— Нет, не обманывал, — засмеялся Флетчер, — но я никогда не говорил, что успех пришел ко мне в одночасье. Я говорил тебе, что в молодости был удачлив и немало попотел, упорно работая. Но сейчас это не имеет значения, честное слово. Эта часть моей жизни — уже прошлое.
Чар хотелось многое сказать ему сейчас, но она почувствовала, что от усталости и внезапно навалившейся на нее слабости она не в состоянии ворочать языком.
— Девочка моя, — неожиданно сказал Флетчер, словно обращаясь к ребенку.
На его лице отразилось внимание, забота и даже откровенная жалость. И без слов было ясно: что-то не так. Может быть, она вдруг потеряла свою привлекательность? Или Париж и страсть, охватившая их на вершине Эйфелевой башни, — только сон? Чар уже было собралась рассказать Флетчеру, что Росс больше не стоит у него на пути, и посмотреть, как он отреагирует на эту новость, как Флетчер протянул руку и заставил ее подняться.
— Пойдем. Ты так устала, что не можешь даже сообразить, как переставляют ноги при ходьбе, хотя это гораздо легче, чем размышлять, как и почему к одним успех приходит внезапно, а другим приходится за него бороться. Я не хочу больше слушать никаких возражений. Последние два дня я наблюдал, как ты отдавала распоряжения. Теперь моя очередь. Обувай туфли, мы уходим.
— Но банкет еще не кончился, — запротестовала Чар, — я не хочу уезжать домой.
— А ты и не поедешь домой, ты останешься здесь, в отеле, отдохнешь немного в одном из номеров. Не беспокойся. Я не собираюсь разорять «Броуди Дизайн», все за мой счет. Три сотни за ночь — это пустяк, если друг нуждается в отдыхе.
И Флетчер без дальнейших разговоров взял Чар под руку и, достав из кармана ключ от номера, повел ее к лифту.
— Флетчер, я не нахожу эту мысль удачной, — слабо сопротивлялась Чар, пока они поднимались на седьмой этаж.
И как только она могла подумать, что его интерес к ней ослабел? Пора бы ей уже изучить немного его характер. Флетчер терпеливо ждал своего часа и, дождавшись, добивался того, чего хотел. Точно так же он вел себя тогда на берегу, когда рассердил ее, и под парижскими звездами, когда от страха у нее захватило дух. Чар слышала учащенное биение своего сердца. Она знала, что ей следует сказать, но пока он уверенно вел ее по коридору, никак не могла сосредоточиться.
— Нет. Не говори ничего. Я отказываюсь слушать. Только «да, Флетчер», — и больше ничего. Понятно? — властно спросил он.
— Да, Флетчер, — вздохнула Чар, радуясь, что это согласие далось ей так легко.
Усталость внезапно прошла, и она с нетерпением ждала следующего движения Флетчера. Было бы так приятно, если бы он нежно провел ладонью по обнаженной спине, обнял бы и поцеловал, как тогда в Париже. Снял бы тонкие бретельки, удерживающие платье на плечах. Что, если так и будет?
И что тогда делать ей? Она не хотела допускать, чтобы он завладел ее чувствами, но больше не могла отрицать очевидного: ее страстно влекло к Флетчеру. Особенно когда они были наедине, как сейчас.
— Ну вот. Семь ноль два, — тихо сказал Флетчер, и его голос гулко отозвался в пустом холле.
— Семь ноль два, — повторила Чар, с удовольствием вслушиваясь в эти цифры. Она считала, что они приносили ей удачу.
Вдруг она почувствовала, что Флетчер больше не держит ее за локоть. Он обернулся и положил ключ ей на ладонь.
— С тобой все будет в порядке?
Взгляд его черных глаз с длинными, загнутыми кверху ресницами пронизывал Чар, смелые видения кружили голову. В этот вечер на нем была простая рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами. Как легко он мог выскользнуть из джинсов, расстегнуть остальные пуговицы на рубашке…
— Конечно, не сомневайся, — ответила Чар, и ее голос прозвучал так же бесстрастно, как и его. В чем проблема, ведь она взрослая. У нее есть жизненный опыт, так что нет причины чувствовать себя мотыльком, летящим на огонь, нет оснований для трепета и слабости в коленках.
— Хорошо.
