных продолжения истории, исходя из этого маленького «если бы» – если бы Рузвельт зевнул и сказал: «Подпишу в понедельник».
Описывать историю с подобными «если» непросто. Из одной незначительной перемены следует другая, затем третья, пока дальнейшие события не преобразятся самым радикальным и невероятным образом, вступив в противоречие с тем, что мы считаем реальностью. Или же перемены могут привести к отклонениям, которые в силу особого рода социальной инерции проявятся только позднее и не станут чересчур отличаться от того, что мы называем реальностью, за исключением нескольких любопытных – и забавных – деталей.
Писатели-фантасты порой смело идут навстречу трудностям. Есть два примера, которые я с готовностью вспоминаю на протяжении десятилетий. Один из них – это «Колеса Ифа» Л.Спрэга де Кампа, появившиеся в октябре 1940 года в журнале «Анноун». Речь там шла о временах, когда мусульмане победили в Турской битве, а кельтская церковь взяла верх над римской на Британских островах. Второй пример – повесть «Дарю вам праздник» Уорда Мура, вышедшая в ноябре 1952 года в журнале «Мэгэзин оф фэнтези энд сайенс фикшн». В этом произведении представлен мир, в котором Конфедерация выигрывает сражение под Геттисбергом и добивается независимости. Последний сюжет особенно захватывает, поскольку его персонажи фантазируют о возможных последствиях победы Союза и о неприкосновенности Америки. В результате они воображают поистине утопический мир.
Вот еще одна попытка затронуть тему «если» в истории. Что, если бы потуги Юстиниана восстановить Римскую империю не истощили страну? Если бы Византийская империя смогла сдержать натиск персов- зороастрийцев? Если бы ислам так и не появился, а арабы не покорили Персию и не наносили постоянного урона Византийской империи? Смогла бы Византия спасти греко-римскую культуру и продолжить ее развитие в будущее?
Прочтите плод воображения Гарри Тертлдава.
Предисловие
Я – писатель-фантаст и историк. Не такая уж необычная комбинация, как может показаться на первый взгляд; вот еще несколько примеров: Барбара Хэмбли, Кэтрин Куртц, Джудит Тарр, Сюзан Шварц и Джон Ф. Карр использовали полученные в колледже знания, чтобы глубже и правдоподобнее показать придуманные ими миры. В моем случае связь двух занятий еще крепче. Если бы я не читал научной фантастики, вероятно, я бы не приступил к изучению истории Византии. Я учился в старших классах, когда прочел классическую книгу Л.Спрэга де Кампа «Да не опустится тьма!», в которой автор отправляет современного археолога в Италию шестого века. Я попытался разобраться, что в книге было выдумкой писателя и что соответствовало действительности, и это увлекло меня. Остальное – уже история. Эта книга во многом опирается на мой академический опыт. Она описывает альтернативный мир четырнадцатого века, и в этом мире Мухаммед, вместо того чтобы основать ислам, во время торговой поездки в Сирию обращается к христианству. В результате не состоялись великие арабские завоевания седьмого–девятого веков, которые в нашем реальном мире распространили ислам от Атлантики до Китая. Римская империя (а ее в средневековый период развития в западной науке принято называть Византийской) не уступила завоевателям Сирию, Палестину, Египет и Северную Африку, не была вынуждена вести жизненно важные сражения в Малой Азии и защищать осажденный Константинополь, потеря которого грозила империи крахом.
Освобожденная от давления с востока империя активнее включилась в дела Западной Европы. За века она отвоевала Испанию у вестготов, Италию у лангобардов и южное побережье Франции у франков. Сохранившие независимость западные государства в равной мере завидовали Константинополю и боялись его.
На востоке судьба давнего соперника Рима, Персии, тоже претерпела изменения по сравнению с ее судьбой в нашем мире. Без арабского вторжения Персия осталась великой державой, расположенной к западу от Китая и способной соперничать с Византийской империей на равных. Иногда две страны сталкивались открыто; чаще же они маневрировали, чтобы обрести те или иные выгоды и создать трудности для соперника. Каждая держава продолжала мечтать о недостижимой окончательной победе.
Таков мир Василия Аргироса, солдата и агента империи. Возможно, этот мир консервативнее, чем наш,
