эпаптэсу, что произошло.
Самосатий не увидел в этом ничего смешного, и Маниакис подумал, что старику явно недостает чувства юмора.
Вернувшийся Багдасар тоже не мог удержаться от смеха. Встав у дверного проема, он быстро прочел короткое заклинание и с легким поклоном отступил:
— Попробуй теперь, высокочтимый Самосатий!
Эпаптэс очень осторожно вошел в спальню; маг помахал рукой на прощание и снова удалился.
— О чем ты собирался спросить, когда магия Багдасара столь бесцеремонно прервала твою мысль, о высокочтимый Самосатий? — Маниакис изо всех сил старался щадить чувства старого эпаптэса.
— Ничего не помню! Все из головы повылетало! — В голосе Самосатия все еще слышались нотки возмущения. Он похрустел пальцами, не то от раздражения, не то чтобы освежить свою непослушную память. — А! Вспомнил! Я всего лишь хотел узнать, нет ли у тебя намерения сделать смотр нашему гарнизону, прежде чем он будет объединен с твоими силами?
— Не думаю, чтобы в таком смотре была особая необходимость, хотя весьма благодарен тебе за такое предложение, — ответил Маниакис, всячески стараясь сохранить серьезное выражение лица. Те, кто не привык вести солдат в бой, обычно придают очень большое значение всяческим смотрам и прочим церемониям. Сам он придерживался мнения, что людей лучше всего проверять в настоящем деле.
Самосатий не сумел скрыть разочарования. Может, ему просто хотелось увидеть всех своих солдат сразу в сверкающих доспехах? Если так, он не годился для такого важного поста, как эпаптэс Опсикиона. Маниакис пожал плечами. Время беспокоиться об административных перестановках придет позже. Когда — и если — ему самому удастся занять высший пост в Видессийской империи.
Сильно опечалившись, Самосатий незаметно исчез. Вскоре в дверь постучал Регорий. Никаких трудностей при входе в спальню у него не возникло: как и обещал Багдасар, соратники Маниакиса могли входить к нему свободно.
— Ну, скоро ли ты сможешь выступить, кузен? — спросил Маниакис. — И сколько солдат из городского гарнизона последует с тобой на запад?
— Вот те на! — присвистнул тот. — Так кто же из нас чересчур спешит, господин торопыга?
— Мне жаль каждой лишней минуты, проведенной здесь, — ответил Маниакис. — Чем дольше мы торчим на одном месте, тем больше у Генесия возможностей покончить со мной. Либо путем колдовства, либо при помощи ножа наемного убийцы. Движущуюся цель поразить куда труднее. Так когда же мы сможем выступить?
— Все наши люди и лошади уже на берегу, — сказал Регорий. — Думаю, мы сможем взять с собой около двух тысяч воинов из гарнизона, не подвергая Опсикион чрезмерной опасности набегов из Хатриша. Все так, как и должно было быть. Вряд ли мы могли рассчитывать на лучшее.
— Но? — требовательно переспросил Маниакис. — Должно быть какое-то «но», иначе на ясный и простой вопрос я получил бы короткий и ясный ответ!
— Да поможет Фос тому несчастному, который попробует тебя провести, что-нибудь скрыть от тебя, когда ты окажешься на троне, — вздохнул Регорий. — Бедняге придется пережить массу неприятностей. У нас в достатке людей и лошадей, но не хватает повозок для провианта, а наши торговые суда будет трудно провести вдоль южных обрывов Пардрайянских гор. У опсикионцев достаточно телег для их собственных нужд, но недостаточно, чтобы подвозить продовольствие для целого войска, когда мы продвинемся далеко на запад, к самому Видессу.
— Прах его побери, — пробормотал Маниакис себе под нос.
Никто, кроме военачальников да, может быть, крестьян, чьи поля подвергаются опустошению, никогда не задумывается, какие усилия требуются, чтобы обеспечить армию, целый город, находящийся в постоянном движении, всем необходимым: едой, обмундированием, оружием и так далее. Но если не позаботиться обо всем этом заранее, армия окажется не в состоянии сражаться, прибыв к месту битвы. Если она туда вообще прибудет.
