Мордек шагал через весь этот уличный хаос так, словно его вовсе не существовало. Мальчишки, собаки и даже куры расступались перед ним. Кот лишь покосился, затем снова лениво зевнул и, прикрыв глаза от солнца кончиком пушистого хвоста, безмятежно задремал. Мордек далеко идти не собирался и скоро свернул к дому ткача.
Баларг возился у ткацкого станка. После прихода гостя, он еще что-то некоторое время подправлял.
— Добрый день, — наконец, кивнул ткач довольно приветливо. — Ты выглядишь озабоченным.
— Действительно. Так и есть, — ответный кивок кузнеца вышел мрачным и тяжелым, словно сделанный из металла, с которым он работал.
— Ну, садись и рассказывай, коли пришел, — Баларг указал на свободный табурет.
— Я лучше постою, — отказался от предложения Мордек.
Пожав плечами, ткач тогда тоже поднялся на ноги. Он не был столь же широк в плечах как кузнец, но, пожалуй, больше чем кто-либо в Датхиле соответствовал ему в росте. Встав с табурета, Баларг, вероятно, хотел показать Мордеку, что не собирается позволять гостю нависать над ним. Однако тот проигнорировал подобную мелочь.
— Мой приход имеет отношение к твоей дочери, — подался вперед кузнец.
— К Тарле? — брови Баларга удивленно поползли вверх. — Мы, вроде бы, прежде уже все обсудили. Но если тебе есть, что добавить и ты решил вернуться к этому разговору, что ж я готов выслушать.
— Она завлекает проклятого предводителя аквилонцев, и он вьется вокруг нее, словно муха возле пролитого меда, — начал Мордек без обиняков. — Все в деревне вздохнут с облегчением, если аквилонский граф прекратит ездить в Датхил. И тебе это известно не хуже чем мне.
Теперь брови ткача сошлись вместе. Но, даже нахмурившись, Баларг не выглядел мрачнее Мордека. И голос его оставался спокойным.
— Поясни-ка, что ты имеешь в виду? Только следи за своими словами. Если ты считаешь, что моя дочь ведет себя неподобающе и пятнает честь киммерийской девушки, думаю, тогда нам надо выйти на улицу и разрешить накопившиеся разногласия. Ты как-то сказал, что личные отношения могут подождать, пока захватчики с юга находятся на нашей земле. Тогда я согласился с тобой. Но теперь, Мордек, считаю, что некоторые вещи не терпят отлагательства.
— Я не утверждал, что она сделала что-то непотребное, как тебе там показалось, — сердито выдохнул кузнец. — Я хотел только сказать, что когда приезжает этот надушенный Стеркус, она дарит ему улыбки.
— Ты говоришь, как человек, у которого сын, а не дочь, — усмехнулся Баларг. — Тарла — девушка, идущая по пути всех женщин. Всем им хочется покорять сердца мужчин.
— О, я знаю, что такое улыбки девушек. И также знаю, что самые сладкие из улыбок не обязательно означают призыв. Поверь, я не дурак. А ты, Баларг, совершаешь ошибку, если думаешь иначе, — сказал Мордек. — Но еще я знаю некоторые вещи, о которых не стоит забывать. Неужели рассказ о несчастной Угейн для тебя пустой звук?
— Угейн была игрушкой Стеркуса в городе, построенном аквилонцами, — возразил ткач. — Тарла же здесь в Датхиле. И Стеркус ее даже пальцем не коснулся, не говоря уж о большем. Или ты с упрямством будешь это отрицать?
— Нет. Не буду, — сказал Мордек. — Но и ты, наверное, не забыл о предостережении офицера, касательно своего командира? И тоже вряд ли станешь отрицать, что Стеркус уделяет ей слишком много внимания? То, что дворянин пока не сделал ничего дурного, не означает, что он не сделает это в будущем. А разве ты не слышал историй, которые рассказывают вражеские солдаты, относительно его пребывания тут? Графа как раз и отослали подальше от границ аквилонского королевства за связи с юными девочками. Он уже и здесь так поступал, Баларг. И велика вероятность, что повторит вновь.
— Ты говоришь об аквилонце, будто знаешь о нем больше моего, — хмыкнул Баларг.
