Его губа была разбита, но зубы, кажется, остались целы – прямой удар ногой в лицо пришелся по руке.
К изумлению разведчиков, генерал-лейтенант склонился над ним.
– Где оно? Что это? – спросил генерал. В нетерпении он схватил Аргироса за плечо, и тот поморщился.
– Прошу прощения, – добавил Гермониак и убрал руку – Аргирос не обратил внимания на последние слова; он сосредоточился на вопросах.
– Труба – в седельной суме, – наконец произнес он.
– Спасибо, Василий.
Гермониак выпрямился, и Александр озвучил то, что не терпелось высказать всем его товарищам:
– Господин, он же дезертир!
– Это вы так считали, – бросил генерал-лейтенант. – А сейчас немедленно вызови врача. Да, ты, солдат!
Александр исчез с чувством, близким к ужасу. Гермониак повернулся к остальным:
– Дезертирство было подстроено; конечно, вы должны были в него поверить, чтобы не могли ничего разболтать, если бы чжурчжени захватили вас в плен. Я и помыслить не мог, что для Аргироса вы окажетесь опаснее кочевников.
Когда генерал-лейтенант наклонился к сумке, двое разведчиков воспользовались моментом и ретировались. Остальные переглядывались, смотрели в землю или в небо – куда угодно, только не на того, кто когда-то был их командиром, а потом превратился в невинную жертву.
Некоторые не сдержали возгласа восхищения, когда Гермониак достал трубу: они тоже видели ее в руках Орды во время стычки между разведчиками перед сражением с чжурчженями. Юстин первым разгадал замысел:
– Вы отправили его, чтобы завладеть колдовством степняков!
– Да, – холодно ответил Гермониак и повернулся к Аргиросу. – Как можно заставить работать чары?
– Я не думаю, что это чары, господин. Дайте ее мне.
Василий взял трубу в левую руку и зажал ее в согнутой в локте правой руке – конечно, запястье было сломано. С трудом он вытащил тонкую трубу до необходимого предела. Бардан Филиппик осенил себя крестным знамением против сглаза, когда Аргирос поднял трубу к глазам.
Он внес дополнительные поправки и протянул трубу Гермониаку:
– Поднесите ее к глазу и направьте на того часового, господин.
Генерал-лейтенант выполнил то, что предложил Аргирос, и тихо произнес:
– Матерь Божья!
Аргирос не уловил его слов. Он прислушивался к желанным звукам шагов военного врача.
– Отличная работа, отличная, – повторял несколькими днями позже Иоанн Текманий, когда Аргирос прибыл с формальным докладом к генералу.
– Благодарю, ваша светлость, – ответил командир разведчиков.
Он сидел на складном стуле, предложенном Текманием: раненому разведчику еще трудно было стоять на ногах. Он с благодарностью угощался вином, хотя и не привык к тому, чтобы генерал самолично наливал ему.
– Хотел бы я, чтобы ты достал две таких трубы, – сказал Текманий. – Одну бы мы оставили здесь, а другую отправили в Константинополь в качестве образца для ремесленников, и они изготовили бы новые, – Он остановился в раздумье, а затем добавил: – В Константинополь. Скоро я возвращаюсь на наш берег реки. Уж если я обходился без твоих глаз Аргуса столько лет, продержусь и еще месяц.
Аргирос кивнул. Он принял бы такое же решение.
Генерал еще пребывал в раздумье.
– Удивляюсь, что именно варвар, а не цивилизованный человек сделал такой прибор.
Аргирос пожал плечами.
– Он открыл, что надлежащим образом отточенный кристалл способен породить огонь. Потом, должно быть, он заинтересовался, на что способны два выстроенных в линию кристалла.
– Полагаю, так, – рассеянно произнес Текманий. – Теперь это не имеет значения. У нас есть труба; теперь нам надо выяснить, что мы можем выгадать из этого. Не думаю, что первые люди, получившие огонь от Прометея – если верить мифам, – понимали все до конца.
– Конечно, господин, – согласился Аргирос.
Рассуждения такого рода увлекали его. Христианство обращено в будущее, к более совершенным временам, и, значит, прошлое – менее совершенно. Но понять это непросто. На памяти Василия ничего не менялось, как и во времена его отца и деда, если судить по их рассказам.
Мысли Текмания устремлялись в ином направлении.
– Остается вопрос, как быть с тобой.
– Господин? – спросил удивленный Аргарос.