Взяв у нее ключ, Флетчер вставил его в замок и, повернув, открыл дверь и пропустил Чар в номер, поразивший ее своим великолепным убранством. Чар, прошелестев платьем, прошла так близко, что у Флетчера закружилась голова от пленительного аромата ее духов.
— Спокойной ночи. Если буду тебе нужен, я — в семьсот десятом. Ты была сегодня великолепна!
Флетчер Хокинс оставил ее одну! Спать! В одиночестве!
В возмущении Чар сняла с ноги туфлю и, подняв ее над головой, собиралась швырнуть вслед Флетчеру. Хорошо, что вовремя остановилась. Не стоило портить дверь, если удар предназначался для чьей-то головы. Сейчас он, вероятно, растянулся на кровати и посмеивается над ней. Он точно знал, чего ждала от него Чар сегодняшним вечером. Это был тот самый Флетчер, о котором говорил когда-то Росс, — надменный, самоуверенный, сующий свой нос во все дела. И почему он казался ей таким необычным, волнующим, загадочным? Привлекательности в нем было не больше, чем в долговязом студенте-отличнике, увлекшем ее во время учебы в колледже, а потом бросившем из-за какой-то вертлявой красотки.
Ну, Чар ему еще покажет! Она тоже умеет играть в эту игру. Он убедится, как она может быть холодна и неприступна. Сняв вторую туфлю, Чар упала на постель и, включив телевизор, стала обдумывать, как отомстить Флетчеру.
— Мистер Кроун? Вас срочно просят к телефону, пройдите, пожалуйста, в фойе.
Луис Кроун кивнул молодому человеку и обратился к своим соседям по столику.
— Кто-то же должен работать, дорогие мои, не правда ли?
Перед тем как редактора издававшейся на Западном побережье газеты «Дамская одежда» позвали к телефону, элегантно одетые люди, сидевшие рядом с ним за столом, вели непринужденную беседу.
С интересом наблюдавший за происходившим из-за соседнего столика редактор «Калифорнийской моды» тоже извинился перед своими спутниками и вслед за Луисом Кроуном вышел к телефонам, установленным в фойе.
Подняв трубку, Луис обнаружил, что от приятной беседы за уставленным деликатесами банкетным столом его отвлекла Мелинда Пастернак, и расстроился. Хотя он редко встречался с ней, она все время надоедала Луису. Мелинда ухитрялась выглядеть всегда настолько нелепо, что было непонятно, как она могла писать о моде, ведь, чтобы удержаться в этом бизнесе, нужен соответствующий имидж.
— Луис, — сказала она. — Сегодня у меня нет времени болтать, поэтому молчи и слушай, что я тебе расскажу, — отрезала она, поэтому ему ничего не оставалось как сесть и обратиться в слух. Мысленно он послал ее к черту, но не прерывал. Он ждал, что она скажет дальше. — Сегодня в отеле был показ моделей от «Броуди Дизайн»?
— Ты же знаешь, что да. Я писал об этом в еженедельном обзоре.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты нашел этого дизайнера.
— Чар Броуди? — усмехнулся Луис. — Это было милое маленькое шоу, но, я думаю, брать у нее интервью нет смысла. Это не пойдет. «Дамскую одежду» не интересуют модельеры местного значения…
— Найди ее, Луис. Мне нужна рецензия на ее коллекцию для специальной вклейки. В завтрашний выпуск. А сейчас я хочу, чтобы ты нашел ее и…
Луис внимательно слушал, что говорила ему Мелинда. Повесив трубку, он бросился за кулисы. Сообщение Мелинды Пастернак пробудило в нем интерес к Чар Броуди. Тут же, не отходя от телефона, другой человек, редактор «Калифорнийской моды», позвонил своему доверенному лицу в «Дамской одежде» и попросил проверить последние сногсшибательные новости.
Около полуночи измученный Луис оставил надежду отыскать в Лос-Анджелесе Чар Броуди. Вклейка должна будет выйти без материала об этой девушке, так похожей на русалку. Сотрудник «Калифорнийской моды» уже нашел кое-какие сведения из ее биографии, а сама Чар Броуди лежала в номере отеля и смотрела повторный показ старого детективного фильма, не зная, что все самые влиятельные газеты, освещавшие модный бизнес, именно ей прочили место второй Коко Шанель.