Кузнец при этих словах вспыхнул от негодования, словно ткач обвинил его в дружбе с захватчиками. Ощутив свое преимущество, Баларг продолжал:
— Кроме того, если слушать все, что болтают солдаты, то не останется времени ни на какие другие дела. И еще я думаю, что все твои придирки вырастают из совсем других семян.
— Что за ерунду ты несешь? — разъярился Мордек.
— Ерунду? Вовсе нет. Ты жалуешься на аквилонца потому, что имеешь виды на союз Тарлы со своим сынком. Я сам не раз видел, как он пялится на нее, — как всякий умный человек, Баларг умел представить вещи в выгодном для него цвете.
— Он составил бы ей достойную пару, лучше, чем любой другой в Датхиле, и ты не можешь этого оспорить, — Мордек хмурился, по крайней мере, часть сказанного ткачом, соответствовала истине.
— В Датхиле? Вероятно, — Баларг говорил таким тоном, будто Датхил являлся каким-то ничтожным местом. — Тем не менее, Тарла с успехом могла бы придирчиво выбирать себе достойную партию в любой киммерийской деревни.
— А что если… — начал кузнец и вдруг прервал невысказанный вопрос.
Если бы он спросил Баларга — достойна ли Тарла развлекать жениха из Венариума, то нанес бы односельчанину смертельное оскорбление. Тогда бы их вражда разгорелась ярким пламенем, уже не зависимо ни от чего. Или хуже того, ткач мог дать однозначно понять, что хочет извлечь пользу от взаимоотношений со Стеркусом. Правда, результат был бы тот же самый.
Будучи умным и проницательным человеком, Баларг примерно понял, о чем хотел спросить кузнец.
— Мне кажется, что тут сказано достаточно. Даже более чем, — рявкнул ткач. — Еще я уверен, то тебе следует удалиться, или одна из наших жен станет вдовой еще до захода солнца.
— О, я уйду, — кивнул Мордек. — Только хочу сказать напоследок одну вещь: Ты не кузнец, Баларг. И ты ничего не знаешь об огне, с которым пытаешься играть, — он резко развернулся и вышел на улицу.
Мяч играющих мальчишек подкатился к его ногам. Прежде, чем кузнец о чем-нибудь успел подумать, его нога ударила по набитому тряпками шару. Мяч взмыл в воздух, пролетел над домиками Датхила и скрылся за деревней. Подростки следили за его полетом, забавно вытянув шеи и, как по команде, поворачивая головы. Когда он приземлился где-то в полях, одни из них побежали на поиски. Другие же, с благоговением смотрели на Мордека.
— Никто не может так бить, — сказал один паренек.
— Но он только что это сделал, Вирп, — возразил его товарищ, и Вирп протер глаза, явно не веря увиденному.
Мордек промолчал. Он медленно зашагал назад к своей кузнице, жалея, что не сумел вбить в голову Баларга здравый смысл так, как сейчас вложил весь свой гнев в удар по неповинному мячу.
Неся караул снаружи аквилонского лагеря, сын Бимура Грант наблюдал за отъездом графа Стеркуса на юг к Венариуму.
— Лучше бы в следующий раз Стеркус выбрал для визита какую-нибудь другую деревню, — поворачиваясь к кузену, сказал он.
— Ты не одинок в своем мнении, — кивнул его родич. — Чем чаще он сюда заглядывает, тем больше неприятностей для нас я вижу в будущем.
— Я вижу неприятности уже сейчас, — сквозь зубы процедил Бенно.
Из лагерных ворот показался сержант Нопель и сразу направился к часовым. Грант тут же попытался вытянуться в струнку, чтобы сержанту вдруг не пришло в голову, что он сутулится на посту. Однако Нопель подмечал практически все. Наблюдательность была одним из качеств, которые и возвели его в чин сержанта. Правда, сейчас он махнул рукой на такие мелочи, как недостаточная выправка солдат.
— Как у вас дела, парни? — спросил он.
— Что-нибудь случилось, сержант? — несмотря на дружелюбие командира, Грант продолжал стоять по стойки смирно.
Нопель помедлил с ответом. Он смотрел в сторону Датхила, но гандер подметил, что сержант смотрит не на деревню, а куда-то вдаль на север, где в диких лесах продолжали жить своей жизнью непокоренные киммерийцы.