— Я еще не осматривал город, чтобы оценить, что мы сможем реквизировать у торговцев, — сказал Регорий. — Хотел получить твое одобрение, прежде чем начинать что-нибудь в таком духе, поскольку знаю, что последует взрыв негодования.
— Так или иначе, сделать это необходимо, — ответил Маниакис. — Постараемся, насколько возможно, сгладить для них горечь потерь. Если мы проиграем войну, их теплые чувства к нам не будут играть никакой роли. Если выиграем, то сможем снова привлечь ворчунов на свою сторону.
— Верно. Когда ты так говоришь, все сразу становится на свои места. — Регорий почесал затылок. — Но не знаю, хватит ли у меня жесткости для того, чтобы должным образом командовать людьми.
Маниакис хлопнул двоюродного брата по плечу:
— Все будет отлично. У тебя есть решительность и напористость, необходимые для нашего дела. Ты хорошо знаешь, как сделать то, что должно быть сделано. Пройдет совсем немного времени, и ты будешь так же хорошо знать, что именно следует делать.
Будучи лишь несколькими годами старше своего кузена, он имел куда больший опыт командования и теперь ощущал себя как старый военачальник из поколения своего отца, подбадривающий молодого рекрута, у которого едва начала пробиваться борода.
— Я запомню твои слова! — выпалил Регорий и заторопился прочь.
А Маниакис отправился в порт, чтобы поговорить с Доменцием, и застал его, когда тот держал совет с главой калаврийской флотилии Франсом. Когда он вошел, Доменций как раз говорил:
— Весть о вашем выступлении наверняка уже достигла Видесса. Генесий никуда не годится как правитель, но шпионы у него превосходные. А потому, — Доменций упер указательный палец в карту, — следует ожидать встречи с флотом, базирующимся на Ключе, почти сразу после того, как мы обогнем мыс и направимся на северо-запад, к столице.
— Скорее всего ты прав, клянусь Фосом! — ответил Фракс, затем поднял голову от карты и увидел Маниакиса. Одновременно с Доменцием он вскочил из-за стола.
— Добрый день, величайший! — хором воскликнули оба.
— Добрый день, — ответил Маниакис. — Значит, вы оба думаете, что нам не миновать морского сражения? — Такая перспектива очень беспокоила его. Если флот на Ключе и в самом Видессе сохранит верность Генесию, то, даже собрав вместе все остальные корабли империи, все равно проиграешь войну.
— В этом не будет ничего удивительного, — сказал турмарх. Фракс кивнул, а Доменций продолжил:
— Конечно, даже если друнгарий остался верен нынешнему Автократору, вовсе не обязательно, что все капитаны поступят так же. Капитан, пренебрегающий настроениями команды, рано или поздно отправится кормить рыбу, если не сумеет вовремя сдать назад.
— Спасибо за науку, но мне сдавать назад уже поздно, — сухо сказал Маниакис, вызвав своими словами нервный смешок Фракса. — Лично я надеюсь попасть на Ключ, избежав по пути каких-либо столкновений. Для этого с помощью Господа нашего, благого и премудрого, мы попытаемся использовать вельмож; пусть они, так сказать, умаслят флотских офицеров.
— Конечно, — милостиво согласился Доменций, — это было бы великолепно. Но гарантий никаких. Шансы — пятьдесят на пятьдесят.
— Согласен, — сказал Маниакис. — Тогда подскажите мне, как изловчиться и нанести поражение флоту с Ключа в морском сражении.
Доменций переглянулся с Фраксом. Последний, может потому, что был с Маниакисом начиная с Калаврии, набрался смелости ответить:
— Величайший, если флот в полном сборе и хранит верность Генесию, шансов выиграть бой у нас просто нет.
Маниакис поморщился, но справился с собой, официально отсалютовав Фраксу.
— Благодарю за откровенность, — сказал он. — Я запомню этот случай и вознагражу тебя. Очень многие Автократоры пали по одной причине: ни у кого не нашлось смелости сказать им простую, но неприятную правду. Ликиний правил бы империей и поныне, а нам было бы незачем поднимать восстание, если бы кто-нибудь втолковал ему, что он подвинулся разумом, отдавая армии приказ зимовать к северу от
